Прошло десять лет после публикации в журнале «Встреча» интервью отцов Сергия Правдолюбова, Димитрия Смирнова и Георгия Бреева о проблемах прихода. Что изменилось за эти годы? О сегодняшних проблемах прихода рассказывает отец Сергий Правдолюбов.
Храм в Троице-Голенищеве радует еще издалека: на территории большая благоустроенная детская площадка, множество детей с родителями и бабушками. Простое миссионерство в действии.
Храм Живоначальной Троицы в Троице-Голенищеве
«А сколько у вас сорокоуст стоит? Так. Мне не хватает 50 рублей, а можно сейчас заказать, а потом принести еще 50 рублей?», — спрашивает молодая мама у сотрудницы церковной лавки храма. Рассматривая книжки в церковной лавке, думаю, разрешат донести потом или нет? Все же у сотрудницы отчет, а разрешишь так и потом из своих доплачивать? «Не надо приносить ничего, сколько заплатили, столько заплатили – это ваша жертва храму», уверенно говорит сотрудница.
Что изменилось в жизни прихода за последние десять лет – об этом мы беседуем с протоиереем Сергием Правдолюбовым.
— Отец Сергий, скажите, поменялось ли что-то в управлении приходом за последние десять лет?
— Управление приходом не поменялось.
В нашем приходе проводятся приходские собрания, настоятель докладывает о прошедшей работе за год. Участвуют все желающие прихожане, не только лишь члены собрания. Люди всегда знают, что сделано за год, что планируется сделать на следующий год, они видят своими глазами результаты.
Мы никогда ничего не скрывали от своих прихожан. Слава Богу, идет равновесная, выверенная приходская жизнь, как и положено по Уставу, который сейчас еще действует.
Когда возникали недоразумения, мы их разрешали вне собрания. И об этом знали все. У нас было большое число членов приходского собрания, мы их постепенно уменьшали, потому что не требовалось постоянное такое большое членство в собрании. Да и наш приход не слишком большой — люди, которые живут недалеко от храма. У нас храм не дворцовый, а дворовый. (Смеется) Во дворе стоит храм, вокруг люди живут, все друг друга знают, меняются детскими одёжками, ботиночками, все друг друга знают, никто ни от кого не может ничего скрыть, как в хорошей деревне.
— А если возникают сложные приходские вопросы, затрагивающие весь приход?
— Когда возникает какая-то проблема, трудности во внутрицерковной жизни, то я выношу это даже на приходскую беседу.
В прошлом году мы каждую субботу беседовали с нашими прихожанами: одну беседу я сравнил с Куликовской битвой, а другую с Ледовым побоищем. И все-таки я уцелел. Мир воцарился без того, чтобы прибегнуть к административному приходскому собранию. Большую часть людей, которые не понимали и нападали на меня, мне удалось убедить в своей правоте. Небольшая часть осталась, но это всегда бывает. Здесь есть равновесие: кто-то не понимает, кто-то понимает. Поэтому жизнь идёт не обязательно только на приходских собраниях, но и на приходских беседах.
— Десять лет назад вы говорили, что трудности в работе приходского совета могут быть связаны с тем, что много людей – еще из старой гвардии, советского в полной мере прихода. Кто сегодня входит в приходской совет?
— Безусловно, постоянные прихожане. Люди в приходе, которые организовывали открытие храма, имели несколько устарелое представление о том, что они должны были делать — в духе хрущёвского времени. Я был простой батюшка, они меня хотели подчинить себе. Но я как свидетель хрущёвского времени не мог допустить, чтобы на нашем приходе все это оставалось в прежнем виде, когда совет только и решает, что сделать настоятелю, а чего не делать.
Приезжал архиерей, участвовал в приходском собрании и его решением Бог благословил умиротворить всё это нестроение. У нас воцарился мир, спокойствие, тишина. И больше вот таких эксцессов и такого нападения на священника не было.
— Известны ли Вам такие случаи, когда, например, приходской совет, прихожане начинают жаловаться на своего настоятеля благочинному или выше?
— Это издержки советского времени. В стране был специальный аппарат, который отвечал на жалобы, даже на анонимные жалобы. А церковному начальству жалоб на меня много было, сейчас, может быть меньше. Некоторые мне известны, некоторые неизвестны, и анонимные жалобы были. Это издержки любого времени. Если Вы вспомните историю Церкви, то Вы увидите, узнаете, что жалобы были даже на Василия Великого! Даже великий святитель не был застрахован от жалоб, а мы-то что?
