Русское песнотворчество в честь Богоматери

Крещение русского народа святым равноапостольным князем Владимиром принесло на Русь вместе с основными догматами Православия усердное почитание Святой Девы Марии.

В условиях жизни русского государства, в условиях формирования его истории это почитание приобрело особое, насколько широко распространенное, настолько и глубокое значение.

“Душой православного благочестия и его согревающим сердцем служит почитание Богоматери”, — пишет современный канонист. “Призывая сладчайшее имя Иисуса, — продолжает тот же исследователь, — Православная Церковь <…> одним дыханием призывает и святейшее имя Богородицы — честнейшей херувимов и славнейшей серафимов”¹.

Сказанное наиболее характерно для Русской Православной Церкви, которая на протяжении своей многовековой истории обогатилась изображениями зрака преблагословенной Богоматери по слову творца канона русским святым — “О, Дево благодатная, грады и веси наша честнаго зрака Твоего изображении, яко благоволения знамении обогатившая”².

Еще более полно о почитании русским человеком Божией Матери повествует слово Пролога XII века, посвященное установлению на Руси праздника Покрова Божией Матери. “Се убо, егда слышах — помышлях, — пишется в этом слове, — како страшное и милосердное видение и паче надеяния и заступления нашего, бысть без праздненства <…> восхотех, да не без праздника останет святый Покров Твой, Преблагая”³. Так видение святого Андрея в византийском храме стало русским праздником.

Веками формировался русский человек, веками он усваивал великие истины Православия, а в нем Православием воспитывалось то почитание Богоматери, о котором мы писали выше. Поэтому представляет определенное значение изучение тех литургических трудов, в которых русский песнописец выражал свое поклонение Деве Марии, воспевая догмат воплощения Сына Ее и рождения Богочеловека. Обращаясь к высоким догматам своей веры, русский гимнограф всегда болел о судьбе своей родины и всегда искал прежде всего помощи Приснодевы. Это заступление, это избавление от реальных и грозных опасностей он изображал в своих строках во все периоды истории государства.

Каждый период имел свои формы, каноны — тем сложней и одновременно насущней задача понять эти периоды русского песнотворчества в прославлении Богоматери на протяжении различных стадий развития русской истории.

Служба празднику Покрова Божией Матери

Самой древней богородичной службой на Руси является последование на день Покрова Божией Матери. Согласно мнению А. Доброклонского, установление праздника относится к концу домонгольского периода. Он считает, что в этой службе русские “возносили Божией Матери благодарность за все благодеяния, оказанные Ею России”. Отсюда, по Доброклонскому, расширялось содержание и значение праздника и ему придавался “рус­ский колорит”⁴.

Действительно, событие, имевшее место в Греции, приобретает на Руси подлинно русское звучание, и не случайно в современном каноне русским святым уже в богородичне первой песни канона говорится о прославлении праздника Покрова в российской земле⁵.

Имеются более точные указания современных исследователей, что праздник Покрова Божией Матери установлен святым князем Андреем Боголюбским в 1164 году, а в 1165 им сооружен “всемирно известный” храм Покрова на Нерли⁶. Тогда же и позднее появляются на Руси многочисленные храмы в честь Покрова Божией Матери.

Служба на этот праздник составлена подробно по образцу тех последований русских песнотворцев, которые достоверно относятся к XI–XII векам, за тем лишь исключением, что канон составлен только один.

В службе имеются те же детали, которые указывались как подлинно древние в русских службах в нашем разборе трудов песнотворцев Киевской Руси⁷. Так, в 3-й стихире на Господи, воззвах малой вечерни читаем: “Тобою хвалящиися присно, победы на поганыя носят”⁸. В первом тропаре 9-й песни канона свидетельствуется “даждь <…> на поганыя победы”⁹. Подобное именование врагов Руси погаными имело место только в домонгольский период.

Ф. Г. Спасский допускает, что в таком древнем произведении русской церковно-богослужебной письменности, как служба Покрову Божией Матери, могли быть и позднейшие добавления, относящиеся, возможно, к творчеству Пахомия Логофета. В целом и Ф. Г. Спасский придерживается мнения о раннем составлении данной службы¹⁰.

Последование праздника Покрова Божией Матери представляется в целом очень хорошо построенным. Составитель его не боялся заимствовать отдельные части песнопений и даже целые песни из греческих миней, и тем не менее служба сохраняет свое лицо.

Прежде всего в этом последовании мы видим прославление омофора Божией Матери, Ее Покрова, который так необходим был русскому человеку в его постоянных заботах о сохранении родной земли от окружающих ее врагов и бедствий.

Составителю службы присуще чувство меры: для того, чтобы не повторяться, в стихирах на малой вечерне он употребляет слово омофор, а в стихирах великой вечерни — покров; это можно отличить и в литийных стихирах, и в стихирах на Господи, воззвах.

Праздник Покрова Божией Матери — воистину усвоенный русским сердцем праздник, и об этом не устает вещать составитель службы. Так, в одной из стихир на Господи, воззвах на великой вечерне говорится: “славящия Тоя Покрова праздник”¹¹ и в другой “Твой честный совершающих праздник”¹².

В стихирах на стиховне это звучит так: “честный праздник Твоего Покрова празднуем светло”¹³ и в славной: “Яко венцем пресветлым, всечестная Богородице, Покровом Твоим честным Церковь Божия приодеяся”¹⁴.

Та же мысль особенно отчетливо подчеркивается в каноне, где мы читаем: “С чинми ангел, Владычице, с честными и славными пророки, с верховными апостолы и со священномученики, и со архиереи, за ны грешныя Богу помолися, Твоего покрова праздник в Российстей земли прославльшыя”¹⁵. Этот тропарь полностью перенес в свой канон современный составитель службы русским святым, подчеркивая значение праздника Покрова для русского человека. Выше мы на это указывали.

В службе обнаруживаются заимствования. Так, окончания первых трех стихир взяты из стихир на Успение Божией Матери: “благодатная, радуйся, с Тобою Господь, подаяй мирови Тобою велию милость”¹⁶. Заменено только обращение благодатная на обрадованная. Заимствованы и тропари 3-й и 4-й песней канона — взяты тексты из знаменитого канона Божией Матери в день акафиста на 5-й седмице Великого поста — творения преподобного Иосифа Песнописца¹⁷. Однако это и не скрывается творцом службы и не снижает ее качества, так как избраны здесь поистине замечательные произведения греческой гимнографии.

Вместе с тем в службе Покрову Божией Матери имеются характерные для русского человека выражения. Уже в стихире на Господи, воззвах творец службы спешит сказать, обращаясь к Деве Марии: “горы и холмы украсишися многоименитыми церквами Твоих праздников”¹⁸. Это — почти живописное изображение того, что было на Руси, и каждый наш соотечественник знает, как эти церкви расположены по горам и холмам его родины.

Таким же сугубо русским следует признать выражение в первом тропаре 9-й песни канона: “Высокий Царю…, — воспевается в нем, — …призри на молитву матерню, юже Тебе за ны грешныя приносит”¹⁹.

Примечательны и другие выражения службы, дающие ей ее особый колорит, особую окраску. Обращаясь к Богоматери, творец службы называет Ее лествицей: “лествицу небесную, по нейже Господь сниде на землю” в стихире на Господи, воззвах²⁰, а во втором седальне он повествует уже о восхождении человека: “отсюду смиреннии Тобою возвышаемся”²¹.

“Премени на радость нашу печаль”, — вопиет он в 6-й песни канона²², а в песни 8-й исповедует: “ибо внутрь сердца наша горят Мати Божия Пречистая”²³.

Все приведенные выдержки из службы наиболее выражают состояния души русского человека. Просвещенный верой Христовой, он усвоил спасительную Евангельскую заповедь о смирении, ему часто присуща печаль, но он знает и горение сердца в молитве…

И вместе с тем русский человек — гражданин всей ойкумены, всего человечества, почему в самом начале канона, этого основного богослужебного произведения всей службы, в первом тропаре 1-й песни он восклицает: “яко Мати Божия днесь в Церковь вшедши, за христианы молитися, от напасти и печали избавляеши вся”²⁴.

