В солидных американских фирмах, как мне рассказали, было неписаное правило: хозяин компании, каким бы состоятельным он ни был, обязательно раз в месяц целый день проводил «в зале», в сердце рабочей суеты, среди сотрудников самого низкого звена. Считалось, что это помогало руководителю не отрываться от реальности.
Архимандрит Савва (Мажуко)
Для православного священника или епископа таким «хождением в народ» является исповедь прихожан. Ведь парение на высотах духа и обычная сословная замкнутость весьма способствуют отрыву от «широких народных масс». А я вообще человек неприлично благополучный: уже четверть века живу в монастыре на всём готовом, и трудности, с которыми каждый день встречается рядовой гражданин, обходят меня стороной.
Люди более совестливые стыдились своего счастья. Удивительный мыслитель и писатель отец Сергий Дурылин в юности бросил гимназию, хотя был одарённым юношей. Ему было стыдно, что он получает добротное образование, в то время как этой возможности нет у большинства жителей Российской империи. Симона Вейль, тонкий философ, антиковед, яркий публицист, в своё время оставила спокойную и сытую жизнь преподавателя и ушла работать фрезеровщицей на завод «Рено», чтобы быть ближе к несчастным и обездоленным.
У меня нет таких нравственных сил. Видимо, я очень люблю покой и привык бездельничать. Но когда иду на исповедь или просто общаюсь с людьми, которых привела в Церковь беда или забота, моё сердце сжимается от жалости. Может быть, если я ещё способен к сочувствию, не такой уж я и пропащий?
Вот уже несколько лет на сайте «Правмир» я публикую небольшие циклы статей, приуроченных к дням Великого поста. Первый опыт назывался «Великопостные письма», потом были «Духовные упражнения», а Рождественским постом я выпускал «Вестник Рождества». Все эти заметки появились благодаря желанию поделиться радостью и помочь людям разглядеть в богослужебных текстах и обрядах настоящие жемчужины смысла, отличая важное от незначительного.
Великим постом 2020 года мне тоже хочется разделить с вами, друзья мои, духовные упражнения этих чистых и святых дней. Только в этот раз мотивом моих размышлений будет жалость, именно жалость. Когда я разговариваю с прихожанами на исповеди или беседую в храме, на улице, в кафе, у меня разрывается сердце от того, как люди себя мучают, как мы, православные, привыкли себя истязать и тратить неимоверные усилия на совершенно ненужные, а часто и вредные вещи.
Поэтому мне хочется в этот раз поговорить о благочестии, хоть я и не очень люблю само это слово. Для современного человека оно стало синонимом религиозного лицемерия, и, к сожалению, в этом много правды, и эту правду следует проговорить, указывая на то, что благочестие может быть и здоровым. А потому мне хочется не столько критиковать наши практики благочестия, сколько сделать набросок того, что можно назвать благочестием свободы. Это строй религиозной жизни, который, на мой взгляд, лучше всего подходит христианам.
Основная эмоция, поглощающая все душевные силы православного человека, это страх, что ты что-то делаешь не так, не по святым отцам, не по уставу, а значит, ты не настоящий христианин. Во многом этот страх царствует в умах людей по причине невежества и недоразумения. Но не только поэтому. Есть ещё и церковно-каноническая неразбериха, из-за которой совершенно непонятно, чего от нас хочет Бог, а чего требует Устав.
Православный человек словно находится между Богом и Уставом, причём Устав уважают больше, потому что он строже, страшнее, а значит, сильнее, а с силой считаются.
С Типиконом не забалуешь! Это вам не какой-то Бог любви, у Которого нет привычки заглядывать людям в тарелку. Типикон может и напугать, просто потому, что его краёв и границ никто точно не знает. Законов о том, что можно, чего нельзя, как правильно, как по-православному, чего отцы не одобрили и что об этом было сказано в последнем видении инокини-схимницы Дульсинеи, – так много, и всё это так противоречиво, что обычному человеку не то что выполнить, но и просто собрать воедино не представляется возможным.
Однако подвох состоит ещё и в том, что даже соблюдение всех этих неписаных и писаных норм и правил не устраняет простого вопроса: а что, именно этого от меня хочет Бог? Такой Он замыслил жизнь Своих детей возлюбленных?
И видится картина последней встречи, на которой мне надо дать Богу отчёт в прожитой жизни. Я стану перед Ним таким, каков есть, и честно признаюсь, на что ушли мои жизненные силы. Из чего же состояла моя религиозная жизнь? Из страха, чувства вины и растерянности! И Господь спросит:
– Но почему? Ведь Я же не просил!
Правда, вездесущий и всеведущий Типикон предписывает Богу совсем другие вопросы и ответы. Он точно знает, как нам отольётся на том свете вкушение в постные дни печенья на маргарине и ношение юбок неканонической длины. Правда, Типиконом я тут называю не церковный устав, а то коллективное и бессознательное творчество, в котором участвуют и миряне, и духовенство, и даже непонятно, кто больше и активнее. Наши страхи и недоразумения создают тот облик церковного благочестия, которое ветвится затейливым и непроходимым лабиринтом.
И в нём мы бродим, как по полю брани,
Хранящему следы падений, бегств, смертей,
Где полчища слепцов сошлись в борьбе своей.
Это из «Дуврского берега» Мэтью Арнольда. А вот история поближе.
В одном белорусском селе служил старенький священник, любивший проповедовать. В неделю о Страшном суде он разразился такой страстной проповедью, так живо и ярко описал мучения грешников, что церковь не просто залилась слезами, а захлёбывалась в плаче, бабульки ревели в полный голос. Батюшка перепугался не на шутку и принялся успокаивать заплаканных старушек:
– Ну чаго вы так… Можа, гэта яшчэ и няпрауда…
Мучения грешников – реальность. Необходимость Церкви иметь Устав и канонические нормы – бесспорна. Вместе с тем важно научиться отличать пшеницу от плевел и не налагать на себя и близких бремена неудобоносимые, а мы, священники, очень любим это делать, оправдывая свои радикальные пастырские опыты и аскетические эксперименты фразой из Послания апостола Иуды:
Страхом спасайте (Иуд. 23).
Однако этой педагогической стратегии возражал ещё пророк Исаия:
Разве мало для вас затруднять людей, что вы хотите затруднять и Бога моего? (Ис. 7:13).
Я отказываюсь спасать страхом. Современные христиане, буквально все, умеют читать и писать, до их сердец можно достучаться словом милосердия и доброты, не запугивая, не затравливая человека, не навязывая ему вечного чувства вины и выполнения ненужных и утомительных предписаний.
Время от времени я говорю себе, что не стану больше писать на эти темы, займусь чем-нибудь серьёзным и значительным, тем более что мои слова многих раздражают. Меня разъедают сомнения: а надо ли вообще об этом говорить? Ведь людям нравится, их всё устраивает – и священников, и мирян, и епископов. Они мучаются, мучают других, но все довольны и другого счастья себе не желают. А я, выходит, только порчу всем праздник. Но мне жалко людей. И если я смогу облегчить жизнь хотя бы десятку человек, хотя бы чуть-чуть сделаю кого-то счастливее и добрее, значит, всё не напрасно, и мы станем немного ближе к Тому, Кто Свою проповедь начал с призыва «отпустить измученных на свободу» (Лк. 4:18).
Фото: spbda.ru