Кругом агенты, а первый – Сталин
– Многое в жизни человека зависит от того, с какими людьми он встречается с детства. Это в полной мере относится и ко мне, мне уже немало лет, и это стало совершенно очевидным.
Мне не довелось воевать – в 1941 году мне было 13 лет, ребят 1928 года рождения призывали в 1945 году. Но я почти с самого начала войны жил при военном госпитале, это было в оренбургских степях в городке Сорочинске (не путать с гоголевским). Там все казенные здания – райком, райисполком – были переданы военному госпиталю, начальником которого была моя мачеха, майор медицинской службы. Я не очень любил мачеху и часто ночевал в палатах вместе с ранеными, поэтому о войне я слышал многое.
Сорочинск располагался между Куйбышевым (теперь Самара) и Чкаловым (теперь это Оренбург). Это была территория Южно-Уральского военного округа, где формировалась польская армия генерала Андерса, чешская бригада Людвига Свободы и многие наши воинские части. Так как в доме начальника госпиталя, моей мачехи, было не тесно, к тому же она была весьма яркая женщина, то приезжавшие в служебные командировки офицеры останавливались, как правило, у нас в доме. Пили много, говорили о разном.
В этих застольях не участвовал один пожилой офицер интендантской службы, говорили, что у него больной желудок. Напротив нашего дома был большой собор, превращенный в кинотеатр, вокруг него мы с ним гуляли долгими зимними вечерами. Видимо, не было среди взрослых того, кому подполковник мог бы довериться, и он говорил мне о бедствиях, постигших нашу страну после большевистского переворота, о том, что расстреляны лучшие люди, уничтожен командный состав нашей армии. Потом эти прогулки вокруг собора обернулись для меня пыточной Сухановской тюрьмой. Сегодня я последний оставшийся в живых узник Сухановки.
А произошло вот что: в 1945 году я окончил экстерном школу, поступил в Московский университет на филологический факультет и вместе с другими абитуриентами, молодыми ребятами, окончившими десятилетку – нас было немного среди поступивших, в основном, все были фронтовики – поехали на радостях в Перхушково под Москвой. Мы только тогда все познакомились, нас было человек семь. Там очень красивая березовая роща, очень светлая, и я не шел, а буквально летел вперед. И не знаю, что со мной произошло, но я вдруг пропел на мотив польского гимна:
Интеллигенты,
Быть тверже стали!
Кругом агенты,
А первый – Сталин.
В 1948 году меня арестовали.
1948 год
– Вас не сразу арестовали, получается?
– Нет, меня «пасли», как они говорят, три года.
– Это кто-то из этих семерых ребят на вас донес?
– Нет, не думаю, это были хорошие ребята. Кто-то кому-то прочитал, видимо, потом это стихотворение…
– «Пасли», потому что думали, что вы еще на кого-то выведете?
– Да, думали, что есть какая-то организация. Никакой организации не было. Я был сам по себе.
В лагере. Оротукан. Июль 1955 года
«Мания борьбы за справедливость»
– После Сухановки были Колымские лагеря. Злоключения мои продолжались довольно длительное время – почти восемь лет. В Колымских лагерях я ходил с номером на спине «И1-620». Это особые лагеря, с каторжанским режимом. Кстати сказать, в них потом и произошли забастовки заключенных, спровоцированные произволом властей.
Вернувшись с Колымы, я был довольно быстро, в течение года, даже меньше, реабилитирован и отправился снова на Колыму в качестве корреспондента «Литературной газеты». Это был 1962 год. Я был там месяца четыре, договорился с первым секретарем обкома Павлом Яковлевичем Афанасьевым об издании в Магадане сборника, в котором были бы произведения погибших и находившихся в Колымских лагерях писателей.
Но политика менялась быстро, из Москвы дохнуло холодом. В Магадан поступило распоряжение печатать произведения только прописанных на Колыме писателей. Фактически это было указанием исключить всех авторов, прошедших лагеря. Дескать, «собранный материал выходит за рамки краеведения». А редактора сборника Николая Владимировича Козлова, высказавшегося против этого решения, через несколько месяцев привезли в Москву в психиатрическую больницу с диагнозом «мания борьбы за справедливость».
Магадан. 1996 год
Я продолжал собирать рукописи бывших заключенных. И после случая с Козловым нами, бывшими колымскими узниками, было организовано Московское историко-литературное общество «Возвращение». Произошло это в 1962-63 годах. Официально оно было зарегистрировано Моссоветом в самом конце советской власти. С тех пор мы издаем книги, журнал, проводим конференции. Изданы и мои воспоминания, книга называется «Стыковка лет».
Скоро вторым изданием выйдет книга о моем друге и лучшей помощнице, дочери расстрелянного писателя Артема Веселого, Заяре Веселой, называется она «7-35». Это номер статьи, по которой осуждали проституток и детей так называемых врагов народа. Заяра рассказывает в этой книге, это посмертное издание, что самое жуткое для нее было, когда их везли этапом, и в каком-то месте присоединили к колонне пленных немцев. Ей было 20 лет, она была студентка пединститута.
Эта общая колонна, можно сказать, символизировала не прекращающуюся с 1917 года борьбу большевиков со своим народом. Участник проведенных нашим «Возвращением» международных конференций «Сопротивление в лагерях», заведующий кафедрой политэкономии Курганского университета Александр Александрович Базаров работал в уральских архивах и выяснил, что за одну зиму кулацкой ссылки, по самым скромным подсчетам, погибло 250 тысяч крестьянских детей.