Такова служба этого великого, таинственного дня, в основе которого лежит тайнозрение святых, дня, который стал таким значительным в жизни русского человека и Церкви Русской; служба этого дня стала во главе остальных русских песнотворческих произведений в честь Преблагословенной Девы Марии. В ней та же сила, крепость и цельность, что отмечалась в трудах гимнографов Киевской Руси, тот же цельный и могучий, но одновременно и смиренный дух, что печатлелся в основных церковно-богослужебных произведениях киевского периода.

Служба иконе Божией Матери “Знамение”

Другое празднование, относимое к заступлению Богоматери в домонгольский период, есть воспоминание Знамения Божией Матери, бывшего в 1170 году в Новгороде. А. Доброклонский считает, что празднование это имело местный характер²⁵; службы на этот день в Древней Руси не указывается.

В связи с ростом значения Новгорода в XV веке Пахомий Логофет пишет в эти годы службу на праздник Знамения Божией Матери, используя исторические данные о победе новгородцев над суздальцами заступлением Пресвятой Девы Марии.

Икона “Знамение”, по данным современных исследователей, относится к древнейшим изображениям Богоматери (с IV века). На Руси она появляется в XI–XII веках и свое именование получает от чудесного знамения при победе новгородцев.

В Византии подобный образ (фасное изображение Богоматери с Младенцем-Эммануилом на коленях) имеет наименование Никопеи²⁶. Старинный византийский образ Божией Матери Никопеи (XII век) до последнего времени бережно сохраняется в соборе Святого Марка в Венеции.

Последование праздника Знамения Божией Матери довольно подробно разобрано в исследованиях современных литургистов²⁷. Для данного очерка следует остановиться лишь на отдельных деталях.

Русский человек чтит образ “Знамения” Божией Матери по тому глубокому смыслу, который заложен в самом именовании иконы. Ему нужно свидетельство, знак, знамение того, что он имеет опору в этом необычном изображении Святой Девы Марии. Он ищет указания, что молитва его услышана, ему необходимо получить внутреннее знамение своего общения со святыней.

Поэтому так психологически близки нам слова из современного канона всем русским святым: “Теплая заступница к Тебе прибегающим и ненадеющихся надеждо, виждь скорбь людей Твоих и знамение милости яви, Пречистая”²⁸.

Служба иконе Знамения Божией Матери построена полно, со стихирами малой вечерни, со стихирами на 8 на Господи, воззвах великой вечерни, с двумя канонами и всем остальным составом песнопений на великие праздники. Для дальнейших возможных исследований поднятого вопроса было бы интересно уточнить, насколько всю разбираемую службу можно приписывать творчеству иеромонаха Пахомия. Оценка его творчества до сих пор не очерчена точно; правильно указывается в одном из современных исследований, что оценка эта во многом зависит от периода истории, в котором происходит пересмотр произведений наших церковных песнопевцев, достаточно удаленных от нас по времени²⁹.

Как это часто бывает с творениями Пахомия Логофета, наряду с обычной усвоенной им манерой не слишком углубленного словесного поиска при составлении служб, удается наталкиваться на отдельные весьма значительные мысли. Их немного встречается в разбираемой службе, но они останавливают внимание. Так, в славной стихире на Господи, воззвах заслуживает внимания такое выражение: “се бо Царица, Царя Христа рождшая <…> явися <…> дерзати народом повелевая, якоже некий воевода”³⁰. Это свежий и яркий образ, подвизающий к живой вере и действенной молитве Пресвятой Деве.

Всюду в службе прославляется “великий Новгород”, “чудный святитель” времени победы новгородцев — Иоанн, но утешительно то, что наряду с этим звучит и тревога и льется молитва о государстве, еще только-только освободившемся от тирании монголо-татарского ига.

“Милостивая Милостивого рождши Спаса, виждь озлобление и воздыхание людей Твоих, — пишет творец канона в богородичне 3-й песни, — ускори, Пречистая, и ущедри ны”³¹.

Еще отчетливее это волнение звучит в богородичне 6-й песни: “Ныне помощи прииде время, ныне пременения потреба, Чистая, — молит он, — молися Сыну Твоему и Богу, яко да ущедрит согрешившыя и належащаго гнева избавит”³².

“Храм Тя Божий, Владычице, ведуще, — продолжает он мольбу в богородичне следующей песни, — во святем храме Твоем руки наша возносим на молитву: виждь озлобление наше, и подаждь нам помощь”³³.

Каноны написаны различно. Первый из них обозначен как творение “священномонаха Пахомия Логофета”; второй не имеет этого надписания. Для ирмосов первого канона иеромонах Пахомий берет знаменитые ирмосы Великой субботы и Великого четверга. Во втором каноне имеются отдельные тонкие психологические строфы. Так, в песни 3-й читаем: “чудесный архиепископ <…> благовествоваше народом радость, глаголя: дерзайте, Мати бо Бога нашего с нами есть”³⁴; или в том же каноне, в песни 7 й: “Виждь, Пречистая, озлобление раб Твоих и не отрини в конец, Твое бо есмы достояние”³⁵. Здесь следует добавить к сказанному выше — интересно исследовать, насколько второй канон можно приписывать творчеству Пахомия Логофета, как утверждают современные исследователи. Возможно, мы имеем здесь более древнюю основу службы. Это может выявить только тщательное изучение подлинников.

Заканчивая краткий просмотр службы древнего русского праздника Пресвятой Девы “Знамение”, хочется вспомнить мысль Ф. Г. Спасского, который очень отчетливо подчеркивает, что празднование иконам Богоматери — “наша русская особенность” и что греческие минеи не имели ни одной подобной службы³⁶.

Служба в честь Владимирской иконы Божией Матери

Большое значение для жизни русского государства, для его укрепления в окончательной победе над монголо-татарами имеет образ Владимирской Богоматери.

Образ этот имеет древнее происхождение; его написание связано, по преданию, с евангелистом Лукой, он был прислан на Русь из Константинополя во второй четверти XII века. Во второй половине того же столетия он переносится святым благоверным князем Андреем Боголюбским из Киева во Владимир, и здесь святая икона Богоматери получает свое именование Владимирской. В 1395 году икона с молебным пением направляется в Москву в связи с грозным нашествием хана Тамерлана. Чудесное избавление от полков этого страшного завоевателя совпадает с моментом Сретения образа Пречистой в Москве. Так возникает день празднования этой чудотворной иконы 26 августа. Остальные дни празднования Владимирской Богоматери связаны с событиями 21 мая и 23 июня, когда орды монголо-татар отступают от границ русского государства.

Икона Владимирской Богоматери является шедевром мирового искусства и всесторонне изучается специалистами. Она относится к категории богородичных икон, формирующих группу изображений Богоматери, которые именуются “Уми­ление”.

Описывая эту икону, современный искусствовед говорит: “Ни­где в живописи так не выражена мировая скорбь, столь же великая и извечная, как и радость бытия”. “Радость эта, — продолжает автор, — соседствует здесь со скорбью, выявляясь в сладостном умилении, умиротворяющей красоте живописи, достигнутой тончайшей красочной лепкой”. Тот же автор, ссылаясь на язык летописей, пишет, что икона Владимирская “прешла <…> всех образов”³⁷. О ней же свидетельствуют другие современные художники, говоря, что в образе Владимирской дана “радость святой печали”.

Таков этот образ, который скрепил “духовные узы Византии и Руси — через Киев, Владимир и Москву”, по слову современных исследователей месяцеслова³⁸.

Последование службы святой иконе Божией Матери Владимирской относится к XV веку и связывается с трудами “мужа просвещенного”, по мнению Ф. Г. Спасского. Последование это отражает уже и другую эпоху в истории Руси — здесь слышны заботы и моления о сохранении возрастающего государства Московского, одержавшего знаменательную победу в Куликовской битве.

