– Я Зоя… Рыбак, – послышалось в телефонной трубке, и в ответ на мою недоумённую паузу последовало разъяснение: «…Из Чокурдаха. Даже не из самого посёлка, а со Станчика. Слышали?»
Ну да, ну конечно, сколько раз мне отец Михаил Зайцев рассказывал о чудесных, божиих людях, населяющих северные окраины нашего северного края! В том ещё признавался, что нигде ТАК не молился, как там, в тундре, когда вокруг тебя на десятки, а то и сотни километров ни души – только ты и Бог! – невероятное ощущение.
Вот так и живут Зоя с мужем – вдвоём перед Богом – только они и Господь. Ну не только… В чём-то это обычные люди – с необычной судьбой. Впрочем, им-то их жизнь особенной не кажется. Наоборот. Всё просто.
Когда мы встретились, меня поразила предельная открытость сидящей передо мной женщины. «Это, наверное, между нами, наверное, об этом не стоит…» – периодически осторожно осведомлялась я, пряча диктофон. «Нет, ну почему же, – отвечала моя собеседница, – если это кого-то остановит, кому-то поможет…» Ни тебе суеверного мирского страха, ни ложного смирения церковных. С открытой душой: ради Бога.
Конечно, поможет, Зоя. Если наш разговор был столь важен мне самой, значит, и другим он будет интересен. Надеюсь.
Школу я закончила в Чокурдахе, но совсем не хотела учиться. Поступила в Алданский железнодорожный техникум, бросила его. И не жалею.
Я всегда мечтала замуж выйти, чтобы семья была. Как-то увидела в кино такую сцену: большой стол, красный угол с иконами, бородатый мужик. Посреди стола горшочек с едой, жена сидит, и дети, мал-мала меньше, с ложками ждут. Отец помолился, еду покрестил, сел кряхтя, кто-то из ребятишек потянулся к горшку, родитель его ложкой по голове: бум – куда лезешь!.. И этот образ так врезался в память, что мне хотелось так же – чтобы муж-хозяин, дома всё делал, дети…
А своего я увидела случайно у подружки. И понравился он мне сразу – курносый такой, светленький. Думала, деревенский, а он оказался из города, с Украины. Год встречались. Но как! Вечером ушли из дома и – до утра. Мы же без Бога жили, без всяких понятий о грехе…
Поженились. Муж хорошо зарабатывал. Я работала секретаршей в торговой конторе, на виду, любила одеваться, покрасоваться, всех хотела удивлять своими нарядами. Мысли только об этом… К мужу у меня не было такой любви, какая сейчас. Он же рыбак, по три месяца дома не бывал, а я… Даже не хочу вспоминать. Подружки, танцы-шманцы… Мерзость! Потом на работе начались неприятности. Муж приехал, узнал обо всём. Не представляю, как он стерпел, но сказал: «Собирайся, поехали на участок». Спас меня.
Про рыбалку
Рыбный участок от посёлка в 120 километрах. Я подумала: поеду, пока страсти улягутся, поживу. У меня тогда уже двое детей было (первая девочка умерла). Старшую дочь Танюшу оставили у бабушки на Украине. А сына пятилетнего забрали с собой. Я всё по дому хлопотала.
А когда Дениска пошёл в первый класс, он тоже у бабушки остался. И я целый день одна. Что делать? Как-то попросила мужа: «Толя, давай я поеду с тобой. Мне же интересно посмотреть, как ты рыбачишь». Он говорит: «Хорошо. Прогон будешь таскать». Верёвку то есть. Мы ставим сети по 75 метров. Их надо проверять, потом подо льдом этой верёвкой их протягивать. Начала ездить с удовольствием, и постепенно это в мою обязанность вошло. Потом мне интересно стало, как муж сети садит. Он сказал: «Попробуй!» – Всё, моё дело стало. Показал, как сети ремонтировать, и мне так понравилось! Теперь – обязанность.
Рыбалка в тундре – работа очень тяжёлая. Первые годы я вспоминаю с содроганием: как мы тогда жили? Все деньги уходили Танюшке на учёбу. «Бураны» ломаются, запчастей не хватает. Электростанции нет. Муж мотор чинит, керосиновой лампой пытаюсь светить, он сердится: «Не туда…» Сейчас-то всё есть. А тогда он, как Кулибин, из старья всё делал.
