По данным ВЦИОМ, число граждан, которые не планируют уезжать из страны, выросло с 75% до 88%. При этом, хоть ежегодно из России на постоянное место жительства за границу и уезжают более 40 тысяч граждан, в последнее время наблюдается обратная тенденция — количество россиян, желающих эмигрировать из страны, снижается.
Эмигрирующие из России сегодня — кто они? «Люди мира»? Трудовые эмигранты, ищущие выход из нищеты? Или, может, те, кто писал осенью про «валить из страны»? Ситуацию в Португалии Правмиру комментирует игумен Арсений (Соколов), настоятель Всехсвятского прихода Московского Патриархата в Лиссабоне (Португалия).
— Причины эмиграции из России и стран бывшего СССР менялись в течение всего 20-го и нынешнего века, почему уезжают сейчас? Много ли новых прихожан каждый год? — Регулярный ли приток-отток или бывают всплески, с чем они связаны?
— Португалия – страна в этом отношении необычная. Если во Франции, Швейцарии или Германии русские селились давно и охотно, причем задолго до гражданской войны, то Пиренейский полуостров до последнего времени не ведал сколь-нибудь приметной иммиграции из Восточной Европы. Тому было немало причин: территориальная удаленность Испании и Португалии, экономическая отсталость этих стран, их политическая изоляция. Каково же было удивление испанцев и португальцев, когда на рубеже XX-XXI веков в их страны хлынул мощный поток гастарбайтеров, полулегально, а то и вовсе нелегально устремившихся через всю Европу к теплым иберийским берегам! Особенно ярким это явление было в Португалии: небольшая страна, которую Испания прижала к самому океану, и по населению, и по территории почти в пять раз меньше своего восточного соседа.
А иммигрантов из стран бывшего СССР прибыло в 1999-2001 годах в Португалию столько же, сколько и в Испанию! Для маленькой, буквально уцепившейся за край Европы страны это «нашествие иноплеменников» было подобным цунами. Цунами, обрушившимся не с запада в виде океанских волн, а с востока – в виде людских потоков. Улицы самых захолустных городков в Алентежу, в Рибатежу, в Алгарве наполнились странной для лузитанского уха речью. «Talvez, eles falam chines?» («Не по-китайски ли они говорят?») – вопрошали друг друга португальские простолюдины. А фамилии пришельцев были такими, что их и после двух стаканов доброго португальского вина не выговоришь: Боблиенко, Кривохижа, Чудиновский… К чести португальских социальных служб нужно заметить, что те достойно справились с ситуацией: по всей стране были немедленно открыты бесплатные языковые курсы и центры социальной и юридической помощи новым иммигрантам.
Это замечательно, что до нашего пришествия здесь не было никаких волн русской и русскоязычной эмиграции. Исторические волны, прокатившиеся по Европе после гражданской и второй мировой войн, разбились о Пиренейские горы, так что все белогвардейцы и власовцы осели по другую их сторону. Что же в том хорошего, спросите вы? Хорошо то, что в португальских и испанских приходах, в отличие от Парижа и Мюнхена, никто не будет друг друга дразнить «колбасными эмигрантами». Просто потому, что дразнить некому, потому, что мы здесь все «колбасные»: приехали сюда не по политическим, а по экономическим причинам. Именно экономическая нужда загнала сюда большинство наших прихожан, да и некоторых несущих послушание на Пиренеях священников и диаконов.
— Появились ли те, кто приезжает из-за политической и общественной атмосферы в России? Те, кто писал осенью про «валить»?
— Россиян у нас совсем немного. Россия – страна богатая, в бедной Португалии россиянам делать нечего. Украинцев здесь примерно в 15 раз больше, чем россиян. Да и молдаван больше, чем русских. С молдаванами ситуация в Южной Европе кажется загадочной: их почти нет в Испании, зато очень много в Португалии и Италии. С Италией все ясно – это ближайшая к Молдове страна романской языковой группы, если не брать в расчет Румынию (румын в Италии тоже сейчас хватает – около миллиона). Да и итальянский язык, пожалуй, ближе всех к румынскому, на котором говорят молдаване. Почему же они презрели Испанию, перепрыгнули эту страну корриды и хереса и приземлились в Португалии, стране портвейна и фаду? Моя гипотеза – фонетическая: видно, не пришелся по вкусу обитателям днестровских берегов «сюсюкающий» испанский, зато в португальском они сразу услышали родные для них шипящие «ш» и «ж», и милый их сердцу гласный «ы».
Теперь по поводу «валить». Не знаю, кто и куда повалил из зажиточной России (разве московские олигархи — в Лондон?), а вот из бедной Португалии иммигранты постепенно разъезжаются в богатые страны – туда, где еще есть работа: в Германию, во Францию, в Нидерланды и даже в Анголу. Это нормально, голодный всегда стремится туда, где есть хлеб. Украинцы не спешат возвращаться на родину, где их ждет лишь унылая, бесперспективная нищета. Чтобы обеспечить себе и своим семьям достойное будущее, они, особенно те, у кого в кармане уже трепыхается португальский паспорт, едут работать туда, где, несмотря на кризис, все еще нужны их умелые трудовые руки, туда, где есть работа.