Мы составили хрестоматию для школьников «Есть всюду свет… Человек в тоталитарном обществе». Ценой невероятных усилий издано 32 тысячи экземпляров, из них пять тысяч бесплатных экземпляров для московских школьников издано на средства московской мэрии. Презентация состоялась в зале, где устраивает встречи правительство Москвы, были все, кроме отдела народного образования.
– Зачем вы создали общество «Возвращение»?
– С целью сохранения исторической памяти. Люди, которые забывают трагические страницы своей истории, обречены на повтор трагедии.
Маска Скорби. Эрнст Неизвестный
Возвращение Сталина
– Что вы можете сказать про 90-е годы в России?
– 90-е годы одни смешивают с грязью, для других это был глоток свободы, но они, по крайне мере, не были такими скучными, циничными, как нынешнее время. Тогда еще такой всеобщей порчи не было.
Русскому народу, народам России пришлось вытерпеть такое, что никакие другие народы не испытывали. Даже фашизм не столь страшен, как большевизм. Потому что всё, что он проповедует, не завуалировано, там ясно утверждается господство одной расы над другими. А большевизм, вы-то не застали этого, а я застал за свою долгую жизнь, навязывал советскому человеку «Моральный кодекс строителей коммунизма», там почти всё взято и списано из Евангелия. Начинается он: «Человек человеку друг, товарищ и брат», и этот друг, товарищ и брат должен доносить на своего брата.
То, что я говорю, отнюдь не значит, что я в восторге от западной демократии. Более того, наше «Возвращение» – единственное общество заключенных, которое никогда не находилось на содержании западных фондов. Мы зарабатываем сами, «что потопаешь, то полопаешь».
– А почему люди вам помогали?
– Мы все одной судьбы. Да и сама Россия с ее природой, поэзией, литературой является объединяющим началом. Люди работали абсолютно безвозмездно, у нас не было ни одного платного сотрудника. Теперь, когда им под 90 лет, когда многие из нашего поколения ушли, конечно, приходится за всё платить. И всё равно более половины тех, кто участвует в этой работе, даже в этих рыночных условиях работают как волонтеры.
1991 год. Презентация сборника «Доднесь тяготеет»
– Почему сейчас снова возвеличивают личность Сталина?
– Я вижу истоки в историческом прошлом. В России сословия, в отличие от западных стран, были сверхразделены. Понятия «гражданин» не было. От крепостного права, которое исторически было недавно, и до сегодняшнего дня не так уж много прошло времени, не так уж много поколений сменилось. Причем большевики оказались необычайно коварными людьми. Я говорю не о тех миллионах, которые числились в партии. Я говорю о тех заговорщиках, которые разогнали законное Учредительное собрание.
Такой степени разделенности – и людей физического труда, и людей интеллектуального труда – нет в других цивилизованных странах. Она и привела к тому, что когда под тяжестью своих преступлений большевистская власть рухнула… Вернее, в действительности она не рухнула, потому что она в самих людях, в их представлениях была, но казалось, что она рухнула. В итоге эти сословия оказались настолько разделенными между собой, что те же самые наши правозащитники, относящиеся, конечно, к интеллигенции, совершенно не интересовались, как переживет простой народ разрушение «социалистического хозяйства».
Они были опьянены возможностью свободно выезжать из страны, свободно высказывать мнения и так далее. Тот же Егор Гайдар меньше всего думал о страданиях людей, эти категории были ему чуждыми. Не хочу грешить, но думаю так. А в католической Польше был Лешек Бальцерович, католик, и реформы там прошли гораздо мягче, потому что это был верующий человек, для которого христианские заповеди что-то значили.
Тем не менее, само существование советской системы положительно действовало на западные демократии, потому что стоящие там у руля боялись такого, как в России, большевистского переворота. И где-то в Скандинавии сейчас тот самый социализм, о котором мечтали русские рабочие и крестьяне.
То, что произошло в России – это самая страшная, видимо, трагедия нашей христианской эры. Если под таким углом зрения смотреть на все происходящие события, тогда более-менее всё выстраивается, где-то впереди брезжит свет.
Простота суждений
– Как вы думаете, кто-то готов продолжать вашу деятельность, вашу работу?
– Моя работа – это отражение моей жизни, моей судьбы. У людей нового поколения судьба иная.
– Вы как-то связаны с Музеем ГУЛАГа?
– С Музеем ГУЛАГа мы связаны основательно. Я подарил Москве, ее Музею ГУЛАГа свой архив – самый большой из существующих частных ГУЛАГовских архивов. С Музеем ГУЛАГа мы договорились совместно провести конференцию «Шаламов и Демидов», она намечена на январь-февраль 2016 года.
Последняя конференция «Сопротивление в ГУЛАГе» (2002 год) завершилась в Большом зале Московской консерватории исполнением «Реквиема» Александра Локшина. Дирижировал знаменитый Рудольф Баршай.
Недавно у меня была Лена, вдова Баршая, и мы говорили с ней о Десятой симфонии Локшина, исполненной в нашей стране всего один раз 40 лет назад. Она написана на стихи замечательного поэта Николая Заболоцкого, тоже узника ГУЛАГа. Будем стараться, чтобы в дни будущей конференции эта симфония была исполнена.
– Что больше всего поражало в людях, которые прошли лагеря?
– Меня более всего трогает не запрограммированная, не искусственная простота суждений. Например, Заболоцкий, в отличие от других литераторов, его однодельцев, которые давали так называемые признательные показания, то есть оболгали себя и своих товарищей, ничего подобного не подписал. И в своей книге «История моего заключения» он по этому поводу пишет: «Значит, недостаточно били».
Фото из личного архива С. Виленского
Беседовала Тамара Амелина