– В первой половине XX века принято говорить о двух волнах эмиграции. «Первую волну» традиционно связывают с периодом революции и Гражданской войны. Это люди, покинувшие родину самостоятельно, в составе воинских частей, в потоке гражданских беженцев, отступивших за границу с чинами Белых армий, выехавшие за границу вместе с семьей или бежавшие за рубеж нелегально. В составе «первой» волны Россию покинули около одного миллиона человек.
В это число не входят представители русских национальных меньшинств, проживавших на бывших окраинах Российской империи, получивших независимость – они российскую или советскую границу не пересекали, а просто получили новый статус. Некоторые из них всё же отождествляли себя с русской эмиграцией и позднее стали эмигрантами, по разным причинам выехав дальше на Запад, в первую очередь из-за опасения прихода советской власти. Позднее в Зарубежье эмигрантами стали называть и детей, а порой и внуков преимущественно представителей «первой» волны, даже если они родились уже за пределами России – многое зависело от самоидентификации, мироощущения и жизнечувствия каждого конкретного человека.
«Вторая» волна 1940-х годов – это примерно полмиллиона человек, имевших гражданство СССР по состоянию на 22 июня 1941 года, покинувших территорию СССР в годы войны (часть остарбайтеров и военнопленных, не вернувшихся на родину из Европы, беженцы, добровольно выехавшие с оккупированной территории СССР, а также власовцы и другие советские граждане, сотрудничавшие с противником в разных формах, члены их семей) и избежавших послевоенных репатриаций. Сюда же можно причислить несколько тысяч советских военнослужащих и специалистов, перебежавших из советских оккупационных зон стран Европы на Запад во второй половине 1940-х годов. Но абсолютное большинство составляли жители территорий, присоединенных к СССР в 1939-1940-х годах. Доля представителей всех национальных групп, отождествлявших себя именно с российской культурой, в этом потоке была вряд ли больше 100 тыс. человек.
Мы будем говорить о «первой» волне российской эмиграции.
К. М. Александров
Тут нужно понимать, что русские эмигранты и русские белые эмигранты – это разные категории. Русский эмигрант – это человек, отождествлявший себя с определенной культурной – а в большинстве случаев и религиозной – традицией, независимо от национальных или политических симпатий. Русский белый эмигрант, кроме того, занимал и вполне определенную политическую позицию, часто – энергичную, принципиальную, активистскую, то есть активного неприятия большевистской власти, ее преступлений и противостояния ей – и в той или иной степени связывал себя с Белым движением и традицией национального сопротивления большевикам. При этом далеко не все русские эмигранты, считавшие себя принципиальными политическими противниками большевиков, симпатизировали белым. Так что палитра настроений, оценок, реакций, взглядов была яркой и разной.
Крымский Исход 1920 года, конечно, отличался от Нарвского, Одесского, Новороссийского, Дальневосточного и других исходов. И здесь дело не только в многочисленности – исход русских людей в Маньчжурию тоже был многочисленным. За короткий период пребывания у власти в Крыму и на Юге России в 1920 году генерал-лейтенанту барону Петру Николаевичу Врангелю и его ближайшему соратнику, Александру Васильевичу Кривошеину, чье имя гораздо меньше известно нашим современникам, в значительной степени удалось создать модель российской государственности и наглядно показать и современникам, и потомкам – на каких основах и принципах белые собирались созидать и восстанавливать Россию.
Крымский Исход – это конец несостоявшегося русского Тайваня. И очень важно, что Русская Армия, с которой ушли десятки тысяч гражданских беженцев, покинула родину проигравшей, но не побежденной большевиками, что впоследствии причиняло им немалые беспокойства. «Мы вынесли Россию на своих знаменах», – подчеркивал в одном из своих приказов генерал Врангель. В 1920-1921 годах в Крыму и в лагере I армейского корпуса в Галлиполи была создана и укреплена очевидная альтернатива большевистской власти – и военная, и политическая, и социальная, и духовно-нравственная. При этом ведь белые и беженцы, покидавшие Крым 95 лет назад, понятия не имели о том, какой чудовищной ценой Россия и ее народ заплатят за власть большевиков в ближайшие тридцать лет.