Каждый год говорю: «Всё, последний раз!» Так устала! Всё болит, у меня же полиартрит, ноги, руки… Я горючими слезами плачу. А надо же ещё кушать готовить, постирать, плавники у рыбы обрубить, разложить, затарить её.
Но дело даже не в том, что тяжело. Рыбалка – как карточная игра. Бывает улов – две-три рыбки. Приходится сети снимать, сушить, собирать, снова ставить… Бывает, приедем, поужинаем и опять за работу до полуночи: сеть надо переоснастить или собрать, или отремонтировать. А с утра снова на рыбалку. И так каждый день. Утром покушаем – и всё, даже чай не берём с собой. Целый день без еды до вечера. На холоде и ветру ледяном по нужде сходишь, и всё… заболел.
А ночуем мы в каких экстремальных условиях! За десятки километров от дома… В тундре избушек много охотничьих, туда, согнувшись, надо заходить. Домики на курьих ножках. Нары, печка, маленький столик и всё – повернуться негде. Муж высокий, так, не разгибаясь, и ходит. Дыры заткнём, печку затопим, переночуем…
Но я полюбила рыбачить.
Про неверие
Я неверующая была, но ещё в школе думала: умру – и где буду тогда? Не тело, а моё «Я»? Меня закопают в холодную землю, и всё? Или мама умрёт, куда она исчезнет? И плакала: как это несправедливо! Но о Боге не думала, нам никто же ничего не рассказывал.
А когда дочке два годика было, кто-то посоветовал: её покрестить надо (на Украине это принято). Ну надо, так надо. Её крёстная сказала: «Ты тоже должна!» И я без подготовки, без понимания, без покаяния приняла крещение. О какой-то ерунде помышляла: вижу купель, в которой детей крестят, думаю, как же я-то туда влезу? Батюшка молодой ничего не спрашивал, окрестил. В храме бабушка одна подсказала: «Доченька, ты неправильно крестишься», показала как.
И начался мой долгий путь к Богу – через невзгоды. В семье всякое было, до развода доходило. Противно вспоминать – такая грязь… Как Бог терпел? Когда первая дочка умерла, я думала: «Бог дал, Бог взял за мои грехи». Я очень грешная женщина.
Про чудо
Хоть и не верили мы, а Бог нас хранил. 17 лет назад это было. Сын всегда отцу помогал. Видит, как папа работает, и всё за ним повторяет. Однажды вытащил из кармана запасные свечи от «Бурана», почистил, достал спички, проверил, а назад не положил. И муж не заметил, поехал сети проверять за 14 километров. Погода была хорошая, ноябрь. Я кушать варю. И вдруг пурга началась. У нас на севере так бывает: в день несколько раз может погода меняться. Метель такая, что белого света не видно. Балок наш сборный шатает. А мужа нет. Я возле окна сижу, плачу. Душа кричит: «Господи! Господи! Ну где же он!» И сын плачет. Потом думаю: надо успокоиться. Выгляну – там всё бурлит. «Бурана» не слышно. И опять плачу: «Он, наверное, замёрз. Господи, помоги!»
В доме прохладно стало, я только печку подтопила, как муж заходит, весь в снегу. Тут я от радости заплакала, что он живой, здоровый. Отряхнула его: «Что случилось?» Он разделся. Сел за стол и говорит: «Сейчас расскажу, как сказку. Пурга резко началась, я поторопился завести «Буран» и «перечифирил», бензин перелил, естественно, свечи в бензине. Полез в карман за запасными, а там пусто. Хотел спичками зажечь паяльную лампу, чтобы согреть «Буран», их тоже нет. А уже темно. И вдруг смотрю – на льду лунная дорожка. Оглянулся – луны-то нет, снег клокочет. А дорожка сияет матовым светом».
Он по лунной дорожке побежал и вышел прямо к дому. Это невероятно, ведь в тундре всё белым-бело, не за что глазу зацепиться – ни горки, ни бугорочка, ориентиров никаких, а тут ещё пурга, метель… Я ему сказала: «Тебя ангел-хранитель, наверное, привёл». Но тогда сама без веры жила.