— Отец Сергий, поменялся ли взгляд сейчас на коммерческую деятельность приходов? Может ли, должен быть у прихода какая-то коммерческая деятельность как подспорье в функционировании?
— Я уже отвечал, что спрашивал об этом отца Иоанна Крестьянкина и он неожиданно для меня сказал: «А почему бы и нет?» Небольшая коммерческая деятельность может быть: два, три, четыре, пять человек — малое предприятие. Но сейчас в стране сложилось неблагоприятное отношение к таким коммерческим структурам, и в настоящее время у нас на приходе таких структур нет. Люди сами ведут свое дело без участия прихода.
Потом, для предпринимательской работы нужно иметь какой-то талант. А если я всю жизнь преподавал и занимался такой деятельностью, откуда у меня возьмётся талант сделать какое-то очень выгодное дело? Просто ничего не получится. Где-то у кого-то получается, а у нас нет. Это вполне нормально: Церковь должна быть разнообразная: у одних одно, у других другое. В результате – равновесие!
— Когда при храмах начинают устраивать лавочки, где продают абсолютно всё подряд, то часто людей нецерковных это смущает…
Отец Сергий представляет нового прихожанина
— Я думаю, что это всегда соблазнительно. Люди представляют нас совсем особенными — без конца молимся, читаем все время книги священные, свечку держим в руке. Как говорил мой отец, некоторые прихожане думают даже, что мы в епитрахилях спим.
Думаю, в таком требовательном отношении к нестяжательству духовенства выражается тоска русского человека по святости. К сожалению, мы не можем показать образцы святости сейчас, но люди этого хотят. Не стоит их соблазнять коммерческими предприятиями. Нет деятельности, ну и хорошо. Пусть занимаются прихожане этим делом у себя.
Мне пришлось читать одну книгу, которая вышла двадцать лет назад, и вот там было сказано, что самым сильным убедительным средством для противников веры и Церкви, которое обращает даже неверующих людей в веру, это бескорыстие и материальная незаинтересованность священника. Если он живет бедно и так живет и умирает – это мощный действенный рычаг, чтоб голову повернуть человека, что вот, оказывается, есть люди, которые так и будут всю жизнь скромно существовать, и умирать будут бедно, ради Бога. Это является механизмом миссионерской и катехизической деятельности.
Эта тоска по идеалу, тоска по аскетизму, тоска по духовной жизни, мне кажется, она сейчас очень актуальна, и об этом надо думать гораздо больше, чем о материальном снабжении храмов.
— А вот к вопросу о материальном снабжении храма. С ценами на требы что-то поменялось?
— У нас никогда не было ценников. Больше того, мы часто не берем денег вообще. Как же можно брать деньги, когда многодетная семья пришла крестить? Или неимущий человек пришел креститься, какие деньги могут быть?
Мой отец в послевоенные годы, когда кого-то соборовал или причащал, смотрел, какой дом, и часто тихо денежку клал под скатерть туда, если, видел, что люди неимущие.
На первый год моего служения в Зеленограде меня вызвали в соседнее село, и бабушка говорит: «Вот я хочу собороваться, я, — говорит, — попросила, чтобы Вы приехали. Но вот бабушки еще узнали и тоже пришли». Десять бабушек! Думаю сначала – вот, хорошо, у меня сегодня будет доход. А когда они стали после соборования вытаскивать свою мелочь, свои гроши, я на них посмотрел и сказал: «Бабушки, не вытаскивайте вы ничего!» Всю денежку отдал — это для них непосильное финансовое бремя.
Поэтому кто может, пусть денежку даст, кто не может, зачем с него просить? Это Хрущёв требовал аккуратного ценника. На такой точной бухгалтерии кровлю в храме не покроешь.
— Я только что была свидетелем, как с женщины не взяли недостающих денег за записки.
— Правильно! У нас так и положено!
Храм зимой
— Как вы сейчас относитесь к необходимости епитимий?
— То, что я говорил в прошлый раз, имеет силу и на сегодня. Нужно быть очень внимательным, кому-то надо дать епитимью, а кому-то ни в коем случае. Я стараюсь епитимью особенно не давать, но бывает так, что говорю: «Читай один месяц раз в день 50-й псалом, без поклонов, без всяких земных упражнений» — «А я его и так на молитве читаю» — «Для молитвы — это одно, а вот один раз в день прочитай 50-й псалом». И если человек это выполнит, то ему на душе легче, и он подойдет и скажет: «Батюшка, я это выполнил». Это больше педагогическая вещь, которой необходимо выделить две с половиной минуты в день, но это надо сделать.
