Русская Духовная миссия: от прошлого к настоящему

На недавней встрече Патриарха Московского и всея Руси Алексия II с главой Палестинской автономии Махмудом Аббасом из уст Святейшего прозвучали пожелания об оформлении церковной собственности в Хевроне и Иерихоне за Русской Духовной Миссией: “Полагаю, что настало время, когда юридически необходимо закрепить за Миссией право на эту собственность”. Архиереи Зарубежной Церкви встретили просьбу настороженно и заговорили “об угрозе процессу объединения”.

Такая реакция с их стороны станет понятна, если вернуться к событиям сорокалетней давности, к началу весны 1966 года.

* * *

Определением Святейшего Патриарха Алексия I у Священного Синода Русской Православной Церкви от 7 марта 1966 года архимандрит Владимир (Сабодан), ректор Одесской Духовной семинарии¹, был назначен заместителем начальника Русской Духовной миссии в Израиле с пребыванием в Иордании, на территории которой действовали представители Русской Зарубежной Церкви. Для того, чтобы понять сложность и запутанность описываемых далее событий, следует подробнее представить предшествующую им историю.

Начало духовного представительства России на Святой Земле положила высочайшая резолюция императора Николая I об учреждении Русской Духовной миссии в Иерусалиме в 1847 г. Ранее Россия оказала помощь в отстаивании самостоятельности Иерусалимской Церкви от притязаний Константинополя на право избрания Иерусалимского Патриарха. Миссия должна была представительствовать от лица Русской Православной Церкви перед Иерусалимским Патриархатом, содействовать интересам Православия и помогать русским паломникам в Святой Земле, а также помогать местному духовенству и мирянам, в основном православным арабам. Первым начальником Миссии стал архимандрит Порфирий (Успенский), выдающийся российский археолог.

Особый вклад в развитие деятельности Русской Духовной миссии внес архимандрит Антонин (Капустин), назначенный на пост ее начальника в 1865 г. За годы его служения (до 1894 г.) Русская Православная Церковь не только укрепила свои отношения с Иерусалимской Церковью, но и благодаря его стараниям стала владеть многими священно-историческими местами Палестины. Верным помощником отца Антонина был Я. Е. Халеби. Турецкое законодательство разрешало приобретать земли только частным лицам и только подданным Порты. Именно поэтому земли приобретались на имя Халеби. Начало было положено в октябре 1868 г. покупкой Дуба Мамврийского с прилегающим к нему участком земли. Всего же архимандритом Антонином было куплено и законно оформлено 13 участков площадью около 425000 кв. метров, стоимостью до миллиона рублей золотом.

Новое столетие стало трагическим для этого региона. В конце Первой мировой войны арабы при поддержке британских войск изгнали турок, а с 25 апреля 1920 года мандат на управление этой территорией получила от Лиги Наций Британия. В июле 1937 г. королевская комиссия во главе с министром по делам Индии лордом Пилем рекомендовала разделить территорию британской подмандатной Палестины на арабское и еврейское государство. Тогда это сделать не удалось из-за несогласия арабов, в 1947 г. ООН взяла на себя ответственность за судьбу этой территории. Был разработан план, по которому 56,44% территории на запад от реки Иордан отходило к еврейскому государству, а 43,53% — к арабскому, при этом Иерусалим становился анклавом сосуществования нескольких общин. Палестинцы не согласились, и реализация плана не состоялась. Лондон объявил, что прекращает управление подмандатной Палестиной 15 мая 1948 г., в этот же день вступила в силу Декларация о создании еврейского государства. В день провозглашения Израиля пять арабских стран — Иордания, Египет, Ливан, Сирия и Ирак объявили ему войну и вторглись на территорию только что созданного государства, однако их армии были отброшены израильтянами. В результате перемирия Израиль включил в свои границы часть бывшей британской Палестины. Египет удержал сектор Газа, а окрестности Иерусалима и земли, известные сегодня как Западный берег, аннексировала Иордания, в 1966 году они по-прежнему входили в ее территорию, и именно сюда был направлен архимандрит Владимир. Спустя год, в ходе шестидневной войны 1967 г., Израиль отберет восточный Иерусалим и Западный берег у Иордании, но это будет позже означенных событий, о которых речь пойдет далее.