– Известны ли точные цифры уехавших?
– По данным генерала Врангеля, на 126 кораблях и судах Крым покинули 145 693 человека. По данным его соратников – подпоручика Владимира Христиановича Даватца и общественно-политического деятеля Николая Николаевича Львова – на 126 кораблях и судах были вывезены до 136 тыс. человек. Порядок цифр представим.
Крымская эвакуация
– История не знает сослагательного наклонения, но тем не менее – а если бы не уехали? Могли ли остаться? Что сыграло главную роль в выборе судьбы, какие аргументы?
– Ответ несложный: по моему мнению, Россия за период с конца 1917 года и до весны 1953 года пережила демографическую катастрофу. Всего за 35 лет в нашей стране после установления власти, самоназвавшейся, по выражению Александра Солженицына, «советской», при этой власти, а зачастую и вследствие ее политических и социально-экономических мероприятий – погибли более 50 млн человек.
Эта чудовищная цифра складывается из суммирования основных категорий погибших. Численность каждой из них по отдельности в целом известна и может быть аргументирована либо демографическими расчетами, либо официальной статистикой, здесь мы их только суммируем: 7,5 млн человек – жертвы гражданской войны, 4,5 млн человек – жертвы голода 1921-1922 годов, 6,5 млн человек – жертвы рукотворного голода 1933 года, 0,8 млн человек – «кулаки», погибшие на этапах раскулачивания и в спецпоселках для раскулаченных, примерно 1 млн – «контрреволюционеры» (так называемая «58-я статья»), расстрелянные по политическим обвинениям в 1923-1953 годах, 2 млн – заключенные, погибшие в колониях, тюрьмах, лагерях, на этапах, в изоляторах в 1922-1953 годах, 27 млн – жертвы локальных войн, конфликтов и Второй мировой войны, 1,3 млн – жертвы голода 1947 года и послевоенной борьбы власти с повстанцами.
Некоторые категории установить до сих пор проблематично, например, неизвестны оценки смертности от голода в сталинских колхозах в 1930-е – 1940-е годы по СССР, численность погибших при подавлении антиколхозных восстаний начала 1930-х годов, численность «сактированных» заключенных-доходяг, умерших сразу же после формального освобождения и в статистику смертности в ГУЛАГе не включенных, и т. д. В целом это разве не катастрофа? В какой стране мира всего за 35 лет произошло что-то подобное?
Дмитрий Шмарин. Трагедия Белого Крыма. 1989 г.
Да, конечно, и в царской России случались катаклизмы, только масштабы потерь несопоставимы. Например, от голода и холеры в 1891-1892 годах при Александре III погибли 375 тыс. человек, интеллигенция говорила: «Царь-голод». По всем составам преступлений, включая уголовные, а также преступления, за которые судили военно-полевые суды, в Российской империи почти за сорок лет, в 1875-1913 годах были казнены, со всеми допусками и преувеличениями, не более 10 тыс. человек – сравните с миллионом расстрелянных «контрреволюционеров». За 30 лет, в 1885-1915 годах в России в тюремной системе гражданского ведомства умерли 126 тыс. человек, это при низком уровне медицины и отсутствии антибиотиков – теперь сравните с двумя миллионами погибших заключенных советских тюрем и лагерей (это без раскулаченных).
А как оценить постоянное принуждение к жизни во лжи и лицемерии, опустошавших человеческие души и убивавших в человеке его духовное самостояние?.. Побуждения к доносительству, к смене убеждений по команде в соответствии с очередным решением партийно-политических органов?.. Нужно было демонстрировать лояльность, энтузиазм, преданность, изображать из себя «беспартийного большевика» – или быть им по убеждениям. Конечно, всё это имело необратимые последствия.