Про Станчик
Стан, Станчик – место на перекрёстке двух рек. Там раньше много людей жило, до сих пор срубы остались. И могилы. Кресты такие красивые – без единого гвоздя. И даже церковь стоит[1]. Старики рассказывали, что в ней был очень богатый иконостас. Потомки первых переселенцев всё сохранили – говор, самобытность свою. Веру не сохранили.
Когда первопроходцы шли по морю, они с собой сундуками везли иконы. До сих пор сундуки есть, а иконы и храмы погибли. До революции в Станчик с моря приходили американцы на кораблях, на пушнину меняли товары – швейные машинки, банки с тушёнкой, карабины, патроны… Батюшка на собаках приезжал, исповедовал, причащал, а потом всё пришло в запустение. Благодать покинула это место, и потому тёмные силы там разгулялись. Мы с ними столкнулись.
Муж в первый год вообще не мог спать – так страх его давил. И тогда мы перешли на другой берег. Там теперь и живём. Вдвоём. Три балка (их муж собирал по тундре, рыбаки же – и строители, и механики, всё могут) – гостиная, кухня… Храмик через речку. До ближайшего населённого пункта 120 км. Но сейчас какая техника! «Ямаха» сорокасильная – на лодке за 3 – 3,5 часа можно «долететь», зимой на снегоходах в посёлок добираемся.
Рядом – за двадцать-тридцать-сорок километров есть такие же участки, где рыбаки живут, мы иногда друг к другу в гости ездим.
Про тёмные силы
На Станчике было страшно. До нас там жил рыбак-узбек. Он с ружьём спал. То шаги слышал, то голоса… Вошёл с ними в контакт, стал разговаривать. Они ему что-то шептали, книгу он начал писать про НЛО. Муж с приятелем как-то пошли посмотреть, как у него дела. Внешне нормальный был человек, адекватный, ремонт делал. Но признался: «Я обои клею, а мне говорят, что неправильно!» А потом повесился.
И ещё до нас на Станчике жили старик со старухой, их сын загадочным образом покончил с собой. Я расспрашивала, очевидцы говорят, что дочка его видела чужую старуху, вышедшую из старого дома, который по-чёрному топился, в землю врос, но сохранился с прежних времён. Девочка прибежала, плачет: «Там бабушка чёрная…» Отец вышел, кулаком замахал: «Ты что ребёнка пугаешь? Меня пугай!» И вскоре повесился. Хотя причин не было.
Представляете, мы там жили. Было неприятно. Чувствовали себя плохо. Переехали на другую сторону реки. Только обои поклеили, покрасили, кровати поставили, в первую же ночь спим, вдруг раздаётся стук. Я откликнусь, в ответ – тишина, потом опять: тук-тук. Говорю: «Толя, сходи, может, кто-то приехал». Вышел – никого нет.
Только когда отец Михаил освятил наше жильё, всё прошло.
Про грех, приведший к вере
У меня дочка в Санкт-Петербурге училась, сын в школе, но я очень хотела ещё родить. И вот забеременела, имя придумала – Кирюша, хожу, думаю: где коляску поставлю, а мой не захотел: «Тебе сорок лет! Возраст… Зачем?» Дочери позвонила: «Хочу родить!» А она: «Мама, ты чо решила под старость лет! Скоро у тебя внуки будут!» И все вокруг в один голос: «Зачем плодить нищету». Нет, конечно, я никого не виню. Сама виновата.
На душе так тяжело было, ребёночек-то большой уже! Толик видел, что плохо мне: «Может, не пойдёшь?», А я, признаюсь (грех-то какой!), десять рублей пожалела, думаю, раз заплатила за аборт, сделаю… И сделала. Пришла домой, лежу, плачу. И тут Таня Бухарева пришла, староста нашего прихода: «Что случилось?» Реву: «Я своего ребёнка убила!» Она ужаснулась: «Как? Это же грех великий!» Принесла мне книжку «Немой крик». Я прочла, и у меня такая депрессия началась!
Потом отец Михаил Зайцев приехал, Таня меня позвала: «Расскажи про Станчик», я побежала. С батюшкой поговорила, всё ему рассказала. Взяла молитвослов, Евангелие, икону. И стала ходить молиться с общиной. Тогда собирались прямо у Татьяны дома. Они поют, что-то говорят, а мне непонятно, зевота находит, ноги устают, думаю: «Когда же всё это кончится!»
Пыталась читать «Идиота» Достоевского, ничего не поняла, а Татьяна говорит: «Лучше Евангелие читай!» Я начала. И знаете, у меня всё повернулось на 180°. Муж смотрит: «Что с тобой? Ты всегда была такая весёлая…», а я как в ступоре: сижу дома, ни с кем не хочу разговаривать, уединения ищу. Всю свою жизнь пересмотрела, вспомнила всё, аж дрожь брала: «Господи! Как Ты терпел всю эту мерзость, мою жизнь? Как можно было так жить? Мне уже давно нужно было умереть за такие грехи. Я бы давно смертную казнь получила, если бы так мирские законы нарушала». Слёзы текут…
Батюшка потом рассказал: это благодать Божия коснулась. Я даже во сне плакала, каялась, с криком просыпалась: «Господи, помилуй!» Молитвослов начала читать, просила: «Господи, дай мне запомнить молитвы». И выучила их. Раньше я детективы любила, газеты, но это всё стало неинтересно. Читала духовную литературу, мне всё хотелось узнавать, жажда такая открылась. Евангелие на одном дыхании прочла. Много неясно мне было. Потом стала неспешно ещё раз читать. Муж возмущался: «Что ты ходишь в церковь, как старуха?» Я терпела, молилась: «Господи, помоги, помилуй, чтобы он только не ругался».
Про мужа
Муж у меня очень нервный, если распсихуется – маты-перематы, даже по имени не называет. Я сразу внутри молиться начинаю, чтобы самой не раздражаться. А он смотрит, что молчу, терплю, не отвечаю, и сам потихонечку становится спокойнее. Я же, как фарисей, учу: «Материться грех!» А он мне: «Ты что сучок в моём глазу видишь, а сама куришь? Со своими страстями борись!» Он меня обличает, а я такая радостная: значит, с христианской точки зрения на всё смотреть начинает. Ещё он мне говорит: «Да убоится жена мужа своего!»
Трудно смиряться. Воспитывалась-то как? В нашей семье матриархат был, мама властная, и я тоже сначала хотела бразды правления в свои руки взять по дурости. И надо было вместе тридцать лет прожить, чтобы понять: мужу следует уступать. Дети спрашивают: «Мама, можно туда? Можно сюда?», и я их отпускала, а муж возмущался. Тогда я стала говорить: «У папы спросите. Если он разрешит, тогда идите, я не против». И отец у них до сих пор – непререкаемый авторитет, они к нему с благоговением относятся. А со мной, как с подружкой. Порой яйцо курицу учит.
Мне некоторые говорят: как ты мужа терпишь, у него такой тяжёлый характер! А у меня что, лучше? Он у меня очень хороший, я его сильно люблю. Ещё говорят: «Ты же женщина, вся больная, пусть он сам рыбачит!» А я отвечаю: «Ну как можно! Мужики же работящие умирают, как мухи. Мужеский век очень короткий. Надо беречь их, любить и лелеять. Я и представить не могу, как бы жила без него. Он у меня такой, что даже на интонацию реагирует. Ему нужно говорить: «Солнышко, родненький, Толюнчик!» Я всем советую: берегите своих мужей.
Он у меня долго Фомой неверующим был. Всё про НЛО твердил. Я говорю: «Это бесовское всё! Ещё не то бесы могут тебе показать». Читала ему, пока он сети садил и оснащал, Евангелие, другие книги. Потом он меня цитатами из них начал побивать. А я радуюсь – запомнил. Но долго не верил. Хотя чудеса такие яркие случались в жизни!
Про чудо с продолжением
Один год рыба исчезла в озёрах, и муж ворчал: «Плохо молишься!» Я иду, плачу, думаю, буду молиться хорошо – апостолам Петру и Павлу, Пётр же рыбак был. Слёзно прошу: «Помогите!» И вот мы озеро нашли случайно в 27 километрах от дома. Муж оленей увидел, уехал охотиться, а я лунку продолбила, глубину измерила. Он оленя убил, привёз, мы поставили сетку, «куклу». Переночевали в охотничьем домике. Я молилась там сидя – не разогнуться, такой маленький.
На второй день едем утром, по тёмному, к этому озеру, я молюсь: «Господи, только бы не сломаться!». Проверили снасть, а рыбой всё просто утыкано: пелядка, крупная, икряная! Тогда мы все сети собрали, на двух «Буранах» привезли, в один день их поставили. Муж проверяет, а рыба сама в руки лезет – кишмя кишит, гора рыбы, Толя сетку целый час проверял! А я мёрзлую рыбу в мешки тарила. Семь тонн поймали!
Тогда, в 90-е годы, дочка наша училась в Питере. Пять лет мы ей деньги посылали, а с наличкой-то было плохо – рыба есть, но её же надо как-то продать. Естественно, молилась я потребительски: «Дочь надо выучить, Господи, помоги!» Деньги-деньги-деньги… Мы во всём себе отказывали. Я ходила в солдатском полушубке, в валенках. Однажды сын до слёз довёл: «Мама, с тобой рядом стыдно идти».
И вот, представьте, в этой ситуации нас обманули. Договор заключили, ту самую пелядку сдали, а денег нет. И я билась, не знала, откуда их взять. Люди помогли, совсем чужие. Дали в долг, под проценты, конечно, но мы и за это благодарили.
21 июля, в день рождения мужа и празднование Казанской иконы Божией Матери, я стол накрыла – торт испекла, юкола была, копчёная рыба, пельмени, котлеты, салаты. Рыбак приехал в гости. Муж сети проверял. И вдруг вертолёт слышу. Погода хорошая стояла – тундра цветёт, красота, тепло. Мы удивились. Смотрим, наш знакомый вертолётчик Мишин. Я говорю: «Ты как?» Оказалось, он привёз покупателя на две тонны рыбы. Думаю: «Слава тебе, Господи!» С долгами расплатились.
Мы этих людей ещё зимой позвали приехать. И вот 27 ноября, в мой день рождения, снова вертолёт загудел. Вышла, смотрю: покупатели приехали. Мы их икрой, рыбой угостили. И заплатили за учёбу!
На следующий год, в день Петра и Павла, только затарили рыбу – снова вертолёт прилетел. Три тонны продали. И пока дочь училась, эти покупатели у нас исправно рыбу брали. А потом перестали. Ну как тут? Чудо! Господь Бог помогает. Как иначе объяснишь?
Про молитву
В тундре молишься совсем по-другому. Там чувствуется Бог, потому что некому помочь – белое безмолвие. Рядом никого. Железный конь, руки твои и молитва.
Но не только потребительская молитва у меня, конечно. Я молюсь и о себе, чтобы измениться, чтобы смирение, терпение было.
Часов в шесть встаю, и сразу молитвенное состояние наступает, мысли приходят, связанные с Богом. Тишина такая у нас! А летом выхожу – тундра цветёт. Тихо, только птички поют. Уйду к речке, пока муж спит, если комаров нет, помолюсь, и так хорошо!
Я много не читаю, не лезу в богословие. Мне отец Михаил подарил одну толстую книгу, так заставляла себя её читать, но ничего не понимала. А потом думаю: зачем? Я верую, знаю, что есть Бог, что Он меня любит, помогает. Утреннее и вечернее правило из молитвослова читаю. Часто молюсь своими словами. Молитва горячее бывает, когда есть в сердце позыв, и она искренняя тогда, изнутри к Богу идёт.
И батюшка сказал: живите просто, не грешите, хотя бы больших грехов не делайте, в соделанном кайтесь, исправляйтесь, прощайте, любите, берегите любовь и носите тяготы друг друга. Всё!
Многого от нас не требуют. Пост хотела соблюдать, и рыбу давай есть. Ни овощей, ни фруктов же нет. Так у меня ожирение печени началось. Рыба-то у нас жирная. И мне Татьяна сказала, что Владыка Герман благословил, чтобы мы мясо ели. Оно молитве не мешает.
Про чудо
Лет пять назад в Николин день муж поехал за рыбой, её надо было вывезти на машине. Стояла хорошая погода и вдруг резко началась пурга. Я пошла в храм наш, молюсь! В тундре дороги нет, прошла машина – вот тебе и след. А пурга началась – всё замело. Где ориентир найти? Плакала, молилась Николаю Угоднику. Я всегда ему молюсь – нашему Чудотворцу, покровителю.
И потом муж мне рассказывает: «Едем-едем, ну ничего не видно! Шофёр хотел искать след, а я говорю: солярка сейчас кончится, и мы вообще здесь замёрзнем. Хорошо, «Буран» взял с собой. Поехал посмотреть. А что смотреть – перед глазами пелена кипящая, ничего не видно под самым носом. Только сказал: «Господи, помоги!» – и словно белый занавес раздвинулся, и передо мной оказался балок. Оглянулся, а пелена за спиной снова сомкнулась».
Про чудо
А сейчас муж всё с Богом делает. В церковь не ходит, но верует. Отец Михаил Зайцев говорит, что у него Бог внутри есть, только раскрыть душу надо.
В позапрошлом году в сентябре уехал Толя на охоту. Палатку взял. Я не переживала: знаю, не пропадёт. И думаю: «О! Без него хоть телевизор посмотрю!» А через два дня вышла на улицу, там темень – глаз выколи, луны не видно. Ну, думаю, не приедет. Вдруг слышу издалека стук мотора. Выключила станцию, зажгла керосиновую лампу, прислушалась. Точно, моторка! И правда, муж вернулся.
Я говорю: «Как ты в такой тьме ехал – берегов же не видно? А он отвечает: «Не поверишь! Опять лунная дорожка меня привела к дому. Оказывается, он оленя увидел и не смог устоять, пока разделал, пока то-сё. Осенью быстро темнеет. Посмотрел: луны нет. Мрак. И если бы не лунная дорожка…
Сколько у него таких случаев было…
Про чудо
Однажды мы ехали на моторке, а Индигирка большая, перекаты опасные. Вдруг посреди пути вода как забурлила, даже испугаться не успела – волна нас накрыла. А я так воды боюсь! Сижу молюсь Николе Угоднику. Муж матерится.
Я отвернулась, сзади сижу, плачу и молюсь. Вдруг дождик пошёл и река успокоилась. Думаю: «Слава Богу! Лучше я от дождя промокну, чем в воду упаду». Только причалили, вышли на берег, как снова забурлила вода! Люди потом удивлялись: как мы добрались? Штормовое предупреждение было!
Про главное чудо
Чудес много, но главное чудо – когда человек меняется. Вот я вижу, Толик очень изменился, очень. Стал мягче, каяться начал! Я радуюсь.
Про дочь
Когда Таня закончила университет, хотела остаться в Питере. Но мы её решили позвать обратно, чтобы на глазах была. Она судебным приставом работала.
Карты Таро привезла. До веры в Бога я сама немножко гадала. И дочь туда же. Я отобрала карты: «Это же грех!»
Как-то приехала с участка в Чокурдах, а сын, школьник, рассказывает: «Мама, Танюшка хотела руки на себя наложить, вены резала». Я с ней поговорила, повод-то пустяковый – неразделённая любовь. Потом она призналась: «Когда мне вены перевязали, очень спать захотелось, уснула, вдруг тёмное что-то навалилось на меня, и холод жуткий!.. Так мне страшно стало. Я закричала: «Господи! Помоги!» и всё вмиг исчезло». Это ей Господь чуть-чуть приоткрыл, где бы она была – в аду. Такой ужас!
Потом Таня встретила свою старую любовь, а он уже женатый был. Я такое перетерпела! Какую мудрость надо родителям иметь! Объяснила дочке: «На чужом горе счастья не построишь! У него семья, дети!» Отец приехал, всё поставил на место. Но мне надо было возвращаться на участок – мужа не бросишь.
Уехала и каждый вечер выйду на улицу и плачу: «Господи, дай ей хорошего мужа!» Со слезами целый месяц молилась. Приезжаю в Чокурдах, а Дениска мой: «Мама, Танюша наша встречается…» Я даже раздеваться не стала, побежала к Татьяне Бухаревой, узнать, кто такой. Она меня успокоила: хороший парень, юрист… «Слава Тебе, Господи!»