Преданным чадом Русской Православной Церкви в этих местах была 65-летняя монахиня Серафима Путятина, прибывшая в эти края в середине 50-х годов. Ее пострижение благословил митрополит Николай (Ярушевич). Встречалась матушка Серафима и со Святейшим Патриархом Алексием I, с митрополитом Никодимом (Ротовым). Ее письма к ним и по сей день являются важным источником, повествующим о событиях, предшествующих появлению в Иордании посланца из Москвы.

Близким к ней по взглядам был настоятель Братства Святого Гроба Господня архимандрит Герман, представитель Иерусалимской Патриархии, которого хорошо знали и в советском посольстве в Иордании. С ним она делилась своими радостями и горестями, доверяла ему передачу писем, адресованных Святейшему Патриарху Алексию (отец Герман передавал их через посольство или через начальника Духовной миссии в Иерусалиме).

В одном из своих писем матушка Серафима оценивала ситуацию так: “Бездействие с нашей стороны является для раскольников созидательной работой, они крепнут, потому что нас нет!”. Это письмо было датировано 1-м марта 1966 года. А через две недели архимандриту Владимиру (Сабодану) надлежало явиться к новому месту служения.

Иерусалимский Патриарх Венедикт был уведомлен телеграммой из Москвы о его приезде как заместителя, но без развернутого объяснения. Оно состоялось только 15 марта на аудиенции у Иерусалимского Патриарха. Именно тогда архимандрит вручил Венедикту письмо от Святейшего Патриарха Алексия. Позже владыка Владимир вспоминал: “Так как никто не знал заранее, с какой миссией я прибываю, то письмо, врученное Его Блаженству, явилось громом среди ясного дня. Блаженнейший, прочитав внимательно приготовленный в посольстве перевод письма Святейшего Патриарха Алексия, с мрачным и раздраженным видом заявил, что сам решить этот вопрос он не может, а поэтому завтра созывает Синод и на Синоде будут решать: принять меня или нет…”².

Синод ничего не решил. Против присутствия архимандрита Владимира, кроме Патриарха, выступили архиепископы Василий и Афинагор. Венедикт не скрывал обиды, а одна из арабских газет 18 марта указала на конкретную причину приезда архимандрита Владимира: он будет смотреть за имуществом, принадлежащим Русской Церкви. А пока его, в ожидании решения, поселили в здании при Патриархии. “Комнату ему представили из худших, с невыносимыми условиями пребывания. И вообще отношение было далеко не гостеприимное. К нему были приставлены два архимандрита, которые фактически следили за всеми его передвижениями. Все греческие Преосвященные и священники Иерусалимской Патриархии явно сторонились и избегали встреч с архимандритом Владимиром”. Только спустя неделю немного улучшился рацион питания: кроме постоянной чечевицы теперь подавались маслины и салат.

И если Патриарх Венедикт выжидал, то представители Русской Зарубежной Церкви во главе с протопресвитером Г. Граббе засуетились: прибытие отца Владимира в Старый город напугало их. Только-только улеглись страсти с имуществом, а тут — посланник Московской Патриархии и прямо в Иорданию. (С момента установления дипломатических отношений между СССР и Иорданией некоторые лидеры иорданского правительства считали, что все русское имущество следует передать советскому руководству.) Зарубежная Церковь нашла поддержку у США, был даже составлен специальный документ для суда в Гааге.

До судебного разбирательства дело не дошло. Иорданское руководство все оставило как есть. А один из крупных чиновников в разговоре с архимандритом Владимиром так озвучил правительственную линию: “Мы имеем телеграммы от трех Церквей, заявляющих свой протест по поводу вашего появления и тем более пребывания здесь. (Назвать Церкви он отказался.) И мы Вас не признаем здесь, можете не надеяться. Запомните, мы признаем здесь единственную Русскую Церковь — белую. Это мнение всего нашего правительства и мы ему никогда не изменим, мы не будем и не собираемся отступать от него. И Патриарх Венедикт Вас не признает…”³.