Служба имеет четко выраженную структуру — по ходу ее развития автором ставятся отдельные вопросы, которые могут повторяться в дальнейшем последовании; канон имеет свою задачу, разнящуюся от высказанных мыслей в стихирах вечерни; завершение всей службы отчетливо формируется в хвалитных стихирах.

Если говорить более развернуто, то тревога об окончательном спасении Руси от вторжений татарских полков выражается преимущественно в стихирах вечерни, причем здесь прежний, древний термин “поганые” употребляется автором очень редко.

Так, в первых стихирах на Господи, воззвах поется: “врагов наших шатание низложи”³⁹, а во вторых — “варварская шатания низложи”⁴⁰ и уже утверждается там же, что “сопротивление низложися”⁴¹ и ниже: “сопротивнии надеются”⁴².

Упоминание о врагах в службе Владимирской Божией Матери становится, таким образом, констатацией одержанной победы. Так, в стихирах на стиховне люди призываются восхвалить Пресвятую Деву, “давшую <…> непреоборимое на враги одоление”⁴³, благодарить Ее за то, что “варварская шатания разрушаются”⁴⁴, и дальше в седальне, что “град <…> свобождается <…> поганых пленения”⁴⁵.

В этих победных утверждениях еще звучит иногда молитва о спасении — “прещения враг избави”⁴⁶, “молися спасти ны от поганых пленения”⁴⁷, “советы противных врагов разжени”⁴⁸.

Так кроткий лик Богоматери Владимирской, образ Ее “Уми­ления”, становится знамением крепости и торжества, знамением обретения самого себя для русского человека, и потому так понятно, что в том же последовании мы нередко находим утверждение самосознания русского гражданства.

“Ныне страна Российская о Тебе хвалится и веселится… — восклицает творец службы в стихирах на Господи, воззвах⁴⁹. — Да радуются Российстии соборы”, — воспевает он в стихирах на стиховне⁵⁰.

После утверждения о том, что “Россиа хвалами яко Царицу воспевает”⁵¹ Богоматерь, все люди земли русской приглашаются на молитву — “Приидите соберитеся Российстии собори в пречестный храм всенепорочныя Владычицы”⁵², “приступите <…> богоизбранное стадо, Российстии собори”⁵³.

Одновременно с молитвой о всей земле русской идет молитва и о граде, где совершилось великое знамение — это “град, чтущий Тя”⁵⁴, это “град наш”⁵⁵, “град Твой”⁵⁶, — и только однажды в службе — “всечестный граде Москва”⁵⁷, и уже во всеуслышание и с радостью — в тропаре: “Славнейший град Москва”⁵⁸.

Так запечатлены вехи истории, так ушли в прошлое в этой службе периоды становления русского государства и его киевский период; так великая византийская святыня становится святыней русской, московской и “светло красуется славнейший град Москва, яко зарю солнечную восприимши <…> чудотворную <…> икону”⁵⁹.

Канон празднования этой чудотворной иконе построен так, что в основном в нем идет воспевание Пречистой Девы. Кроме тех отдельных прошений, где говорится о спасении от врагов, автор приносит Деве похвальное пение. Канон начинается с обычного обращения за помощью, но достойно внимания — о чем просит его творец. Он говорит: “подаждь ми воспети Тя, яко помощницу человеческому существу, Препетая”⁶⁰. Здесь идет молитва создателя канона о внутреннем существе человека, о деле его внутренней жизни. Далее люди приглашаются “в сретение прекрасныя зари, держащия пресветлую лучу”⁶¹. Богоматерь, по слову песнопевца, есть “Облак светозарный <…> росою благодати вся омывающи”⁶². Она же и “древо многоплодно”⁶³, “небо одушевлено”⁶⁴, “поток сладкий”⁶⁵. Она, Богоматерь, “ис­тин­ное светозарное солнце показа”⁶⁶ и потому “Се ныне веселие приближается”⁶⁷.

Песнопевец говорит дальше, что “пришествие <…> образа <…> явльшася паче лучь солнечных”⁶⁸; что Богоматерь — “Цвете прекрасный и воня пищная”⁶⁹, что Пресвятая Дева является “винограда мысленнаго грозды носящи”⁷⁰.

В заключение появляется у песнописца образ водных источников и тихого пристанища, с которыми он отождествляет действия Пресвятой Девы. “Радуйся, — говорит он, — животныя воды источник неисчерпаемый”⁷¹, “Божественная река вод животных”⁷², “Радуйся, тихое пристанище”⁷³.

Приведенные примеры восхваления Пресвятой Девы, возможно, и не оригинальны, многие из них можно встретить в писаниях греческих песнотворцев, но создатель канона Владимирской Божией Матери так умело размещает приведенные эпитеты, то разнообразит текст канона обращением к “соборам Российским”, то приводит молитву о спасении отечества, почему и весь канон с основной задачей — воспеванием Пресвятой Девы — это целостное произведение, с радостью воспринимаемое душой молящегося.

Помогает составителю канона и умиленное употребление им ветхозаветных параллелей. Так, в песни 4-й он говорит о том, что “Давид пред кивотом ликовствует”⁷⁴, а в 5-й — что Дева “Жезл Ааронов прозябла еси”⁷⁵, что “от корене Иессеева древо возрасте”⁷⁶, что Богоматерь “велений во пророцех Исаиа провиде”⁷⁷. В песни 6-й он приглашает воспеть Пречистую Деву как “богоизбранную лествицу Иаковлю, Гедеоново же руно”⁷⁸, в 7-й песни вспоминается пророк Моисей и богописанные скрижали⁷⁹.

Подобные же обращения к Ветхому Завету имеются у творца службы в литийных стихирах, где он сравнивает Богоматерь с древним кивотом⁸⁰, горой Синайской⁸¹.

Так, будучи знатоком писаний, составитель службы дает хорошо продуманное, правильно построенное произведение. Отрадно, что в заключение его, в предпоследней хвалитной стихире, песнопевец, как и в начале, обращается к канонам внутренней жизни, начертанным в христианстве.

В этой стихире мы читаем: “Тебе припадаем вси, оскорбляемии ныне, просяще <…> разрешения будущего мучения”⁸². Здесь раздается разумный, сознательный голос покаяния, так необходимого в правильном шествии путем духовной жизни.

Замечательно также и то, что в своем труде, посвященном важному событию в жизни русского государства, составитель службы как христианин находит возможность вспомнить и о жизни всего мира.

Так, в литийных стихирах песнопевец обращается к Преблагословенной Деве, чтобы Она умирила мир, “да мир умириши в Православии”⁸³, “да простреши богоносныя Твоя руки и умолиши за мир”⁸⁴. В славной литийной стихире продолжается та же мысль, когда творец службы восклицает: “Тебе вси ради человечестии хвальныя дары приносят, Владычице”⁸⁵. Мысль эта печатлеется в седальнах, когда в первом из них говорится, что Матерь Божия “крепкая заступнице мира всего”⁸⁶, и в другом — “оружие непобедимое <…> миру всему”⁸⁷. Те же размышления имеют место и в хвалитных стихирах.

Таким образом, творец службы, ратуя о сохранении земли русской, воспевая радость сретения иконы Божией Матери в славнейшем граде Москве, не оставляет своих молитв к Пречистой о всем мире, о спасении и умирении мира в Православии, вопиет к крепкой Заступнице всего мира.

Творец канона русским святым уже в наши дни отдал дань службе Владимирской Божией Матери. Несколько сокращая последний тропарь 6-й песни, он пишет: “Подаждь нам помощь мольбами Твоими, Пречистая Богородице, от скорбей находящих на ны и печалей многих, Пречистая, избави”⁸⁸.

Служба, написанная на 26 августа, без изменения поется и на 21 мая, и на 23 июня — дни, отмеченные заступлением Матери Божией земли Русской.

Здесь естественно может встать вопрос — насколько вся служба иконе Божией матери Владимирской отражает те непреходящие ценности, которые выражены в живописи образа, те качества его, которые сделали из иконы Владимирской сокровище мирового искусства.