— К вопросу о переводе священнослужителей. Святейший Патриарх недавно говорил, обращаясь к архиереям, о недопустимой практике частого перевода священнослужителей с места на место…
— Через несколько месяцев мы надеемся отпраздновать двадцатилетие открытия нашего храма. Мы все вместе здесь двадцать уже лет. Это очень радостно.
Думаю, что там, где настоятель служит на одном месте, результат его работы виден уже по плодам, по тому, как люди себя ведут, как они молятся, как они реагируют на всевозможные вещи. Видно, когда люди имеют опытного пастыря, который их всех знает почти с детства, особенно младенцев. Их крестил батюшка, а вот им уже по двадцать лет.
Не снимается проблема молодежи, которая уходит из храма. Это проблема возрастная, и, я бы сказал, проблема, бывшая во все времена. Даже у апостола Иоанна Богослова, помните, молодой человек ушел в разбойники? Это проблема не нашего времени, не того, что — ах, мы плохо служим, это загадка для всех времен одинаковая.
— Есть ли ответ на вопрос, что делать, чтобы молодежь не уходила?
Во-первых, как недавно я читал в интернете замечательный ответ одного батюшки, чтобы и папа, и мама были оба верующие. Не на словах, не чтобы они в церковь пришли раз в месяц, а чтобы они понимали и чувствовали церковные богослужения, образ жизни и любили всё, что связано с церковью и с Богом, читали Евангелие. Тогда ребёнок, даже если временно отойдёт, то потом вернётся, как говорил схиархимандрит Серафим (Романцов), ныне прославленный во святых, которого я видел, который со мной разговаривал. Моему отцу он говорил такие слова: «Держите детей поближе к церкви, и когда они отойдут от нее, то Бог их вернёт за то, что они в детстве были в церкви». Слава Богу, никто не отошёл. Но отец Серафим Романцов так сказал. Это какой-то объективный процесс растущего человека.
— Даже в священнических семьях немногие дети идут по стопам отца…
— Во все времена было трудно, чтобы дети шли по стопам отца. Когда я учился в семинарии и академии, это с 1971 по 1978 год, то у нас на курсе было всего лишь несколько процентов детей священников. Мы знаем замечательных священников, у которых дети не пошли по их стопам. То, что человек идёт по стопам отца, это, скорее всего, нестандартно. Дай Бог, чтобы были батюшки, воспитанные с детства в вере. Понимаете, даётся багаж знаний, опыта и духовного общения богослужебного, которое нет возможности ниоткуда приобрести. Образование мало что даёт. Детское воспитание, когда ты ходишь в церковь с детства и там ты слышишь пение и чтение, молитву, видишь, как всё это происходит, молишься, — это не покупается ни деньгами, ни стажировкой в каком-нибудь немецком или английском университете. Я надеюсь, что мои дети будут священниками…
— Правдолюбовы — это ведь очень известный священнический клан.
— Я обычно смеюсь, что Правдолюбовы это такие люди, которых если не расстреляешь, они святыми не будут. Поэтому не надо думать, что вот ах, они такие. Просто Бог послал, мне повезло, я десять лет жил в деревне, в деревянном доме, напротив деревянного храма, без электричества. Это была такая поразительная полнота жизни… Вот, и они, все мои братья — батюшки, четыре священника… Здесь и молитва отца: он на каждой литургии, земно кланяясь перед Святыми Дарами, просил только одного, даже не просил, а умолял: хочу, чтобы мои сыновья были священниками. А позднее и я так просил и прошу.
— Так есть какой-то секрет воспитания?
— Нет никакого секрета или загадки, как воспитывать. Мамины слёзы, когда она рассказывала о своём отце, они сделали меня почитателем мучеников, это факт. Я стал почитать мучеников из-за материнских слёз. Отцовское на Соловках отбывание – то же самое. Но два брата моих очень почитают мучеников, а два довольно равнодушны…
Но у нас были такие духовные наставники-руководители, как отец Серафим (Романцов) преподобный, отец Иоанн (Крестьянкин), поэтому идеалы святости и духовной жизни достаточно высоко стоят и являются для всех нас ориентиром и маяком. Духовная жизнь и интересы духа, мне кажется, самая важная вещь сегодня для прихода, не предпринимательство, не коммерческая деятельность, даже не социальное служение. Слава Богу, социальное служение можно организовать.
А осмысление наших предшественников? Вот труды отца Павла Флоренского, они же не прочитаны молодежью, его не читают. Я просто поражаюсь этому. Его даже считают неправильным богословом. А сколько людей привел к вере его «Столп и утверждение истины», скольких могущественно и твердо поддержал в годы сомнений и исканий. В 1977 году было впервые опубликовано «Оправдание Богослужения» — смысл и актуальность, философия культа. Я читаю и удивляюсь, почему наследие такого человека отвергается, причем полностью отвергается.