Таким образом, если бы не уехали – результат предсказать нетрудно. Особенно если учесть, что, например, на Среднем Урале в рамках репрессивной политики бывшим чинам Белых армий выносили смертные приговоры в том числе с формулировкой «в будущем для советской власти – пользы не принесет». Иван Алексеевич Бунин в своей знаменитой речи 1924 года ответил на вопрос, почему не остались: «Мы так или иначе не приняли жизни, воцарившейся с некоторых пор в России, были в том или ином несогласии, в той или иной борьбе с этой жизнью и, убедившись, что дальнейшее сопротивление наше грозит нам лишь бесплодной, бессмысленной гибелью, ушли на чужбину».
Знак в память о жертвах красного террора в Крыму
– Можно ли хотя бы приблизительно оценить масштаб потери, которую понесла Россия из-за эмиграции?
– Когда-нибудь это произойдет, когда будут составлены максимально полные поименные базы данных представителей русского образованного класса и мы сможем оценить масштабы потерь, которые были понесены обществом в результате революции, гражданской войны и эмиграции. Но для этого необходимо понимать значение и ценность человеческой жизни и человеческого капитала. Как можно оценить и чем измерить несозданные научные школы и технологии, не воспитанные поколения учеников и студентов, неосуществленные эксперименты и неразработанные теории, ненаписанные учебники, произведения и картины, неснятые кинофильмы, несделанные открытия, незащищенные диссертации и неоткрытые лаборатории…
Как оценить ущерб для правового сознания и общественного воспитания в результате исчезновения русских юристов?.. Как можно объяснить, что ум и таланты таких инженеров-авиаконструкторов как Игорь Иванович Сикорский, Александр Николаевич Прокофьев де Северский, Александр Михайлович Картвели – и сотен других инженеров, реализовавших себя за рубежом, о чем свидетельствуют анкеты Архива Общества русских инженеров – уникальны?..
Питирим Александрович Сорокин создал целый социологический факультет в Гарварде. Какой финансовой мерой можно измерить это интеллектуальное достижение, потерянное для России?.. А в каких единицах оценить многолетнюю работу кафедры истории русской культуры, работавшую под руководством Федора Августовича Степуна в Мюнхенском университете?.. Подобных примеров читатели и сами могут привести более чем достаточно.
Дмитрий Белюкин. Белая Россия. Исход. 1992-1994
– Если попытаться найти в трагедии эмиграции положительные моменты – были ли они? Что дала эмиграция России и миру? Известна фраза «Мы увезли Россию с собой». Действительно ли эмиграция позволила сохранить от уничтожения часть русской культуры?
– Если вновь вернуться к парижской речи Ивана Алексеевича Бунина, то он отчетливо сформулировал суть и смысл миссии русской эмиграции: свидетельство о том, что Россия – это не СССР, а русское и советское – диаметрально противоположные, враждебные и несмешиваемые понятия («Можно было претерпеть ставку Батыя, но Ленинград нельзя претерпеть»); свидетельство о большевизме остальному миру; и – продолжение сопротивления. Да, эмиграция не свергла советской власти. Но, как сказал в одном из своих выступлений литератор и политзаключенный Никита Игоревич Кривошеин, она хотя бы на полчаса приблизила конец советской власти. А полчаса – это очень много.
– Существует множество мифов и стереотипов о русской эмиграции: белая кость, аристократия, монархисты, пропивающие награды в парижских кабаках… Откуда взялось всё это?
– В первую очередь, советский кинематограф.
– А существуют ли фильмы, достоверно, без искажений показывающие русскую эмиграцию? Что стоит смотреть или читать людям, интересующимся темой?
– На мой субъективный взгляд – с художественными кинофильмами пока у нас проблемы. Если говорить о документальном кино, то рекомендую многосерийный фильм петербургского режиссера-документалиста Михаила Львовича Ордовского-Танаевского «Русский Корпус. Свидетельства». Интервью, живые свидетельства, и в первую очередь – тональность, интонации, рефлексия рассказчиков – производят сильное впечатление независимо от личного отношения к их действиям и поступкам.