Ответ на этот вопрос довольно затруднителен, так как автор службы несомненно не обладал тем талантом в выражении основ литургического богословия, который имел, к примеру, в своем искреннем и сильном исповедании веры митрополит Иларион⁸⁹, — или теми дарованиями, которые проявлял в своих молитвословиях святитель Туровский Кирилл⁹⁰ — церковные писатели и богословы Киевского периода.

Вместе с тем можно признать, что в самом главном произведении последования иконе Владимирской Божией Матери — каноне — выражена основная идея иконы — умиление Богоматери, Ее тихая скорбь, Ее светлая радость, Ее прозрение грядущих событий в жизни Христа и Его Церкви. Все те светлые именования, которые творец канона воссылает Богоматери, пытаются выразить в слове те несказуемые тайны, которые окружают неизреченное Рождество Бога-Слова от Приснодевы.

Служба Смоленской иконе Божией Матери

Следующей по времени службой, относящейся к XVI веку, является последование празднования иконе Смоленской Божией Матери, именуемой Одигитрия — Путеводительница.

Икона эта принесена на Русь во второй четверти XI века — по одним сведениям, в своем подлиннике⁹¹, по другим — в списке с цареградской иконы Одигитрии⁹², и в начале XII века перенесена Владимиром Мономахом в Смоленск, где и получила именование Одигитрии Смоленской.

Икона Божией Матери Смоленской относится к тому типу Богородичных икон, на которых Младенец помещен на левой руке Богоматери, правая же рука Пресвятой Девы свободна и ею Она указывает путь человеку; отсюда и именование Ее — Путеводительница, или Одигитрия.

Прославленный и чудотворный образ Одигитрии Смоленской связан со многими событиями в русской земле и кроме благословения на сопротивление в дни нашествия Батыя; образ этот укреплял подвиг русских воинов в историческом Бородинском сражении 1812 года.

Цареградская по своему происхождению, большая по своим размерам, Смоленская икона Божией Матери стала воистину русской святыней, обрела себе вторую отчизну в России; во всех концах русского государства имеются многочисленные списки со Смоленского образа, приобретшие благодатную силу, как и исходный образ Смоленской Одигитрии. Праздники Одигитрии широко распространены по лицу земли русской, и в летнюю пору ее празднования — 28 июля — составляют очаги великого духовного торжества.

Служба Одигитрии Смоленской составлена из сочетания оригинальных духовных песнопений с большим числом заимствованных песен из различных богослужебных греческих книг и русских служб. Даже канон взят из творений монаха Игнатия, песнотворца IX века, диакона, и позднее митрополита Никитского⁹³. Тропари (2) приведены из последования канона Божией Матери “Многими содержимь напастьми”, творения монаха Феостирикта, IX века, так же как и кондак “Предстательство христиан непостыдное” и стихира по 50-м псалме. Хвалитные стихиры с небольшими изменениями и первая литийная заимствованы из службы Владимирской Божией Матери.

Вместе с тем последование Смоленской иконе Божией Матери имеет свое лицо, в песнопениях широко представлены мотивы различных богородичных праздников. Так, в стихирах на стиховне взяты идеи Покрова Божией Матери, причем 1-я стихира не заимствована из службы Покрова. В литийных стихирах звучат идеи Благовещения; в тех и других употребляются выражения из акафиста с частым упоминанием обращения к Божией Матери “радуйся”. Это последнее обстоятельство дало Ф. Г. Спасскому основание предполагать, что стихиры, напоминающие структуру канона Одигитрии, могли принадлежать также творчеству монаха Игнатия⁹⁴.

Несомненно оригинальными представляются строки седальнов, когда в первом из них предлагается “христоименитым соборам” приступить “припадающе Божия Матери образу”⁹⁵, а во втором говорится о радости верных, которые должны “ликов­ствовать”… “видяще многоименно сияющия праздники Божия Матери”⁹⁶. Это очень образное, почти живописное изображение того, что имело место на Руси — многоименные храмы и отсюда — многоименные праздники Божией Матери — по всему необъятному пространству земли русской.

Стихиры на Господи, воззвах отличаются краткостью и выразительностью.

“Златая кадильнице”, поется в первой из них, “ручко и жезле, и светильниче светозарный: свитче божественный, в немже перстом Божиим написася Слово, спаси нас Тебе величающих”⁹⁷.

Пустынные иноки, разлучаясь со своей обителью, где имелся престол Одигитрии, со слезами вспоминали пение этой стихиры. Златая кадильнице было для них выражением всех их иноческих упований, утешения и радости⁹⁸.

Канон Одигитрии творения монаха Игнатия сообщает всей службе Смоленской Богоматери состояние крепкого и верного празднования, которое не убывает от первой до последней песни.

“Радостно, Чистая, ныне наставшее хваление приношаю радуяся”, восклицает творец канона в первой песни. “И тихим гласом, Одигитрие, вопию Ти: радуйся, и исполни мя разума пети начинающа”⁹⁹. Эта радость будет содержаться на протяжении всего канона и закончится в 9-й песни следующим восклицанием: “Радуйся, тайных цветов прекрасный сущий раю <…> радуйся, Отроковице, радуйся Одигитрие, всемирное чудо и слышание”¹⁰⁰.

Составитель службы не нашел, по-видимому, лучших и более ярких выражений чувств, которые он испытывал, изливая свою молитву пред чудным образом Богоматери Одигитрии, почему и оставил этот канон единственным, не добавив к нему собственных песнопений.

В целом же, как и упоминалось выше, последование Смоленской иконе Божией Матери сохраняет свою целостность, несет в себе идею светлого радования.

Служба в честь Казанской иконы Божией Матери

Среди русских праздников в честь икон Божией Матери нет большего, более любимого, более почитаемого, чем праздник Ее Казанской иконы. Позднее других явившаяся в русской земле, но очень скоро ставшая участницей и разрешительницей злых судеб Смутного времени, икона эта, образ “Заступницы Усердной”, по слову ее тропаря, становится как бы знамением любви русского народа к Царице Небесной. Ни один праздник богородичных икон (кроме, может быть, Покрова) не собирает таких скоплений народа, такого числа молящихся, как праздник Казанской иконы Богоматери — в летние дни, 8 июля и особенно осенью, 22 октября.

Славная эта икона была обретена летом 1579 года в Казани после огромного пожара по указанию девятилетней отроковицы Матроны. Тогда же Казанский образ Богоматери проявил чудесные знамения и был поставлен в храме, где в то время священствовал будущий патриарх Ермоген, святитель Московский. Он как очевидец явления чудотворной иконы написал сказание о ее обретении и составил службу на день ее празднования.

В тяжелые дни 1612 года, когда решалась судьба Москвы, занятой польскими интервентами, а с нею — и всего Московского царства, после трехдневного поста и молитвы перед Казанским образом Божией Матери русскому войску была дарована славная победа. Чудотворный образ Казанской Богоматери сохранялся с того времени в Москве, и празднование победы над поляками 22 октября стало со временем всероссийским¹⁰¹.

Икона Божией Матери Казанской является списком с древней византийской Влахернской иконы и относится, как и Смоленская, к иконографическому типу “Одигитрия”. Богоматерь держит Младенца слева, к Нему слегка склонена и Ее глава, а десная рука Богоматери свободна, чтобы ею указывать путь вопрошающему, молящемуся перед Нею человеку. Обретенный чудотворный образ Казанской Богоматери невелик по размерам, но в практике Русской Церкви очень распространены иконы Казанской Божией Матери больших размеров, перед которыми русский народ любит молиться своей “Заступнице Усердной”, “Матушке Казанской”.

Служба Казанской Божией Матери построена ее составителем — священномучеником патриархом Ермогеном — в значительной степени как оригинальное произведение. Заимствованы только литийные стихиры — из службы Владимирской иконе Божией Матери, седальны взяты из последования Смоленской иконе и в качестве первого канона поставлен канон Одигитрии, созданный иеромонахом Игнатием, — из греческой службы. Все остальные церковно-литургические песни: второй канон, стихиры, тропарь, кондак и икос — оригинальные произведения Святителя. Строгий ценитель русского литургического творчества, Ф. Г. Спасский высказывается о службе Казанской иконе Божией Матери как о “произведении чисто молитвенном”. Он же считает, что стихиры и канон насыщены “догматическим содержанием” и примечательны по молитвенной настроенности¹⁰².

Если рассматривать разбираемую службу Казанской иконе Божией Матери как целостное произведение, то следует остановиться на следующих основных положениях. Служба написана человеком, опытно знакомым с духовной жизнью, его слово исходит от смирения сердца и деятельного покаяния. Поэтому и восхваляется Пречистая за помощь в духовной, внутренней жизни, и идут эти похвалы от сокровенных молитвенных воздыханий, поэтому так отчетливо проводится основная идея духовной помощи и заступления Царицы Небесной в делах и скорбях человеческих, поэтому так отчетливо, как нигде в другом месте, именуется Она Заступницей Усердной, Помощницей, Пристанищем. Не случайно автор службы, хотя и приводит ряд ветхозаветных образов, прежде всего и очень свободно заимствует именования Божией Матери из писаний Нового Завета, тепло ублажает младенчество Христово в связи с прославлением Самой Пречистой Матери. Здесь же мы находим и светлые богословские мысли святого исповедника Христова, священномученика Ермогена.

Смиренное размышление творца службы мы видим уже в стихирах вечерни, но наиболее отчетливо выражено оно в каноне. “Просвети нас светом Рождества Твоего, грешныя рабы Твоя”¹⁰³, — вопиет святитель Ермоген в первой песни канона, а в 3 й песни читаем: “Кую достойную похвалу наше принесет конечное неможение”¹⁰⁴, — и ниже: “Одожди грешным рабом Твоим богатыя Твоя душеспасительныя милости”¹⁰⁵. “Прославляем со страхом и трепетом, — исповедует Святитель, — икону Девы Богородицы”¹⁰⁶.

Рядом, в непосредственной близости с этими покаянными вздохами стоят утверждения Святителя о духовной и крепкой радости, обретаемой верующим сердцем в славословии Богоматери. “Озари наша сердца, Владычице, воспети песнь святыя Твоея иконы явлению”¹⁰⁷, — пишет Святитель, приглашая церковных людей войти в празднование Богоматери, и ниже уточняет: “Соберитеся, христоименитии людие, умы тайно очистившеся, во святую Церковь Матере Христа Бога нашего”¹⁰⁸. В стихирах на Господи воззвах святитель Ермоген исповедует от полноты сердца: “Жизнь вечную миру даровала еси <…> врата рая отверзла еси”¹⁰⁹, — и дальше: “Днесь явлением вся созывает праздновати <…> благодатию Святаго Духа блистающися”¹¹⁰. Славословие Богоматери не ослабевает до конца службы, и в хвалитных стихирах читаем: “Жизнь безконечную даровала еси, райский вход верным отверзла еси”¹¹¹. Вот радость духовного человека — деятельное покаяние и смирение.

Поэтому так убедительны слова службы о том, что надо предстоять Божией Матери в чистоте. Об этом неоднократно говорит Святитель: “Приидите в чистоте, человецы”¹¹², “придите вернии с чистотою”¹¹³. И просить следует только духовного: “Ис­точи мне, Владычице, каплю душеспасительную”¹¹⁴, — и иметь к Матери Божией духовную молитву: “Паче же во устех наших имамы всегда святое и благословенное имя Ея”¹¹⁵. Из этого правильного духовного состояния рождается и светлое дерзновение, и новая тварь о Христе, человек-христианин, который не смущается, не боится исповедовать, что Матерь Божия — его Заступница, и Заступница усердная.

Идея заступления Богоматери видна уже в стихирах на Господи воззвах, когда на Слава и ныне поется: “Приидите, возрадуемся державней Заступнице рода нашего Царице Богородице”¹¹⁶. Мысль эта видоизменяется в стихирах на стиховне, где встречаем слово помощница. Так в 3-й стихире на стиховне утверждается, что Божия Матерь “человеческому роду <…> помощнице”¹¹⁷, а в славной: “и сию помощницу людем Твоим даровал еси”¹¹⁸. Помощницей Приснодева именуется и в каноне: “Яко милостивая человеком помощница”¹¹⁹, или “всемилостивая христианом помощнице”¹²⁰. Также и в кондаке Она — помощница по преимуществу: “Притецем, людие, к тихому сему и доброму пристанищу, скорой помощнице, готовому и теплому Спасению Покрову Девы”¹²¹.

Однако этот образ небесной помощницы нашей раскрывается, обретает свою силу в центральной для службы Казанской иконе Божией Матери идее Ее заступничества, заступления за род христианский. Это дается творцом службы в тропаре: “Заступнице Усердная, Мати Господа Вышняго, за всех молиши Сына Твоего, Христа Бога нашего, и всем твориши спастися”¹²². Тропарь этот потому известен и близок русскому православному, что выражает все силы его души, всю крепость и теплоту его исповедания Матери Божией и Ее Сына. Об этом тропаре люди высокой духовной жизни говорили со слезами как о самом замечательном выражении наших христианских упований. Подлинно, это песнопение отмечено признанием народным, в нем находит себя исповедание каждого православного русского сердца, — так полно раскрывает этот тропарь сокровенные чаяния христианина.

Свое исповедание Матери Божией — Заступницей нашей, “Заступницей Усердной” творец службы подкрепляет и признанием Ее радостью всего мира. “Радуйся, — пишет он в каноне, — сущая радость всего мира”¹²³. Ее он именует и обрадованной. “Прославим, вернии, — восклицает он в хвалитной стихире, — обрадованную Богородицу”¹²⁴. Таким образом, из многих именований святое сердце исповедника Христова, святителя Ермогена выбрало для народного исповедания имя “Заступницы Усердной”, — и это было высоким литургическим откровением его духа.

В заключение нашего разбора службы Казанской иконе Божией Матери нельзя пройти мимо того, что святитель Ермоген особенно внимательно восхваляет в ней Младенца Христа. “Младенцем Твоим светиши всей твари”¹²⁵, — говорит Святитель в стихире на Господи воззвах. В каноне эти упоминания неоднократны. “Покланяемся, Богородице, пречистому Твоему образу, — пишет Святитель, — и пресладкому Твоему Младенцу, Превечному и Незаходимому Свету Христу”¹²⁶. В 7-й песни так восклицает песнопевец: “Приидите, почерпнем отпущение от <…> Пречистыя Девы и Тоя Пречистаго Младенца Божия Слова”¹²⁷. “Почтим, людие <…> икону Девы Богородицы, — опять воспевает в каноне Святитель, — и Тоя Божественнаго Младенца Христа Бога нашего, и лобызаем, и прославляем со страхом и трепетом”¹²⁸. Наконец, и в светильне верным предлагается возвеличить “Матери Бога нашего чудную икону и Божественнаго Младенца Спаса Христа”¹²⁹.

В богородичнах канона святитель Ермоген приводит изложение православных догматов Воплощения Христова. «Неиспы­тана глубина, надоведомо таинство, непостижим образ, Дево, Зачатия Твоего, — пишет он в богородичне 7-й песни канона, — Бесплотный воплотися, Превечный младенствует, Сын Божий сын Тебе Девы бывает. Емуже вопием: “Боже, благословен еси”»¹³⁰. В другом богородичне он исповедует: “О, Всемилостивая христианом помощнице! не может Тя воспети достойно ум человеческий и ангельский, яко всея твари честнейши, небесных и земных славнейши: всех бо родила еси Творца и Бога”¹³¹.

