Русская смута – болезнь в хронической форме
Начало века, разговор «о том»
Мне бы хотелось поразмышлять о жизни патриарха Тихона. Его житие, я думаю, вы теперь без проблем можете прочесть. Но я думал об особой роли этой личности ещё в 80-е, когда крестился, задолго до его у нас прославления.
Говоря о начале XX века, мы обычно вспоминаем о политиках, разных исторических персонажах, а патриарха Тихона опускаем. На мой взгляд, незаслуженно. И когда размышляем об историческом контексте его жизни, то говорим о революции, но это, на мой взгляд, совершенно неважно…
В 1914 году Россия оказалась втянута в войну. Избежать ещё мы не могли, но готовились совершенно не к тому, что получилось. Первые планы гласили, что война будет быстрой, говорили даже о сорока днях. А когда она затянулась, выяснилось, что в стране нет промышленности, снарядов, самого необходимого. Но через два года всё это уже было, «прогнивший режим» всё обеспечил. То есть, режим-то был нормальный.
Но был гигантский духовный кризис. У Чехова мы наблюдаем героев, которые томятся, мечтают о прекрасной жизни через двести лет. Хотя вроде бы у людей всё есть. Но Чехов очень верно отразил настроения общества.
Лавина
И вот эти настроения передаются государю, и он подписывает отречение. Кстати, документ, совершенно пустой и не имеющий силы с юридической точки зрения. Просто людям казалось: если что-то сделать – сместить государя, убить Распутина – что-то изменится. И на Акте об отречении государь карандашом пишет: Николай.
И на следующий день начинается лавина. Мы до сих пор не знаем, что произошло на Балтийском флоте, но там убивают офицеров. Поднимаются бунты, и уже к весне это доходит до русской деревни.
Нельзя сказать, что это революция. Мы – не Франция, у нас нет третьего сословия, которое претендовало бы на власть. И Ленин не доставлен ещё в Россию, и никто не знает, кто такие большевики, но начинается смута.
Хроники русской смуты
Недавно опубликованы записки сельского священника одной из среднерусских губерний. Вот весной 1917 года он идёт на службу, и на паперти дезертиры смолят самокрутки. Потом на него нападает кто-то пьяный с криком: «Ты мразь, а я гражданин…»
И уже начинаются убийства священников, погромы в некрупных монастырях.
Есть записки митрополита Вениамина (Федченкова). Весной он идёт мимо Храма Христа Спасителя. А там какой-то митинг – студент, а после кучер говорят о светлом будущем. И тогда ещё епископу Вениамину это очень симпатично – он берёт слово и говорит: «Только Бога не забывайте». И ему аплодируют.
То есть настроения церкви были иногда очень утопичны и оптимистичны.
А в стране – телеграммы с приветствиями Временному правительству. Хотя первым же своим указом это правительство уничтожает единоначалие в армии. То есть, вопрос, «наступать или нет», отныне решают на митинге. Представляете, какая у этой армии боеспособность?
Разрушается деревня, офицерство, земство как институт исчезло уже через несколько месяцев, и самоуправления у нас нет до сих пор.
В этой Смуте выживет только Церковь, которая расцветёт тысячами исповедников и мучеников. Они пошли до конца за Христа и сохранили хоть какое-то представление о России. По большому счёту, они – единственный наш на сегодня не обесцененный капитал.
И состояние смуты характерно и для нас сейчас. Странно: в стране полно денег, образованных людей, но сделать она ничего не в состоянии. И, удивительным образом, слова «новомученики» нет в новом учебнике истории.
Лето 1917: Москва военная
Солженицын говорил, что «Россия проиграла XX век». С этим нельзя согласиться – именно хотя бы потому, что в России в этом веке был Патриарх Тихон.
На Успение в 1917 году начинает работу Собор. На нём звучат предложения о возрождении патриаршества, но с ними согласны не все. Хотя, в конце концов, решение об этом принимают — как раз накануне октябрьских событий.
В ответ на октябрьский переворот в Москве начинается сопротивление. На улицах города идут бои. Здание московского генерал-губернатора оккупировано.