А в Португалии этой работы теперь нет: все стройки, вместе с немногочисленными заводами и фабриками, остановлены, рабочие уволены, пособия по безработице резко сокращены. Людям реально нечем кормить семью. Сегодня во многих семьях лиссабонских прихожан положение критическое. Хорошо, если на 5-6 ртов хоть одна пара работающих рук. Обычно это руки жены, потому как у женщин в Португалии с работой полегче: убирают квартиры, присматривают за стариками. Мужья теперь в отчаянии оставляют их одних с двумя-тремя малолетними детьми и отправляются на заработки в страны, где еще не остановлено производство, где ведется хоть какое-то промышленное и гражданское строительство.
Когда в 2001 году меня направили на Пиренейский полуостров организовывать вместе с эмигрантами церковно-приходскую жизнь, больше всего удивлял не возрастной состав верующих в новообразованных приходах: полное отсутствие детей и пенсионеров вполне объяснялось тем, что сюда приехал рабочий люд, а старики и малые дети остались дома – на Украине, в Молдове, Грузии. Гораздо больше удивляло и поражало почти полное отсутствие женщин, особенно в Лиссабоне. Если в мадридском приходе, где я тогда был настоятелем, мужчин было лишь немногим больше, чем женщин, то в возникшем в 2002 году лиссабонском, где мне тоже приходилось служить, женщин почти не было вовсе! Не было много их и в общинах в Порто, Малаге, Барселоне. Поворачиваешься от престола благословить народ, и вот все молитвенное пространство заполнено одними стриженными под ежик головами, среди которых лишь изредка промелькнет редкий белый платочек.
Разительное отличие от ситуации в Италии, где половозрастной состав прихожан, как известно, мало отличается от того, что в России или на Украине. За прошедшие десять лет образ наших общин на Пиренеях поменялся дважды. Сначала трудовые мигранты поняли, что они здесь не на год-два, а надолго (молдаване, так те и вовсе навсегда), привезли с родины детей и отдали их в местные детсады и школы. Родили также много сынов и дочерей уже здесь, под ласковым иберийским солнцем. В общинах стало много детей, пооткрывались воскресные школы. Многие дети теперь уже выросли, учатся в университетах и институтах, пытаются найти работу. А вот сейчас облик общин меняется вновь: отцы и мужья опять оставляют свои семьи, но на сей раз не на Украине или в Молдове, а в Португалии и едут на заработки в другие европейские, а то и африканские страны. Те, кто еще не едут, мечтают поехать.
Бог весть, что будет дальше. Заберут ли отцы семейств свои семьи с берегов Тежу и Дору к берегам Луары и Рейна, или сами воротятся к женам и детям, будет зависеть прежде всего от экономической ситуации на Пиренейском полуострове.
— Много ли студентов, которые приезжают на учебу и остаются?
— В Португалии и Испании – единицы.
— Какой в основном социальный, культурный, образовательный уровень
прихожан? Какие они, прихожане зарубежных храмов Русской Церкви в
начале XXI века?
— Помню, в мадридском приходе у нас был бывший глава ОБХСС Кишинева, работавший в испанской столице простым мусорщиком. В лиссабонском приходе есть у нас, например, бывший авиаконструктор, всю жизнь проработавший в Набережных Челнах. Но угораздило в перестройку уехать жить в Крым. Кто из русских, получавших украинский паспорт в 1991-м, мог подумать, что через десять лет им придется вместе с коренными украинцами спасаться от беспросветной крымской бедности на самом краю Европы? В застойные и перестроечные годы жить в Крыму было заветной мечтой всякого советского работника, от путейца до авиаконструктора.
— Проблемы смешанных семей?
— Проблемы есть, но скорей не межнациональные, а религиозные и культурно-политические. Приведу пример. Отец – португалец, мать – русская с Украины, он – крупный промышленник, член ЦК португальской компартии и, естественно, атеист; она – активная православная христианка. У них двое детей, сын и дочь. Сын – серьезный и глубоко церковный молодой человек, а дочь не смогла в свое время пережить подростковый нигилизм и пошла по стопам отца — стала безбожницей. Подобных примеров хватает. В общем, продолжается жизнь, со всеми свойственными ей горестями, радостями и рисками.
— Дети и внуки, ассимилируются ли, остаются ли в Церкви?
— Болото повседневности и массовой культуры засасывает порой и наших детей. Ходят себе на службы, учатся в воскресной школе, молятся, мальчики пономарят, девочки задувают свечки, на Рождество и Пасху ставят концерты для прихожан. Тишь да гладь. А потом вдруг раз, и исчезают. Через год-два некоторые появляются, довольно потрепанные. Община-мать встречает их без упрека, как отец в одной из притч Евангелия от Луки.
— Нужно ли служить на языке страны пребывания?
— Несомненно. Поколение рожденных здесь или привезенных сюда в раннем возрасте – еще билингвы. А вот их дети на языке отцов и дедов говорить уже не будут. Вековой опыт русской эмиграции во Францию это отчетливо показал. Сейчас жизнь еще динамичней, чем сто лет назад, сейчас потеря новыми поколениями языков своих предков происходит еще стремительней. Вот почему надо служить не только по-русски, по-молдавски и по-украински, но и, безусловно – по-португальски, по-испански, по-итальянски. По-галисийски, наконец. В этом – насущнейшая церковная необходимость, ее нельзя не замечать, если, конечно, твой горизонт не кончается сразу за твоим носом.
Фото Антона Жданова http://www.planetpics.ru/journals/75#1