Если у него есть воззрения, полностью не подтвержденные всей Церковью, то он имеет право на это как и любой свободный человек, имеющий своё личное богословское мнение, «теологумен». И в истории православия нам известны такие случаи, когда Церковь засвидетельствовала, что одно письмо у Ивы, епископа Эдесского (6 век), не православное, а всё остальное православное. Но наследие о. Павла, еще непрославленного священномученика, стучит нам в окно, в двери и говорит: «Вы почему не читаете? Это я написал для вас, для вашего поколения». Хочется открывать книгу, читать её постранично и комментировать, и рассказывать, и объяснять людям, о чём болела душа у человека в 1918, 1919, 1920, 1921, 1922 году, когда он писал эту вещь. У нас в Духовной академии творения о. Павла не изучаются, а ведь это лучшие миссионерские книги именно для современной молодежи, правда для тех, кто умеет размышлять и имеет горячее не равнодушное к Богу сердце…
— Недавно в одном из интервью протоиерей Николай Балашов говорил о проблеме приходов «по интересу». Есть вроде бы интеллектуальный приход, есть музыкальный, есть литературный, есть катехизаторский. Это, на Ваш взгляд, здоровое явление церковной жизни или не вполне?
— Да, я бы стоял за бóльшую универсальность каждого прихода. Помните праведного отца Алексия Мечёва? А помните мнение небольшой части его прихожан? Они считали, что их приход лучше всех, что у них батюшка лучше всех, что у них здесь люди лучше всех собираются. Батюшка с ними много боролся. И наши прихожане-бабушки скорбели, когда по телевизору без конца говорили о молодёжи, молодёжи, молодёжи. Они ко мне подходят и говорят: «Батюшка, а нам что делать, старикам? Мы никому не нужны».
Есть внимание к молодёжи, но обижаются старики. Надо быть и для молодёжи, и для среднего возраста, и для стариков одинаковым. Если получается, что так на приходе вышло, что такой-то и такой-то расцвет прошёл в этой стороне, то не надо быть однобоким, и только в одно это растение распускаться. У апостола Павла помните какие слова? Мы все, — говорит, — одно тело, а порознь – члены, один — ухо, другой — нос, третий — глаз.
— А прихожанину что делать? Искать себе храм по душе, где батюшка прогрессивный, или стремиться ходить в храм, который вроде недалеко от дома, но который не всем нравится?
— Я был бы очень рад, если бы люди приходили в ближайший к своему дому храм. Но не всегда душа лежит к ближайшему храму. Когда в храме один священник, он как бы навязан этому приходу, а когда появляется второй и третий священники, то приход моментально разбавляется на тех, кто остаётся у первого, у второго и у третьего. Священник, который социально ближе прихожанину, понимает его гораздо лучше, чем другой. Если нашёл человек свой храм, куда он ходит и молится, это неплохо. Но, ни в коем случае, никогда нельзя говорить, что вот наш храм он, ах, какой. Я воспитываю это среди прихожан, всегда говорю, что Господь Иисус Христос везде один и тот же, Дух Святой везде один и тот же. Ни один храм от другого не отличается. Не надо говорить, что наш приход особенный, иначе мы вырастим много маленьких церквей, а не одну Русскую Православную Церковь.
— Ибо когда один говорит: «я Павлов»…?
— Аполосов и Кифов, конечно! Это ведь когда еще было, заметили? «Ибо когда один говорит: «я Павлов», а другой: «я Аполлосов», то не плотские ли вы? Кто Павел? кто Аполлос? Они только служители, через которых вы уверовали, и притом поскольку каждому дал Господь. Я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог; посему и насаждающий и поливающий есть ничто, а все Бог возращающий» (1Кор.3:4-7).
— А нам на сайт часто пишут люди, рассказывая, что на все село или городок один храм и не сложились отношения со священником. И просится душа в храм, и не может себя пересилить человек…
— Да, в Москве удобнее, на другой троллейбус сел и поехал в другой храм. Вот, допустим, 22-й троллейбус идёт от 16-й Парковой и останавливается около Елоховского собора. По линии этого троллейбуса бабушки все ездят в Патриарший собор — это даже не прихожане, а путешественники на троллейбусе! А можно на другой сесть, поехать в другой храм. А там труднее.
Нужно, чтобы батюшка не ломал через колено своих прихожан, а чтобы они получали разнообразное развитие тех возможностей, которые заложены в них от Бога. Не надо унификации!