Дочь познакомила нас. Мне он очень понравился – высокий, красивый. Но… она одну ночь не явилась, другую, я пошла к нему домой. Долго не открывали. Зову: «Отец все волосы на себе вырвал…» А Саша: «Мы музыку слушали!» Я смеюсь: «Ещё и стихи читали! А то я молодой не была!» Ну а вскоре она забеременела. Саша сразу – жениться… А пост! Нельзя же… Таня переживает: «У меня живот!» Ну и что? Если вы до свадьбы…
Потом они поехали в Омск к его родителям и там обвенчались. Благословения моего не брала. Я бы ей не разрешила – веры-то у них не было настоящей. Мы сами ещё не венчались. Но сейчас уже готовы. А когда люди неподготовленными к таинствам подходят, очень большие искушения начинаются. Я по дочке сужу. У них такие испытания начались – не дай Бог! Она родила, потом снова забеременела, в семье не ладилось. Дело до развода дошло. Я говорю: «Таня, вы же венчанные! Он Богом данный муж. Значит, терпи, смиряйся!» Ей очень тяжело было. Муж спокойно с двумя малышами её оставлял, уезжал в командировку…
Сколько я с ним ругалась! Батюшка приедет, я рассказываю, плачу. Отец Михаил наставлял: «Ты должна мудрее быть, ты же мать, бабушка». Сколько всего было! А сейчас он у меня любимый зять. Я молилась, просила: «Господи, мне же его как-то надо полюбить! Он же Тобой мне дан». И полюбила как родного сына! Таким, каков он есть! И после этого он очень изменился. Зять мой умный, читать любит, речь хорошая. Я ему потихоньку книжки подсовываю. Начал веровать. Детей причащают.
Танюшка мне призналась: «Мама, я с детства молюсь о вас». Говорю ей: «Теперь молись за детей, материнская молитва сильная».
Про отца Михаила
Отец Михаил Зайцев любил у нас бывать. Он говорил: «Божия милость на вашей семье! Вам любой миллионер позавидует! Он день и ночь думает о деньгах, как бы их не потерять, приумножить, как бы его не убили. А вы живёте в гармонии с природой, с Богом. Как вам не завидовать!»
Он мне нашу природу открыл, показал небосвод необъятный. Я жила раньше, смотрела и не замечала: солнце незаходящее, птицы – розовые чайки, крачки, стерхи, белые лебеди, куропатки, как домашние курицы ходят. Благодать!
До Восточно-Сибирского моря от нас километров 70. Зимой мы рыбачим в устье. Но по морю я плавать боюсь – волны.
Отец Михаил нам много открыл и, когда уезжал, сказал: «Носите тяготы друг друга». И мне: «Береги своего мужа, он очень хороший у тебя».
Батюшка никогда не разговаривал с нами о православии. Только на мои вопросы отвечал. А с мужем беседовал обо всём – темы всегда находились, а о вере нет. И тем не менее, после общения с ним в нашей жизни многое поменялось. Муж стал мягче, благоговение перед священным появилось. Он один раз поспорил с батюшкой, а утром прощения попросил.
Про смерть
Умирать страшно. Я всегда боялась. Отцу Роману говорила, что мечтаю умереть не внезапно. Хочется христианской смерти: немножко поболеть, попоститься, чтобы земное ничего не тянуло, пособороваться, поплакать, покаяться, исповедоваться, причаститься и тогда… Ведь Бог сказал: «В чём застану, в том и сужу». Суда страшно.
Сестра у меня умерла – красавица, добрейшей души человек. Но пьянка сгубила.
Водка, видать, была палёная – в тот месяц погибли четыре здоровых человека. В детстве, я помню, рыбаки, лесорубы ящиками пили, но не умирали же.
Где сейчас её душа, если она выпившая умерла? Начали Псалтирь читать по очереди за неё. Первую ночь Шура читала, другая сестра. Опыта-то нет, задремала и такие страсти ей привиделись. Рассказывает: «Собаки страшные, бешеные на меня бросаются, кусают… Страшный горбач грозит: «Ты что делаешь!..» Бесов явно видела. Какие они страшные!» Говорят, бесы не выносят чтения Псалтири.
А я на второй день читала. Сына её вызвали попрощаться с матерью. Сначала пошёл погулять. Потом приходит, сел возле меня и вдруг посмотрел каким-то диким взглядом: «Что вы читаете! Ничего ей не поможет! Она в аду». И такую истерику закатил. Глаза бешеные, на всех кидается. Вену попытался вскрыть. Так плохо и страшно стало. И я не стала читать, испугалась. Может, не права.
Похоронили Аню, людей много пришло. Она была очень доброй. Я молюсь о ней, думаю, болела бы лучше! Не дай Бог такой смерти постыдной!
Про Владык
Привезла в монастырь шкурку росомахи епископу Герману на шапку. Потом матушке Архелае звоню, а она мне: «Зоя, отец Михаил здесь, приезжай!» Мы посидели, поговорили. А потом матушка спрашивает: «Хочешь Владыку увидеть?» Как не хотеть! И он заходит… Такой красивый! Глаз не отвести от этой нездешней красоты! Царственное величие! Все перед ним склонились, и мне это благоговение передалось.
Матушка Архелая говорит: «Это Зоя, рыбачка из Чокурдаха». Владыка что-то спрашивает, я, себя не помня, отвечаю, внутри всё трепещет, сердце колотится. Когда он вышел в другую комнату, побежала за ворота покурить. Захожу обратно, он стоит и Владимирскую икону мне протягивает, благословил ей, надо было руку поцеловать, а я растерялась, от меня табачиной несло. Стыд! Но Владыка виду не подал, что заметил, не осудил. А от него неземным ароматом пахло. А голос какой красивый! От него такая благодать шла, что душа трепетала. Так и хотелось любоваться и слушать.
Владыка Зосима был другой – пушистый, добрый, руки мягкие, тёплые, и характер такой же. Как-то мы привезли в Якутск рыбу, а нас обманули, украли десять мешков. Я в храм пошла. После службы, когда епископ выходил, кинулась к нему и рассказала всё: «Владыка, кому молиться?.. А если милиция не найдёт?» Он утешил, посоветовал: «Посчитайте, что это милостыня!», и у меня словно груз с сердца сняли, на крыльях полетела.
Про сына
У сына раньше девушка была. Я молилась: «Если это ко благу, пусть они будут вместе!» Всё расстроилось, она ушла к другому. Он очень тяжело переживал. Да и я сама её любила. Но вот детей она не может рожать, оказалось.
Тогда он – парень-то видный – девочек водить начал. Я говорю: «Ты что! Мы здесь молимся, освящённая квартира, а ты?..» Упорно молилась: «Господи, дай ему достойную жену!» И вот, слава Богу, хорошая девочка досталась. Я её тоже всей душой полюбила.
Какое-то время проходит, Галя забеременела. Говорю сыну: женись! Но опять пост был! Дождались окончания и свадьбу сыграли. Я их благословила, только сказала: «Пока не венчайтесь!» Веры им не хватает. Должна быть крепкая вера, чтобы устоять перед искушениями.
Нам не преподали веру, мы своим детям её не дали, хоть внуки в вере растут, слава Богу!
Про земляков
Верующих у нас довольно много. В основном интеллигенция – учителя, администрация. А молодёжи мало. Я отцу Михаилу Павлову говорила: мне так жаль русско-устьинцев! Они такие замечательные! Но в церковь редко ходят. С ними бы поговорить, покрестить. Народ очень хороший – добрейшей души люди. Своеобразные. Они смешались все. По лицу не скажешь, какой больше национальности. У меня невестка оттуда. Им надо бы помочь. Как без веры жить?
Ирина ДМИТРИЕВА
[1] Усилиями святителя Иннокентия (Вениаминова) в 1852 году были построены на Индигирке три церкви: в селении Ожогино, в Станчике и в Русском Устье. Из них в настоящее время сохранилась лишь одна в местечке Станчик, в практически безлюдном месте, она считается самым северным в мире православным храмом. В 2004 году эта церковь была перенесена на 300 метров от рушившегося берега реки. Ожогинская церковь из обезлюдевшего от оспы старого Ожогино в 1930 году была разобрана и сплавлена в село Русское Устье, здесь из её бревен была сооружена школа, которая верой и правдой прослужила более 80 лет. Давно уже в селе поставлена современная двухэтажная школа, а старое здание зияет пустыми глазницами окон посреди села.