И самое последнее. Святитель Ермоген, как бы приближаясь к сердцу всего нашего народа, говоря его языком, выражая его чувства, называет Казанскую икону Богоматери “тихим и добрым пристанищем”¹³² и приглашает поклониться Ее образу: “Приидите к тихому Ея чудному <…> образу”¹³³, — призывает возвеличить Ее икону: “Возвеличим Пречистыя Матере Бога нашего чудную икону”¹³⁴. И святой песнописец воистину провидел судьбу “чудной” и “тихой” иконы Богоматери: она стала любимой святыней православного русского народа.

Разобранные особенности труда священномученика Ермогена в службе Казанской иконе Богоматери очень удачно сочетаются с каноном Одигитрии, творением иеромонаха Игнатия, и вместе образуют последование, исполненное большой духовной силы и радования, всесторонне освещающее радость явления чудного образа Богоматери, обретенного на казанской земле, равно как и силу победы, явленной в годы смуты.

Служба в честь Тихвинской иконы Божией Матери

Наряду с разобранными последованиями в честь икон Божией Матери Смоленской и Казанской, службами, которые относятся, по мнению Ф. Г. Спасского, к золотому веку русского литургического творчества (вторая четверть XVI – 30-е годы XVII веков)¹³⁵ необходимо проанализировать и службу иконе Божией Матери Тихвинской. Ф. Г. Спасский признает эту службу творением “очень самостоятельным” и относит ее к авторству князя Симеона Шаховского, автора конца XVI или начала XVII века¹³⁶.

Тихвинская икона Божией Матери в V веке была перенесена из Иерусалима в Константинополь, где в ее честь был построен Влахернский храм. В России она явилась при благоверном князе Димитрии Донском в пределах города Тихвина в 1383 году. Святая икона прославлена в веках неисчетными благодеяниями, “неисчислимыми чудотворениями”, по слову современного составителя месяцеслова¹³⁷.

Служба Тихвинской иконе Божией Матери — это полная служба, которая включает наряду со всем составом прочих стихир, седальнов, тропаря, кондака, икоса и светильна: последование малой вечерни, стихиры на Господи воззвах на два гласа (2-й и 5-й), два канона (глас 8-й и 4-й). Составителю службы, автору известного акафиста преподобному Сергию Радонежскому (если признать, что служба Тихвинской иконе принадлежит С. И. Шаховскому), удалось вложить в строки церковно-богослужебного последования слова искренней молитвы, непосредственного чувства умиления, живого покаяния. Так, автор службы уже в стихирах на Господи воззвах малой вечерни раскрывает свое восприятие чуда в живом словесном обороте. “О Твоем, Владычице, явлении, — пишет он, — умильни бывше людие, вкупе же и радостни”¹³⁸. Какая здесь свежесть и непосредственность в выражении чувств! Ниже, на той же малой вечерне в стихире на стиховне он скажет: “Сына бо Твоего и Твое есмы достояние”¹³⁹. В стихирах на Господи воззвах великой вечерни, видоизменяя обычное обращение к Богоматери, составитель службы восклицает: “Киими чистыми устнами ублажим Богородицу”¹⁴⁰, — и ниже: “Кия умиленныя гласы принесоша Ти <…> Богородице”¹⁴¹.

В первом каноне, в тропарях отдельных песен автор службы часто использует образ света. “Благаго Царя благая Мати, — говорит он, — благодать света Твоего и нам возсияет песнь Тебе пети начинающыя”¹⁴². “Истиннаго света Христа, — пишет он ниже, — неизреченно из Тебе <…> воссиявшаго лучами, омраченныя наши души и сердца просвети”¹⁴³. “Иконе света Христа, и Пречистыя Девы, приидите, вернии, поклонимся”¹⁴⁴, — пишет он дальше.

Иногда автор приглашает к прославлению Богоматери силы природы, и тогда эти образы достигают особенного изящества: “Аер пространный и земля наша, Царице, — пишет он в каноне, — в преславном Твоея иконы пришествии, чудес и божественных даров <…> исполнися”¹⁴⁵. Обращение к космосу видим у творца службы и в седальне: “Яко древнего <…> кивота честнейший Твой <…> образ Владычице: паче бо илектра блистался <…> лучи милости <…> всем <…> простирает”¹⁴⁶. То же пространное обращение к идее света и стихиям мира видим и в тропаре праздника: “Днесь яко солнце пресветлое, воссия нам на воздусе, всечестная икона Твоя, Владычице, лучами милости мир просвещающи”¹⁴⁷.

В том же каноне наряду с используемым местами образом света даются умиленные строки покаяния. Творец службы не скрывает своих грехопадений и своей усердной мольбы о помиловании. “Окаянен убо аз, Всечистая, — пишет он, — и недостоин таковыя ныне благодати, еже Тя видети”¹⁴⁸. “Никтоже тако преслуша божественная повеления, — пишет он дальше, — якоже аз окаянный”¹⁴⁹. И заключая канон в последнем тропаре 9 й песни он со слезами вопиет: “Устами смиренными принесох Ти препростое сие <…> пение, понеже груб есмь многогрешный <…> но от усердия на Твоя щедроты надеяся <…> не возгнушайся, Царице, приими сие и спаси мя”¹⁵⁰. Идея всей службы может быть сведена к одному из созданных автором тропарей. “Мати Божия милосердная, — пишет он, — милости Твоея двери днесь отверзи нам”¹⁵¹.

Как видно из приведенных примеров, в службе Тихвинской иконе мы встречаем известные отличия от последований иконам Богоматери, разобранных выше. В этой службе отчетливо слышен непосредственный голос души, находящий себе место в строгой последовательности церковно-богослужебных песен.

Последование в честь Иверской иконы

В особом разделе должны быть разобраны последования иконам Божией Матери, написанные русскими авторами не на русской земле. К таковым относятся прежде всего службы афонским иконам, которые вместе с тем стали подлинными русскими святынями. В первую очередь это Иверская икона Божией Матери, прибывшая в Москву с Афона в 1648 году в своем списке. По данным Ф. Г. Спасского, служба ей написана на Афоне, возможно, русским иноком, и была в XVIII веке переведена на русский язык. Вместе с тем не исключается, что служба Иверской иконе могла быть написана и в России во второй половине XVII века, поскольку в стихирах и каноне имеются отдельные упоминания России и города Москвы. Допускается также и такой вариант, что служба была написана на Афоне для России уже после принесения святой иконы в Москву.

Наш соотечественник всем сердцем полюбил эту афонскую святыню, дни празднования святой иконы стали воистину русскими праздниками. Молитва перед святым образом Владычицы Иверской стала неотъемлемой частью нашего благочестия, особенно в Москве, куда прибыла святая икона. Поэтому можно с любовью всмотреться в те места службы, где повествуется о государстве Российском. Эти указания отчетливы 1) в литийной стихире на Слава и ныне, 2) в кондаке, 3) во втором тропаре 8-й песни канона. Кроме того, и в его первой песни весьма отчетливо поминается “царствующий град”, для которого святая икона является “утешением и похвалой” (тропарь 4)¹⁵².

Все последование выдержано в скромной и вместе духовной манере, с самовоззрением, с постоянным памятованием о внутренней жизни человека. Имеются и отдельные очень удачные образы. Так, в каноне читаем: “Храм Твой, Дево, яко рай другий показася имея икону красоты Твоея”¹⁵³. Подобное мог написать человек, не чуждый духовной жизни. Далее убежденно дается другой образ. “Храм носяй телесный весь оскверненный, — вздыхает творец канона, — Тебе, Пречистому Храму вечнаго Слова, дерзаю в честнем храме Твоем… приносити смиренныя моя молитвы”¹⁵⁴. В заключительных хвалитных стихирах на утрени запоминается опять тихий и верный образ: “Чудную <…> Твою икону посылаем днесь, — вопиет творец службы и заключает, — и утешение странствию нашему”¹⁵⁵. Так в праздновании чудному Иверскому образу Божией Матери помимо радости узреть святую икону и поклониться ей верующие обретают и великое утешение в слове службы.