Иерусалимский Патриарх метался, не зная, что делать: с одной стороны жали зарубежники, раздувая шумиху о том, что “в Израиле советским посольством проданы все церковные участки, такова, мол, судьба ждет и участки в Иордании. Советы продадут кому угодно, чтобы только не оставлять это в церковных руках, большевики хотят уничтожить русскую настоящую церковь в Иордании”⁴. С другой стороны — ссориться с Москвой не хотелось.

Но оставаться в двусмысленном положении не хотелось еще больше. И Патриарх Венедикт решился…

19 марта он отправил письмо в Москву.

“Иерусалим, Иордания

Его Блаженству Патриарху Московскому и всея Руси.

Мы были удивлены и весьма огорчены решением Вашего Блаженства и Священного Синода в отношении внезапного и неожиданного назначения архимандрита Владимира (Сабодана) заместителем начальника Русской Духовной миссии в Иордании без нашего согласия, несмотря на то, что Мы являемся Верховной Церковной властью.

Это было сделано без каких-либо простых предварительных предупреждений, необходимых согласно правилам вежливости со стороны Вашего Блаженства. По крайней мере, по долгу существующих братских отношений, подобное назначение ставит нас перед свершившимся фактом и может разрушить основу существующих братских отношений между нашими Патриархатами. Отравляет дружественные хорошие взаимоотношения, развивающиеся между нами. Мы не только не можем принять подобное назначение в любом смысле, но протестуем против основания постоянной Русской Духовной миссии в Иордании, которое противоречит положениям Священного Канонического Права и Законов Нашего Патриархата. Принимая во внимание то, что в нашем Патриархате существует Русская Духовная миссия, к которой мы относимся с уважением и к которой Наше отношение всегда было положительно братским, безупречно удовлетворяя любое соответствующее дело, желая поддержать неразрывную связь братства между нашими Святыми Церквами, Мы очень просим Ваше Блаженство немедленно отменить назначение архимандрита Владимира, пока данное дело не приведет к неприятным последствиям, принимая во внимание то, что Наше положение здесь весьма деликатное, и подобное назначение может усложнить дело и может нанести вред, что Вашему Блаженству, безусловно, нежелательно.

С братской любовью,

Патриарх Венедикт”⁵.

Патриарх Венедикт был человеком сложным и неоднозначным. Так, в одном из отчетов начальника Духовной миссии в Иерусалиме архимандрита Гермогена митрополиту Никодиму (Ротову) были и такие слова: “Архимандрит Герман неоднократно говорил мне, что Патриарх Венедикт, в случае, если мы будем противиться его требованиям, то он может допустить раскольников к совместному богослужению у Гроба Господня и в других храмах Патриархии”.

Особенности его характера отмечала в письме к Патриарху Алексию и монахиня Серафима: “Вчера меня вызвал архиепископ Афинагор и от имени Патриарха Венедикта запретил мне носить крест, который Вы изволили на меня возложить, и который я неизменно надевала, когда ходила в церковь на литургию. Первая моя реакция была та, которую следовало ожидать от многовековой традиции, в которой я была воспитана. Я возразила, что Ваше Святейшество возложили на меня крест, и только Вы имеете право крест этот с меня снять <…> Зная хорошо характер своего Первосвятителя, отец Герман не сомневается, что малейшее с моей стороны неповиновение вызовет мое быстрое изгнание из Иерусалимской епархии, и тогда ведь я даже не смогу перебраться в Израиль”. Позже все именно так и случилось.

Позиция Иерусалимского Патриарха и определенной части иорданского руководства являлась прежде всего результатом сложной политической ситуации в этом регионе: здесь столкнулись интересы США, Израиля и Советского Союза. Касались они и собственности, принадлежавшей до октябрьских событий 1917 года России и Русской Православной Церкви. (В означенный период она находилась в руках Русской Зарубежной Церкви.) В одном из своих отчетов Председателю ОВЦС митрополиту Никодиму (Ротову) архимандрит Владимир подчеркнул: “Нуж­но сказать, что раскольники действительно сильны. Вся их мощь и сила в посольствах Америки и Англии. У нас, к сожалению, такой силы еще нет в Иордании ни церковной, ни гражданской, чтобы можно было в гармоническом сочетании творить историческую правду. Мое там пребывание в этом меня убедило”⁶.