Кажется, проблемы нет: в московском военном округе тридцать тысяч офицеров, но защитить Москву пытаются только юнкера. Им нужен вождь, и они отряжают группу к генералу Брусилову, просят его возглавить белое движение — и он отказывается.
Это показывает нам размер русской смуты. То есть, история о том, что власть захватила кучка большевиков, – неверна. Не будь в этой истории замешаны все, большевики не пришли бы к власти.
29 октября юнкера обороняют Кремль, а большевики выкатывают артиллерию на Воробьёвы горы, и бьют по нему прямой наводкой. И тогда в Кремле остаются только депутаты Собора – часть приехавших в Москву архиереев поселились в Чудовом монастыре.
И собор отряжает депутацию в дом генерал-губернатора во главе с митрополитом Платоном (Рождественским). Депутации обещают, что обстрелов Кремля не будет — и это завершается мощнейшим обстрелом в ночь на 3 ноября, когда один из снарядов пробивает купол Успенского собора.
Становится понятно, что проводить выборы там невозможно, поэтому заседания Собора переносятся в Храм Христа Спасителя. Дальнейший ход Собора – со жребием – вы, несомненно, знаете.
Смута: продолжение
После поставления Патриарх едет в Троице-Сергиеву Лавру. А смута, тем временем, разрастается дальше. Генерал Деникин, хорошо знавший тогда ситуацию, называет свои воспоминания именно «Очерками русской смуты».
Идея захвата власти очень рано формулируется в работах Ленина, но нужно понимать, что захватить власть большевики могли только в состоянии смуты. Казалось бы, захватили власть – успокойте общество. Но большевики могут сохраниться у власти, только смуту продолжая. И начинается гражданская война.
Потом возникнет теория, что войну начали сопротивляющиеся эксплуататорские классы. Но, если присмотреться внимательно, «классов» этих было крайне немного. В начале 1918 года в Ледяной поход отправляется всего три тысячи человек.
Зато идёт масштабная война с крестьянством, которая закончится лишь раскулачиванием в 1929. Зато происходит подавление восстания ижорских и ижевских рабочих. Интеллигенцию высылают пароходами.
Война с Церковью оказалась, в конце концов, единственным фронтом, на котором большевикам не удалось одержать победу.
Первый год патриаршества
Интересно, что своё первое воззвание Патриарх обращает не к большевикам, а к «безумцам, которые развязали смуту». Если бы представить, что в ответ на него крестьянство успокоилось, смута прекратилась бы в течение нескольких дней.
На годовщину октябрьского переворота Патриарх напишет обличительное обращение к совету народных комиссаров, в котором пытается напомнить, какие обещания они давали, придя к власти.
Это – акт беспримерного мужества, так как уже работает ЧК, уже подписан декрет об отделении Церкви от государства, после которого фактически началось ограбление Церкви. И на вопрос, что доносится до него из епархий, Патриарх ответит: вопли.
Кампания против Церкви
Дальше начнутся военные кампании против Церкви. 1922 год – изъятие церковных ценностей, теперь известно, что инициировало эту операцию Политбюро.
Весной Патриарха вызывают свидетелем на процесс над московскими священниками, сопротивлявшимися изъятию. Тогда же обсуждаются планы суда над самим патриархом и планы раскола церкви с помощью обновленцев.
В этом участвуют множество монахов и мирян. Устраивается второй собор, который принимает решение о том, что Собор 1917 года был политической акцией, это решение поддерживают и вселенские патриархи. Делегаты этого «собора» ночью приходят в Патриаршие палаты на Самотёке, где сейчас московское подворье Троице-Сергиевой Лавры.
Личность Патриарха
И Патриарх Тихон воспринимался тогда странно – он не был борцом и политическим лидером. И остались записки, авторы которых возмущались: ну, как это так? «Хи-хи, ха-ха и гладит кота». А на самом деле патриарх был старцем, и только такой взгляд из вечности позволил ему пережить те события.
В 1923 году Патриарх был посажен в тюрьму, и с ним работает главный исполнитель антицерковных кампаний того времени – Тучков. И в газетах появляется подписанное Патриархом признание о том, что он вёл какую-то контрреволюционную деятельность. Несомненно, это – результат компромисса, но людей, воспитанных на примерах героической борьбы, это смущает.