В прочих последованиях святых афонских икон Божией Матери не удается усмотреть отчетливых следов, имеющих отношение к истории нашей страны, но тем не менее и эти иконы, такие как “Троеручица”, “Скоропослушница” и др. полностью усвоены душой русского человека и являются неотъемлемыми его святынями. Ведь для русского человека гора Афон — край его желаний. Очень отрадно отметить, что в службе иконе Божией Матери “Троеручица” канон начинается ирмосом “Твоя победительная десница”, написанным святым Иоанном Дамаскиным в память чудесного избавления его десницы предстательством Богоматери.

Православная Русская Церковь, создавшая великие дни празднований в честь икон Божией Матери, показывает свое величие и в том, что не делает различия между своими праздниками икон Богоматери и праздниками, пришедшими из других православных стран, в первую очередь — со святой горы Афонской.

Последования в честь икон Божией Матери
синодального периода

Новый период русского литургического творчества, который включает в себя, по Ф. Г. Спасскому, конец XVII – XIX век, не представляется плодотворным и, по мнению того же автора, “литургическая деятельность в XIX веке расточается на акафисты”¹⁵⁶. Вместе с тем и в синодальный период истории Русской Церкви жизнь ее продолжается, в ней возникают святые великой силы духа, подобно преподобному Серафиму Саровскому или святителю Иоасафу Белгородскому, совершаются явления новых благодатных икон Божией Матери и им создаются пространные службы и последования.

В этих последованиях, согласно духу времени, уже не усматривается развития больших идей гражданственности, как это имело место в периоды созидания русского государства, когда оно объято было заботой борьбы с “погаными” или с нашествиями армий, движущихся на Россию с Запада. Новый период русского песнотворчества применительно к прославлению новоявленных икон Божией Матери отличается большей сосредоточенностью на вопросах внутренней жизни. Сами богослужебные тексты пишутся по существу литературным русским языком, далеко отходя от принятой ранее витиеватости стиля, которую мы могли отмечать в службах предыдущих периодов. Эти сдвиги уже начинали определяться и раньше, к примеру, в творчестве того же С. И. Шаховского. Мы ограничены размерами статьи и не можем подробно рассматривать особенности этого нового периода в русском песнотворчестве Богоматери. Нам представляется возможным коснуться только отдельных, как представляется, характерных служб в честь новоявленных икон Божией Матери с тем, чтобы увидеть в них некоторые основные черты гимнографии Пречистой в этот новый период.

Одной из таких служб, введенных в Минеи, изданные в XIX веке, является служба в честь иконы Божией Матери “Всех скорбящих Радосте”. В построении этой службы можно отметить много подражаний и заимствований из более ранних последований иконам Богоматери — особенно в структуре стихир и тропарей, но каноны имеют оригинальное построение и приписываются творчеству епископа Димитрия. В разбираемой службе имеется два канона по шесть тропарей в каждой песни. Они до известной степени разнятся один от другого, содержа основную идею о том, что Богоматерь — Радость всему миру, и Она же — рождшая миру Радость.

В первом каноне преосвященный Димитрий во многих местах свидетельствует об этом словами, близкими человеку нашего времени как по чувству, так и по выражению: “Ты бо еси <…> жизнь и свет сердцу моему, Богородице”¹⁵⁷, — говорит Преосвященный, а выше восклицает: “Крепость моя, и радость и веселие, и стена твердая”¹⁵⁸, а также: “Всея моея жизни Предстательнице”¹⁵⁹. Все эти выражения чувств близки людям нашего времени, когда они погружаются в переживания, совершающиеся в их внутренней клети. Ту же искренность чувств можно констатировать и тогда, когда творец канона восклицает со скорбью: “На Тя возложих, Владычице, сердце, и душу, и тело”¹⁶⁰, или с упованием: “Радуйся, Марие, великое всея твари Чудо”¹⁶¹. Иногда сетование в каноне довольно пространно, оно сопряжено и с исповеданием души: “Страстьми престаревся, — пишет преосвященный Димитрий, — и неослабными напастьми и скорбьми, и доспев к западом жития моего <…> вопию Ти, Владычице: утешение земным, помилуй мя”¹⁶².

Во втором каноне останавливает внимание вопияние ко Христу. “Боже мой Милосерде, — молится творец канона, — Боже Человеколюбче, Волителю милостыне на мя излей Твою милость”¹⁶³. Нам очень понятна мысль преосвященного Димитрия, когда в этом каноне он пишет: “Водворихомся в вечер в плачи печалей и чаяний злых, но <…> обретохом радость заутра: Ты бо спасла еси нас”¹⁶⁴. Мы чувствуем в словах этого тропаря голос живой души, наблюдающей за ходом своей внутренней жизни, тонко примечающей скорби ее и изменения к лучшему. Может быть, и в этом — особенность нашего времени, тщащегося изобразить свои печали не только в художественном слове, но и в слове церковной службы.

В одном из последних тропарей этого канона Преосвященный восклицает: “Вся еси Чистая и Божественная славы исполнена, Ближняя моя, рече Дух Божий, Тя провозвещая, Пречистая”¹⁶⁵. Здесь большое дерзновение, которого мы не могли отметить в богородичных службах прежних периодов Русской Церкви. Кончает творец канона свой труд, смиренно заключая: “Благослови мя убо, Твоего певца”¹⁶⁶. Таковы некоторые особенности служб Божией Матери в разбираемый нами новый период. Интересно, что Церковь не использует написанные для этого последования тропари. Вместо тропаря иконы принята стихира на Господи воззвах — “Всех скорбящих Радосте”, написанная на 2-й глас¹⁶⁷.

Примером другого стиля написания службы в тот же период может служить последование иконе Божией Матери “Неопали­мая Купина”, служба которой, по ряду признаков (упоминание чудотворных икон в 9-й песни), относится к XIX веку. Автор ее — или инок, или человек, занимающийся внутренним деланием, отдающий силы души на искоренение в себе ветхого человека. Все обращения к Богоматери — молитва о низложении невидимого внутреннего зла в себе и насаждении противоположных добродетелей.

Творец канона тщательно обличает в своей молитве к Деве Марии живущие в нем недостоинства. “Низложи налоги бесовския, — восклицает он и далее перечисляет, — гордость в добродетели, лицемерие в святости, тщеславие во бдении, высокоумие в благоговении и неблагодарность в благодеяниях Сына Твоего”¹⁶⁸. Это по существу — внимательная исповедь души, ведущей незримую борьбу со всеми восстаниями врага. “Странна мя любочестия сотвори, — вздыхает дальше творец канона, — и чужда любопытства о человеческих согрешениих”¹⁶⁹. Вникая далее в свое отношение к ближнему, создатель канона приводит тонкие психологические наблюдения над своею душой и молится об избавлении от этих лукавых внутренних движений: “Ра­дости суетныя, к преогорчению ближняго приводящия, чужда мя соделай, Купино Неопалимая”, — пишет он. — Даждь ми сопечаловатися искреннему моему в бедствиях, Человеколюбивая Владычице”¹⁷⁰. О том же и ниже молитва: “Терпение в бедах утверди во мне, Всечистая, с радующимися духовную радость, с сетующими сожаление даруй ми, Пресвятая”¹⁷¹.

Прошение о внутреннем очищении сердца возносятся творцом канона и в других его песнях. Здесь молитва о том, чтобы утишена была буря “объятого сребролюбием”¹⁷², чтобы было отложено рачение “плотского покоя”¹⁷³ и “безчиннаго веселия”¹⁷⁴ и потоплен был “огнь нечистоты и всякия скверны”¹⁷⁵. Здесь же и молитва об угашении духа ярости и хулы и о “всякаго вида злобы” искоренении¹⁷⁶.