Не было должных сил и на территориях, окормляемых Русской Духовной миссией. Прежде всего это касалось Горненской Обители. По оценке архимандрита Гермогена, “администрация монастыря во главе с игуменией Тавифой малоинициативна и бездеятельна, в то время как некоторые из старых монахинь, хоть их осталось совсем немного, часто проявляют инициативу в целях дезорганизации”. Выход, по мнению начальника Духовной миссии в Иерусалиме, был один — появление в монастыре новой игумении, которая “могла быть хорошим руководителем и организатором”.

Архимандрит Гермоген считал, что если использовать “об­шир­ные территории хотя бы на 60–70%, то можно было бы поднять монастырь во многих сторонах его жизни. Для этого необходимо, во-первых, разрешить вышеуказанную проблему и прислать новое пополнение монахинь с родины, хотя бы человек пятнадцать”. Это было необходимо, так как большинство монахинь находились в преклонном возрасте. “Из 51 монахини — 28 нетрудоспособных совершенно, а из оставшихся — 10 монахинь находятся на послушании по участкам Миссии, как-то: в Тиверии, в Хайфе, в Яффе. Эти оставшиеся 13 монахинь несут все тяготы монастырской работы: хозяйственные, церковные и уход за больными”. (Спустя какое-то время в обитель приехали монахини из Советского Союза, но архимандрит Гермоген этого уже не застал: он покинул Миссию вскоре после описываемых событий.)

Незадолго до своего отъезда архимандрит Гермоген установил отношения с насельницами Елеонского и Гефсиманского монастырей, находившихся под окормлением Русской Зарубежной Церкви. Некоторые монахини открыто заявляли о готовности уйти под опеку Русской Духовной миссии. «Такими монахинями являются Валентина и Феодосия, находящиеся в Александровском подворье (“Русские раскопки”). Эти монахини заслуживают особого внимания, так как они единственные, которые после выселения монахини Серафимы Путятиной из Иордании открыто общаются с нами, информируют нас об обстановке в Иерусалимской Патриархии и активно защищают интересы нашей Миссии». Будущему начальнику Миссии архимандрит Гермоген рекомендовал не прерывать этих связей и опираться на них.

Среди монахинь, проживающих в Малой Гефсимании, была вдова знаменитого русского композитора Глазунова. Матушка Александра, как отмечал отец Гермоген, “пользуется авторитетом среди монахинь раскольнических монастырей и с нею считается их руководство. Она неоднократно вела переговоры с настоятелем русского храма в Хевроне и уже добилась его согласия встретиться со мною, правда, не открыто, а незаметно для других, на ее квартире”.

Неожиданным был один из мотивов предполагаемой встречи: “Монахиня Александра поговаривает о перенесении останков своего мужа композитора Глазунова из Парижа в Москву. Только она желает, чтобы перенесение было соблюдено по всем религиозным формам”. Встреча с матушкой Александрой у архимандрита Гермогена так и не состоялась, а в 1966 году в планы советского руководства перенесение праха композитора явно не входило.

Москву интересовала недвижимость в Иордании. В посольстве этим вопросом занимался советник Ю. Сусликов. Он не только подробно писал в МИД о том, что и где было куплено в 80-х годах XIX века начальником Русской Духовной миссии отцом Антонином (Капустиным), но и сам посещал эти удивительные места. Одним из таких мест была Лавра Преподобного Харитона в Айн-Фарре (примерно в 10 км к северо-востоку от Иерусалима). При жизни Преподобного в Лавре собирались до 4 тысяч молящихся. К моменту приезда архимандрита Антонина (Капустина) здесь остались только пустые пещеры и развалины былых строений. Архимандрит приложил много усилий для покупки этого места, но его старания успехом не увенчались. Лишь в 1903 году остатки строений были приобретены иеросхимонахом Пантелеймоном, настоятелем русской обители на Афоне. Лавра была восстановлена, но перед самым началом Второй мировой войны она сильно пострадала от пожара. После войны иеромонах Герасим, много сделавший для сохранения святыни, из-за старости и немощи вынужден был уехать в Иерусалим, передав Лавру эмигрантской Духовной миссии. В начале 60-х годов отца Герасима не стало. В 1966 году Лавра представляла собой “участок земли у отвесной скалы (до 50 км); к ней же относится также участок земли на вершине скалы.

…Лавра огорожена, над железными входными воротами установлен крест. На участке построен небольшой двухэтажный дом с часовней и 2 кельи.

…В большой пещере в склоне горы на высоте 10–12 м устроена церковь (20–30 м, — так в документе — О. В.), а рядом в пещере поменьше повешены афонскими монахами три малых колокола;

…В Лавре постоянно никто не живет; один раз в два-три месяца в Лавру приезжает наблюдающий иеромонах Мефодий (по другим данным — Мелетий), приехавший в Иорданию из Югославии; он живет в Лавре по несколько дней <…> Богослужение совершается только раз в году — в день Преподобного Харитона”⁷.

К подробному отчету советника посольства были приложены фотографии. И это — только одно из мест, интересовавших как церковную, так и гражданскую власть в Советском Союзе. (Как известно, вопрос собственности был и остается одним из самых сложных в любых переговорных процессах. И последние события тому подтверждение.) Но об этом чуть позже…

А тогда, в марте 1966 года нужно было выходить из сложившейся ситуации, которая обострила отношения между братскими Церквами.

С миротворческой миссией в Иерусалим выехал митрополит Никодим, прибывший туда вместе с группой паломников 8 апреля. И как отмечал начальник Русской Духовной миссии архимандрит Гермоген, “сгустившиеся тучи рассосались, и страсти улеглись. Даже несмотря на то, что архимандрит Владимир все-таки покинул Иорданию в результате неблагоприятной политической обстановки в Иордании, следует считать, что приезд Вашего Высокопреосвященства сыграл решающую положительную роль в укреплении братских взаимоотношений между Иерусалимской и Русской Православными Церквами, и это основа нашего будущего в Иерусалиме и даже других местах за рубежом”⁸.

Мудрый отец Гермоген, анализируя всю ситуацию, сделал вывод, с которым трудно не согласиться: “шумиха с телеграммой, выдворение монахини Серафимы и архимандрита Владимира должны были создать общественное мнение о якобы состоявшемся конфликте между Русской и Иерусалимской Церквами”⁹.

Дипломатический дар митрополита Никодима успокоил Патриарха Венедикта, но вопрос о деятельности Иорданской Духовной миссии пришлось отложить на долгие годы.

* * *

По распоряжению Ясира Арафата в 1997 году Русская Православная Церковь получила Троицкий монастырь в Хевроне, а в 2000 году — подворье в Иерихоне. Их возвращение произошло до начала переговоров с Русской Православной Церковью за рубежом в ноябре 2003 г. Руководство Зарубежной Церкви, по словам секретаря Архиерейского синода РПЦЗ епископа Манхэттенского Гавриила, рассчитывало, что Московская Патриархия в знак примирения вернет часть отобранной в Палестине собственности РПЦЗ. Поэтому просьба Патриарха юридически закрепить за миссией РПЦ право на нее тут же вызвала резкий протест со стороны иерархов Зарубежной Церкви. «Я очень разочарован, — заявил “Коммерсанту” заместитель председателя Архиерейского синода РПЦЗ архиепископ Германский Марк. — Ведь в начале процесса было сделано заявление о том, что мы должны воздерживаться от любых действий и высказываний, которые могут огорчить другую сторону. А это именно такое действие». В августе 2004 года Синод Русской Православной Церкви принял решение отказаться от возбуждения судебных исков и прекратить существующие судебные дела по имущественным претензиям к Зарубежной Церкви. Подобное решение приняли и зарубежные архиереи. События показывают, что действеннее было бы для обеих сторон отказаться от новых имущественных споров и сохранить положение, сложившееся на момент начала переговоров, чтобы история не могла повториться.