Если говорить о популярной исторической литературе, то порекомендовал бы начинающим читателям исторический очерк Михаила Викторовича Назарова «Миссия русской эмиграции» (I том). А за консультациями по поводу литературы по отдельным темам и сюжетам истории русской эмиграции можно обратиться в Дом русского зарубежья.
– Отношение эмигрантов к России – каким оно было? Какие настроения преобладали?
– Если говорить о довоенной эмиграции, то многие «сидели на чемоданах» и ждали, когда падет советская власть, чтобы вернуться на родину. В 1920-е – 1930-е годы политически активная часть эмиграции понимала, что на родине происходят огромные социальные перемены и их результаты нужно учитывать. Надежды на механическую реставрацию – власти, собственности, Дома Романовых, привычных форм дореволюционной жизни – вряд ли реалистичны. Поэтому эмиграция стремилась узнать и понять – что происходит «за железным занавесом» и как народ относится к власти. Для сбора информации использовались разные сведения, вплоть до перебросок через границу добровольцев. Большинство из них заканчивались трагично.
Конечно, часть эмиграции ушла в быт, небольшая часть – в той или иной форме – примирилась с советской властью. Были и те, кто не только вернулся, но и пошел служить большевикам в качестве агентов в Зарубежье. Среди самых известных примеров – муж Марины Цветаевой, первопоходник, подпоручик Марковского пехотного полка Сергей Яковлевич Эфрон и муж Надежды Плевицкой, начальник Корниловской Ударной дивизии генерал-майор Николай Владимирович Скоблин.
Но большинство, по крайней мере в Европе, занимали позицию непримиримую, а вот формы этой непримиримости варьировались.
По оценкам британских экспертов, в 1937-1938 годах в Европе проживали примерно 350 тыс. неассимилированных русских беженцев. В 1993 году сын офицера Корниловского Ударного полка Ярослав Александрович Трушнович рассказывал мне об этом так: «В 1934 году в Белграде было как минимум 80 русских организаций, включая Союз рыболовов в 16 человек, который тоже считался политической организацией. Подавляющее большинство военной эмиграции желало драться».
«Русский уголок» Парижа: перед русской церковью на rue Daru воскресным утром (1930 г.?)
(Huntington W. The Homesick Million. Russia-out-of-Russia. Boston, 1933.)
– Острый вопрос – эмиграция и сотрудничество с нацистской Германией. Какие были мотивы, аргументы у сторонников и противников? Сильный ли урон нанесло это «имиджу» русской эмиграции?
– Это большая и сложная тема, о которой скажу коротко. Ликвидация Российской государственности и суверенитета исключались. Думаю, что эмигрантов, которых мы бы назвали русскими национал-социалистами, было немного и они не пользовались серьезным политическим влиянием среди соотечественников. Гораздо больше было политически активных эмигрантов, интересовавшихся результатами социальных экспериментов Гитлера, Муссолини, Салазара 1930-х годов, искавших варианты «третьего пути» по организации общественной жизни и народного хозяйства – между классическим капитализмом и сталинским социализмом. По сравнению со сталинскими колхозами и ГУЛАГом, в котором к 1941 году находилось более 3,3 млн человек, этот «третий путь», «национально-трудовой строй» всё равно выглядел более оптимальным, так как допускал частную инициативу, предпринимательство и крестьянскую собственность на землю без реституции прав помещиков. Но и эти активисты вряд ли составляли большинство.
Думаю, что среди эмигрантов большинство в Европе составляли либо те, кто рассчитывал на то, что в войне между Германией и СССР рухнет власть Сталина, а дальше возможны варианты, либо те, кто занимал нейтральную позицию. Какая-то часть эмигрантов считала, что нужно защищать внешние границы СССР, так как объективно – это российские границы. Другие, вспоминая слова покойного генерала Врангеля, намеревались «идти хоть с чертом против большевиков при условии, что этот черт не сможет оседлать Россию».
Генерал-лейтенант Антон Иванович Деникин считал, что нужно ориентироваться на англо-французских союзников, которые разобьют Гитлера, а затем и Сталина. Он принципиально и решительно отвергал участие в войне на стороне Германии, но ни на йоту не изменил своего отношения к большевистскому режиму и в 1946 году писал: «Ничто не изменилось в основных чертах идеологии большевиков и в практике управления ими страной. По-прежнему в СССР задушены слово и мысль; по-прежнему царит там потогонная система крепостного труда, а в концентрационных лагерях томятся на каторжных работах миллионы безвинных людей; по-прежнему доносы, сыск и провокация являются обычными методами советского правления, “стенка” – излюбленным средством расправы, а страх, всеподавляющий, животный страх – основным оплотом советского правопорядка. По-прежнему народы богатейшей в мире страны – нищи, безгласны, бессудны и бесправны. Этого не знает только тот, кто знать не желает». Вместе с тем Деникин со своей принципиальной позицией в годы войны оказался в меньшинстве.
Генерал-майор Антон Васильевич Туркул полагал, что русские эмигранты должны поддерживать тех «подсоветских» людей, которые поднимут трехцветный флаг и бросят вызов Сталину. В эмиграции в 1930-е годы нашла отклик точка зрения журнала «Часовой» и Национально-трудового союза о том, что такие люди найдутся и выйдут они из рядов Красной армии – в знак протеста против коллективизации и голода 1933 года, унесших миллионы человеческих жизней.
Генерал-лейтенант профессор Николай Николаевич Головин утверждал, что даже если – вопреки здравому смыслу – Германия будет вести против СССР колониальную войну, у нее никогда не хватит сил и ресурсов для того, чтобы оккупировать и удержать под своим контролем такую огромную территорию. И так далее. Мнений и вариантов действий предлагалось много.
На практике в 1941-1945 годах примерно 14-15 тысяч русских эмигрантов несли военную службу на стороне Германии, в том числе многие генералы и белые воины, включая, вероятно, несколько тысяч офицеров, а также Георгиевские кавалеры, офицеры службы Генерального штаба, герои и участники Первой мировой войны.
Чины Русского Корпуса. Фото: topwar.ru
Участвовали в Сопротивлении и служили в войсках союзников сотни русских эмигрантов, может быть – несколько тысяч максимум. Но белых воинов среди них было несопоставимо меньше. Один из самых известных из них – Л.-гв. штабс-капитан конной артиллерии Игорь Александрович Кривошеин, участник французского Сопротивления и узник Бухенвальда. В 1947 году французские власти депортировали его вместе с семьей из Франции. В итоге он репатриировался в СССР, в 1949 году был арестован органами МГБ и осужден на десять лет за «сотрудничество с мировой буржуазией». В 1954 году его освободили, а выпустили из СССР обратно во Францию лишь в 1974 году.
Особая история – служба белых воинов во власовской армии. Из 35 генералов власовской армии – более половины участвовали в Белом движении, среди полковников, подполковников и войсковых старшин их доля превысила четверть. Бывшие чины Белых армий преобладали на должностях командиров частей и соединений. Кроме офицеров Русского Корпуса и Казачьего Стана, они дали власовцам корпусного, дивизионного и как минимум пять полковых и четырех батальонных командиров.
Конечно, были и эмигранты, сохранившие в годы войны нейтральную позицию. Судить об ущербе «имиджу» эмиграции мне здесь трудно – гражданские войны за 25-30 лет не заканчиваются, а эмигранты считали, что они ведут свою гражданскую войну. Эту точку зрения либо можно принять, либо отвергнуть, а оценки поступков в любом случае будут индивидуальны, и вряд ли когда-либо они станут единодушными. Поэтому предлагаю оценить аргументы и мотивы участников событий самим читателям, посмотрев на досуге вышеупомянутый фильм Михаила Ордовского-Танаевского.
– Что изменилось для эмигрантов после крушения советского строя?
– Или – что не изменилось?.. Эти вопросы лучше задать самим эмигрантам. Если коротко – было очень много надежд. Борис Степанович Брюно, кадет Владикавказского кадетского корпуса, в 1991 году говорил мне, что будущее России зависит от того, найдутся ли хорошие священники, хорошие учителя и хорошие офицеры. Кто и что хотел увидеть в постсоветской России?.. Для одних – самым важным оказались границы, собирание земель и территорий вокруг Российского государства. Для других – главное волнение и опасения связывались с сохранением советского наследия, мавзолея и новым витком сталинославия. Для третьих – важнейшую роль имеет место России в окружающем мире – или отстраненность и дистанцированность от этого мира. Но многие сердечно и искренне, несмотря на преклонный возраст, ринулись помогать и посильно служить, издавать на свои крошечные пенсии книги, журналы, воссоздавать разрушенные храмы… Единицы переехали и вернулись на родину. Но нужно понимать, что после революции 1917 года прошли три поколения, и русская эмиграция в 1990-е годы была совсем не такой, как в 1950-е – 1960-е.
– Что сегодня представляют из себя эмигрантские общины? Насколько ассимилировались или, наоборот, сохранили национальную идентичность?
– На мой взгляд, Русское Зарубежье, о котором говорил в своей парижской речи Иван Алексеевич Бунин в 1924 году, стало неотъемлемой частью российской истории и культуры еще в конце прошлого века. Всего один красноречивый пример: в эмиграции уже давно не отмечается памятными богослужениями, собраниями и выступлениями 7 ноября – годовщина захвата власти большевиками в России, День Скорби и Непримиримости, когда-то объединявший практически всю эмиграцию.
Потомки русских казаков в США. Фото: kazak-center.ru
– Травма в общественном сознании, как последствие раскола и Исхода – она уже залечена или еще нет? Переживаем ли мы сегодня последствия? Какие?
– А вы полагаете, что раскол и Исход 1920 года кого-то всерьез заботят?.. Они вполне будут скоро забыты. Помирят непримиримое. В этом смысле боюсь, что мы стоим перед лукавым искушением. Мы давно отказались от серьезного и честного разговора о собственном прошлом – о большевизме и его цене. Мы всё пытаемся соединить ГУЛАГ, колхозы, НКВД и миллионные жертвы – с исторической Россией. При необходимости в один ряд поставят и Дзержинского, и Бунина, и Сталина, и митрополита Антония (Храповицкого).
Зачем нужно было устраивать перезахоронение в России Вдовствующей императрицы Марии Федоровны? Чтобы везти ее останки мимо памятников убийце ее детей и внуков?..
Зачем нужно было устраивать перезахоронение в России генерал-лейтенанта Антона Ивановича Деникина и Ивана Александровича Ильина?.. Чтобы и далее без тени смущения прославлять Сталина и «счастливую колхозную жизнь» с трудоднями в виде палочек в колхозном табеле?..
Русская эмиграция всегда считала себя голосом свободной России – в словах, делах, мыслях, в устроении церковной и приходской жизни, в творчестве и молитве, в отрицании большевистской несвободы, губительной для человеческого духа. Но разве не новой несвободы ищет современная Россия? И следовательно – для чего нам такой богатый и разный эмигрантский опыт, если нуждаемся мы только в эмигрантских раритетах, чтобы улучшить свой имидж?..
Русского Зарубежья больше нет. Следовательно, нет и эмигрантского неприятия советской власти, а те эмигранты и их потомки, которые остались – не все, слава Богу, но многие с нею теперь предпочитают соглашаться, не замечая или не желая замечать тревожные события и факты. И они, и мы, по-моему, разучились в значительной степени различать духов – и видеть разницу между русским и советским. Между большевизмом и Россией.
Нынче мы постепенно и успешно приватизируем остатки Зарубежной России, включая архивы, документы, экспонаты – и даже в отдельных случаях останки – лишь бы ничто нам не мешало и не препятствовало пребывать в историческом беспамятстве, благодушии и равнодушии. Поэтому мы стремимся как можно скорее забыть о том, что национальная эмиграция стремилась хотя бы на полчаса приблизить конец советской власти.
Подготовил Максим Злотников