В ходе написания канона творец его, занимаясь безжалостным обличением своих “лютых”, со вздохом облегчения прибегает к пристанищу заповедей Христовых. “Ум мой <…> благоустрой к познанию вечных истин Христова Евангелия, — молит он, — к рассмотрению тленности временных благ направи мой помысл”¹⁷⁷. А в песни 8-й, уже кончая канон, его творец так запечатлевает его окончание: “Образ Христов Евангельскими добродетелями напиши в души моей, Богоблагодатная”¹⁷⁸. Здесь автор службы “Неопалимой Купине” вторит тем мыслям, которые широко представлены в творениях нашего отечественного подвижника XIX века, святителя Игнатия Брянчанинова.

Отрадно встретить в нашей богослужебной литературе подобный памятник, свидетельствующий о продолжении традиции глубокого самовоззрения и самоанализа, необходимых в созидании внутренней духовной жизни.

Приведенными примерами, естественно, не исчерпываются все направления русской гимнографии в честь Богоматери в синодальный период истории Русской Православной Церкви. Нам казалось необходимым скорее только коснуться некоторых тенденций, которые можно обнаружить в данном периоде русского песнотворчества. Несомненно, необходимо много трудов по изучению того, чем богата русская гимнография данного периода, — не только посвященная Богоматери, но и во всем объеме своего песнотворческого достояния, — периода, обширного по времени и событиям.

Последние произведение, которое нельзя не упомянуть, — служба в честь явления иконы Божией Матери “Державная”, имевшего место в Москве в 1917 году. В данной службе примечателен не только канон; уже в стихирах проводится основная идея последования. Составители его (в том числе — святитель Патриарх Тихон) уже на вечерни, в стихирах на стиховне необычным образом раскрывают свое почитание Богоматери. “Дева была еси отроковица смиренна, — говорится здесь, — днесь же показуешися нам, яко Царица и Матерь всяческих”¹⁷⁹. В последних словах — указание на то, что воспевается образ Божией Матери “Державная”. В последующих стихирах на стиховне обнаруживаем опять дорогую автору службы идею о смирении Богоматери. “Свят еси, Господи, — читаем мы, — и Матерь Твоя, яко овча бысть смиренна”¹⁸⁰. Это одно из основных и в то же время новых положений, развиваемых в службе Божией Матери “Державной”, ранее с такой отчетливостью не отраженных в посвященных Ей последованиях.

Одновременно стихиры пронизывает и другая идея произведения — скорбь о грехах и их исповедание. “И рыдах, и взывах к Тебе, Владычице, — пишет составитель последования в стихире на Господи воззвах, — но не возмогл есть глас мой и заглушися вопль мой от потока грех моих <…> изше сердце мое и струпием испещрися глава моя”¹⁸¹. “Змиевидно днесь показуется стадо твое, — вздыхает дальше Первосвятитель, — яко ветром обуреваем есмы и не можем терпети”¹⁸². Но в тех же стихирах читаем и строки ободрения паствы, строки непостыдного упования: “Но молитеся, братие, молитеся, — слышим мы слова подкрепления, — и приимет вы под покров Свой Матерь Бога нашего, и упокоимся, люди, под ризой Тоя”¹⁸³.

Первосвятитель исповедует дальше, в стихирах на литии, чудо явления Богоматери: “Страшен есть гнев Господень на вся смертныя належащ, но того раби показуется днесь и заступление верным: се бо прииде Благодатная во спасение людем Своим”¹⁸⁴. В седальне опять звучат слова подкрепления: “Востани, Владычице, востани, и облецется Сион в крепость свою и вода желчная будет нам, яко мед, напитаемся, люди, теснотами иже от Зиждителя суть”¹⁸⁵.

Канон имеет краестрочие: “Спаси, Богородице, православную землю и сохрани люди Твоя”¹⁸⁶. В нем основательно развивается идея покаяния, идея надежды на заступление Пречистой, раздаются слова подкрепления. “Тяжко ми есть и рыдаю Тебе, Мати Пречистая”¹⁸⁷, — исповедует Первосвятитель. “Вси бо плачем и рыдаем¹⁸⁸, — читаем мы дальше. — Иерусалиме, Иерусалиме, почто тако омрачился еси”¹⁸⁹. Далее по ходу песней канона светлое упование берет верх и создатель его восклицает: “Цвето­носную простри, Владычице, руку Твою и оживет вертоград Твой и нищие обрящут хлебы своя, и убозии ризы своя”¹⁹⁰.

Еще дальше слышим и новые слова подкрепления: “Людие Божии, друзи моя, — глаголет Первосвятитель, — уверуйте во Христа Бога нашего и в предивно Его рождшую <…> и обрящете душам вашим мир и велию милость”¹⁹¹. “Вем, яко умолит Отроковица за державу Свою”¹⁹², — раздаются дальше утешительные, успокоительные глаголы. Далее продолжается молитва Первосвятителя: “Не нам, но ради от Тебе избранных и Ангельское житие возлюбивших, — восклицает он, — спаси, Богородице <…> вся православные”¹⁹³. Кондак и икос по 6-й песни имеют также ободряющее, радостное окончание: “Яко прииде Заступница на стражу земли Своея”¹⁹⁴.

Далее слышим: “Оживи вертоград Твой и будет прославлен во веки”¹⁹⁵, а также: “Иерусалиме, Иерусалиме, святый еси град и прославлен во веки”¹⁹⁶. Канон кончается твердым исповеданием веры и упованием на победу Державы Пречистой. “Дыхание бурное не сокрушит и единаго от забрал стены Твоея, — пишет творец канона, — храм Твой утвержден есть и не подвижится и тому радующеся поем Ти: слава Державе Твоей”¹⁹⁷.

Вместе с тем Первосвятитель предупреждает, что потребно усердное моление Божией Матери, почему в молитве к Ней на молебне мы читаем такие слова: “Спаси нас! Спаси! Помози нам! Помози!”¹⁹⁸. Потребно усердное притекание людей к Державе Пречистой, чтобы, по слову этой службы, найти спасение под покровом “ризы Тоя”¹⁹⁹.

Разбором приведенного последования следует завершить анализ песнопевческих трудов в честь Богоматери в последний период истории Русской Православной Церкви.

* * *

В заключение предложенного краткого обзора литургического творчества русских песнотворцев в честь праздников и особенно икон Божией Матери необходимо сказать следующее. Данный очерк следует рассматривать как своего рода краткое вступление к всестороннему и всеохватному исследованию того достояния, которое накопила Русская Православная Церковь в церковно-богослужебном прославлении Пресвятой Девы Марии за свою тысячелетнюю историю.

Восприняв от Греческой Церкви праздники в честь Богоматери (праздник Покрова), обогатясь Ее иконами, что были переданы в дар российскому государству из Византии, и, наконец, имея собственные знамения милости Божией в явлении чудотворных икон Пресвятой Богородицы в русской земле, отечественные песнотворцы создали уникальный чин гимнографии, прославляющий знамения и явления Богоматери. В этих песнотворческих трудах Божия Матерь предстает как Заступница Усердная и Покров в годины народных бедствий и испытаний; Она же — оплот в созидании семьи, и — что самое основное — путеводительница в личной внутренней жизни, в становлении духовного человека, его Поручительница и Взыскание в борьбе со грехом.

Каждый верующий православный христианин по опыту знает о тех крайних состояниях своего внутреннего существа, когда Божия Матерь остается его единственной надеждой и прибежищем, единственным знамением того, что он не погибнет в пучине скорбных обстояний; около икон Божией Матери он обретает для себя поддержку, около них он переживает великие, часто решающие сдвиги всего своего существования.

Различные эпохи находили различные формы и различный язык для выражения всех этих разнообразных событий государственной и личной жизни. В результате создалась обширная область русского песнотворчества, еще не нашедшая для себя должного освещения. Примечательно для русской гимнографии Богоматери участие в ее создании песнотворцев-иерархов, из-под пера которых в разные эпохи выходили высокие по силе и вдохновению чинопоследования, каноны, стихиры и другие церковные песни. Задачей будущего должно явиться систематическое изучение наследия русских песнотворцев Богоматери — как в историческом плане, так и в плане выявления особенностей образного строя этих чинопоследований, а также установление их различных типов.

Публикация А. Беглова