Но ведь это – не гонение римских времён. Большевики делают вид, что они никого не преследуют за веру. Преследуют за контрреволюционную деятельность. На Патриарха фактически возводят напраслину, которая к вере отношения не имеет. И в его защиту выпускает даже премьер-министр Англии Керзон.
Патриарха отпускают, он возвращается в Донской монастырь и на следующий день служит литургию, на которую собирается огромное количество народу. И люди говорят: «Мы поняли — обращение в верховный суд написано для большевиков, а не для нас».
Сиянием своей святости патриарх Тихон подобные компромиссы покрыл.
Миссия Патриарха
Так же Санкт-Петербургский митрополит Вениамин (Казанский) пережил страшный шантаж во время изъятия церковных ценностей. Ему говорят: «Нужно помочь голодным!» И это в то время, когда в «Помголе» Церковь участвует с самого начала.
Надо понимать, что своим поведением эти люди отвечали за всю Церковь. И в этой ситуации одна миссия у рядового священника, другая – у архипастыря и предстоятеля.
Хочу сказать о том, что Патриарх не сделал. Он не благословил Белое движение. Он не сделал это тайно, не сделал, когда Деникин был в двух переходах от Москвы. И это – часть его подвига, потому что в той войне не было правых.
Белое движение требует отдельного разговора, но все эти люди принимали участие в русской Смуте. Генерал Корнилов арестовывал царскую семью, кто-то ходил с красными бантами. Но общее поражение по признанию самих его участников, было по причинам нравственным.
По окончании выступления было задано несколько вопросов из зала.
– Совместимы ли идеи коммунизма и религии? На первый взгляд, обе системы ставят во главу угла человека. Их иногда противопоставляют, но ведь человек – не простое существо.
– Мы видим, что сегодня предпринимается попытка возрождения коммунистической идеи. Но на самом деле я бы сказал, что нынешняя КПРФ – это непонятная организация, которая занимается эксплуатацией бренда.
На коммунистов они похожи тем, что те были представителями некоей «всепобеждающей идеи». Нынешние же коммунисты предлагают вернуться к советским достижениям, когда мы запустили человека в космос. Вроде бы – тоже достижения и ощутимые. Но причём тут коммунизм?
Да, человек – сложное существо. Но мы сегодня – крайне примитивны. Та сложность, которая была до катастрофы начала XX века, планомерно уничтожалась. И все попытки вернуться к спасительной сложности – блокируются.
Сказано «русский мир». Давайте хотя бы обсудим, что это. Но общественная дискуссия по этому поводу провалена.
Вопрос, который задали вы, становится возможен, только если мы забудем вообще все. Наше отличие от прежних разрушителей русского мира состоит в том, что они-то из него вышли. Нам осталась Церковь, но почти не осталось русской культуры. Правда, возродить её можно – невозможно возродить только апостольскую преемственность.
– Возможно ли возрождение самодержавия в России?
– Это вопрос формальностей. На самом деле та модель государства, которую создал у нас Иван III (кстати, основатель современной государственности, почему бы не поставить ему памятник?), претерпела мало изменений. Просто человек, стоящий у власти, назывался то генсеком, то президентом. А полномочия у него – примерно одни и те же.
– Путину за шестьдесят. Как вы видите развитие страны после него?
– Вопрос совершенно праздный. Мы очень мало, что сделали за последние двадцать пять лет. Обсуждать вопрос, кто мы, нужно было во времена первых петиций Солженицына – в 60-е. А у нас сейчас… Почитайте «Литературную газету» – она абсолютно коммунистическая. Мы не изменились. А кто будет занимать первый пост в государстве – это вопрос не главный.
– Где корни русской смуты?
– Понимаете, смута – это болезнь, которой русский народ болеет в хронической форме. Вот в кризисы мы болеем так. Чуть что – у нас вылезает куча самозванцев. Неслучайно все наши революционеры посменили имена – это комплекс самозванцев.
Французская революция началась с того, что крестьяне захотели участвовать в перераспределении налогов. У нас этими вопросами не интересовался никто.
Фото: Ефим Эрихман
Видео: Виктор Аромштам