— Как изменились православные люди за последнее время? Повзрослели ли духовные чада?
— Безусловно. Мы видим людей, которые постоянно в храме, они совсем другие, чем много лет назад. Очень сильно изменились в самую лучшую сторону. Это не значит, что они стали почти святыми, нет. Но у них появилось больше ответственности за себя, за семью, за церковь и даже за свою жизнь.
И сейчас очень важна помощь священника. У нас на приходе я знаю не один случай, а уже несколько, когда люди разоряются или теряют работу, стабильность. Так было все двадцать лет. Вот двадцать лет назад пожертвовал человек компьютер, а потом он сам попал в трудное положение, и пришлось эти деньги, которые он на компьютер потратил, ему выдавать потихонечку в виде хлеба и еды.
Средний бизнес предпринимателей почему-то разваливается. Это очень странное явление, потому что люди неверующие процветают, а верующих вытесняют потихонечку, незаметно из этой среды. Они, допустим, вместе ни в баню не ходят на «переговоры», в других увеселениях участия не принимают…. Их потихоньку и начинают выдавливать. Идёт процесс обмирщения: как в Европе, так и у нас, процесс отталкивания, выдавливания церковного подальше от себя. К сожалению, это факт.
— Хорошо, что приход знает о проблемах и может поддерживать. А можно ли на примере Вашего прихода говорить о том, что сложилась настоящая община? Да и что вообще такое община?
— Община это люди знающие друг друга. Мы все друг друга знаем. Мы знаем их трудности и переживания. Мы знаем, что у людей на душе наболело, знаем про предстоящие или прошедшие операции. Когда кто-то в реанимации или больнице, мы все молимся.
— А как получилось, что Вы обо всех знаете?
— Просто мы видимся, видим друг друга часто. У нас все люди — 400-500 человек — друг друга знают. И обо всех бедах и трудностях сообщают! Звонит прихожанка, говорит, батюшка, помолитесь, я лечу вот туда-то туда-то на самолёте, помолитесь и благословите. Я или смс-кой отвечаю или так: «Бог благословит». Или подъезжают к ГАИ, звонят: «Батюшка, помолитесь, я сейчас к ГАИ подъезжаю». Я говорю: «Сейчас помолюсь». Потом он проезжает, пишет: «Батюшка, всё нормально».
Потом с Кольского полуострова звонят: «Батюшка, мы сейчас в море, туча тут такая, мы на корабле плывём, пожалуйста, помолитесь». Я молюсь.
Монастырь есть один, когда к ним пожар подступал вплотную, они меня замучили смс-ками, а я сидел как на телеграфе, посылал им всё время слова поддержки, и молился, конечно. Они всё время на связи, и я им отвечаю. Молимся, иногда даже пошутишь, они ж там боятся. Пошутишь, а монашки смеются — довольные.
Понимаете, это вот удивительная современная особенность, когда люди просят по транспортным проблемам, пожарным проблемам, каким-то другим вещам.
— А сложно новому человеку войти в Ваш приход?
— Очень просто! Надо приходить, стоять и молиться, подходить к иконам. Он волей-неволей втянется.
— Последний вопрос: изменилось ли отношение общества – людей на улицах — к Церкви?
— Я жил при Хрущёве и на меня плевались, когда я шёл в школу, и кричали: «Поп, поп, сын попа, поп, поп». Когда началась в 90-е годы особая полоса, когда снова начали нападки на церковь, тогда на меня точно так же в Сергиевом Посаде стали плеваться и кричать, я понял: вот это самое повторение того, что было при Хрущёве.
Помню, шел я по Пятницкой, и идёт колонна большевиков и большевичек с красными флагами и впереди женщина с бумажной Казанской иконой Божией Матери (почти как у Блока). И кричат мне из этой толпы революционеров: «Поп, убирайся в свой Израиль. Чего ты здесь ходишь по улице?» Это националисты, которые считают церковь русскую агитацией еврейской сионистской масонской идеологии. Но ведь я русский человек, рязанский, и мне говорят: «Иди отсюда в Израиль». Сейчас это отношение продолжается, увеличивается. Растет отношение к Церкви как не к своему, а к противному. Мол, наша страна, язычество возрождается, а церковь не нужна. И поэтому так сильна сегодня потребность в подлинном духовном делании, молитве, молитве не показной, а в подлинной настоящей молитве и христианском подвиге.
Беседовала Анна Данилова
фотографии: http://img-fotki.yandex.ru/get/3205/oan147.6
Читайте также: