Село Хороль: любовь и хоррор
Отцу Александру Орехову тридцать пять лет. Он живет в большом селе Хороль в Приморском крае, служит там настоятелем в церкви Рождества Богородицы. Русский Дальний Восток, как и Сибирь, — территория, которая стремительно лишается людей. Отсюда уезжают, рожают мало.
Видеосюжет Александра Егорцева о семье Ореховых
Но у отца Александра многолюдная семья — семеро своих и двое приемных. Двухэтажный дом, хозяйство, уверенность и силы.
15 февраля (Статья опубликована 4 февраля — прим. ред.) отцу Александру предстоит очередной суд. Четырнадцатый по счету. Местные чиновники объявили священнику войну. Они полагают, что у него слишком много детей.
То и дело из разных мест приходят известия о том, как детей отбирают у родителей за неоплату по ЖКХ. Но история с отцом Александром — что-то новенькое. Здесь аргументов нет. Получается, детей решили отобрать просто потому, что большая здоровая семья с любящими родителями раздражает, выглядит вызовом на фоне тоскливой реальности. Хотя сразу скажу: причина понятна. И ее в разговорах со священником чиновники не скрывают. Им нужны ничейные дети. На ничейных детях можно навариться. Увы, многие детдома заинтересованы в увеличении количества «воспитанников» — тогда увеличиваются дотации, которые можно разворовать.
Отец Александр прилетел в Москву на несколько дней. Пытался встретиться с кем-то из депутатов. Тщетно, у них нет времени. Да и журналистов почему-то его история слабо заинтересовала. Но случилось так, что мы с ним встретились. И я расскажу вам историю отца Александра Орехова. Я ему верю. Тем более — перед возвращением домой священник трогательно прошел тест на «детекторе лжи», подтвердивший правдивость его слов.
Отец Александр очарователен. Высокий, светлоглазый, светловолосый, волосы забраны в пучок, лицо ясное, терпеливое, юное. Он чем-то напоминает одного из героев картины Корина «Русь уходящая». Прошу его сказать о себе. Родился во Владимире. Еще в детстве записался в библиотеку, читал книгу за книгой, не мог оторваться — искал смысл жизни. Поступил в Москве в педагогический университет, окончил художественно-графический факультет. Во время учебы начал работать в изобразительной студии «Святой Лука» и пришел к вере. Ездил в Приморье, где на берегу океана расписывал восстанавливаемые храмы. Там, в Приморье, и познакомился с Еленой, будущей женой, она из многодетной набожной семьи, из деревни Благодатное. Потом была офицерская служба в армии, в ракетных войсках, под Читой. Командир, рьяный мусульманин, проникся тем, что офицер Орехов православный и хорошо рисует, и разрешил ему расписывать храм Архангела Михаила возле воинской части. Из армии Орехов вернулся не домой, а в Приморье. Прошел курс духовного училища во Владивостоке, женился. Был рукоположен. Получил церковь в селе Хороль, где и поселились. «Окопались», — улыбается он. Стали рождаться дети. В какой-то момент Ореховы решили отправиться в детский дом и взять еще детей. Детдом расположен в приморской деревне Ярославка. Детей отдавать не хотели.
— Мол, странно — попу детей даем. Я говорю: «Вы что, телевизор не смотрите? У нас все наши главные со свечками стоят и на Рождество, и на Пасху». Отвечают: «Ну, раз так, ладно, берите…»
Сереже и Жене было по шесть лет, родителей они не знали. Сережа смутно вспоминал, как совсем малышом ездил с кем-то в Китай. От Жени мать отказалась еще в роддоме. Одичавшие пацанята, речь их состояла из мата, и они даже не подозревали, что это плохо. Не умели считать и читать. Отец Александр обучил их грамоте. Они быстро освоились в семье, браниться перестали, стали ходить в хорольскую школу.
— А я ждал, что могут детей отобрать. У соседей забрали. Приехала комиссия. Нормальная семья, обычная, да, мужик иногда запивает. И вот такая картина. Стоит хозяин, мнется возле трактора, жена его ребенка из дверей ведет, закутанного, шарфик поправляет. И плачут все: он, она, мальчонка. Ревет баба в голос и ведет его к этим… «представителям опеки». А дальше — в детдом. Я посмотрел и твердо матушке говорю: «Будут детей забирать — не отдам». И точно! Пожили Сережа с Женей у нас три года, подросли, родными стали. Вдруг заявляется комиссия. «Как обстановочка? Какие условия? Ничего детям не запрещаете?» — «Да что запрещать… Мультики смотрят. В игры играют. У меня шесть компьютеров в доме, интернет спутниковый. Лучше других живем. Все довольны. Вы у ребят спросите». — «Нет, а что это у вас на стенах? Зачем детей травмируете?» — «Разве ж это травма?» — отвечаю. А у меня матушка в большой комнате стены синим цветом покрасила и прилепила звездочки и планеты, золотые и серебряные. «Значит так, Александр Борисович, мы сейчас детей в больницу отведем. С ними психолог поговорит. И вернем обратно, не переживайте». Собрали мы Сережу с Женей, дошел я с ними до сельской нашей больницы, всю дорогу словно кто мне шептал: «Обманут!» Ввели их туда, меня оттеснили и перед носом железные ворота захлопнули. И кричат: «А ну давай отсюда!» Вернулся я домой, и загоревали мы. Звоню во Владивосток опекунскому начальству: «Что вы делаете?» Отвечают: «Далеко до вас ехать, но разберемся. Не переживайте. Поймите, у нас разнарядки, кого-то же надо прав лишать». Одно у них — «не переживайте». На рассвете стук в дверь. Дети! Оказалось, Сережка с Женей из окна больничного выпрыгнули, через забор перелезли и к нам прибежали — по снегу босиком. Недолго мы радовались. Назначают суд. Выходят обвинители: дети плохо одеты, неаккуратные, во всем подчиняются приемным родителям, школу не посещают. Как не посещают? И бумажка есть: чаще всех посещали, они ж у меня ни разу не болели, не простужались, за четыре года пропущено всего девять занятий. Они образцовые, всегда чистые, учатся хорошо. Судья меня слушать не стала и постановила: детей изъять. Суд шел пятнадцать минут. И в тот же день ввалились к нам в дом приставы — мощные парни. Мальчишки убежали, целый день по селу ходили, устали, вечером вернулись, спрятались в курятнике. Но их засекли и сцапали. Тащат волоком к машине. Сережа плачет: «Отстань дядька, отпусти!» Женя извивается, царапается. А тетка, что приставов привела, нам с матушкой выговаривает: «Вот они, плоды вашего воспитания». И поместили наших мальчиков в детдом, запретив нам с ними видеться.
Дальше в жизни отца Александра Орехова начались бесконечные суды. Чиновные инстанции не любят признавать свою вину и отдавать «сцапанное». Местные власти грозили забрать и остальных деток. Священник не отступал. Несколько раз мальчишки бежали из детдома, их ловили на трассе и возвращали, на них давили, требуя подписать показания, что священник «заставлял поститься», но дети всякий раз просились обратно. Состоялось двенадцать судов, последний — во Владивостоке. И на всех принималось решение: детей Ореховым вернуть. Как водится, юридическая казуистика способна парализовать любое дело. Священник приходил в опеку, к приставам, приезжал в детдом, и все пожимали плечами: «А где написано, что именно мы должны возвращать вам детей?» Наконец состоялся тринадцатый суд, и процесс возращения был установлен.
За Женей отец Александр приехал в детдом.
— Как он увидел меня, говорит: «Папа, бежим». И мы скорей-скорей оттуда, чувствовалось, что если не будем быстрыми — остановят. С Сережей они уже подготовились. Решили скандал устроить. Прихожу, полная комната женщин из опеки. Сережа подскочил, прижался. Они: «Пусть он остается, а вы гуляйте». — «Да как же? Вот постановление суда!» — «Знать ничего не знаем». Прижимаю Сережу, иду с ним к дверям, тетки обступили, орут, как ведьмы на Лысой горе, и тянут ребенка с ожесточением. Одна за волосы меня схватила, вырвала клок, даже резинку сорвала. Мы с Сережей на улицу… и домой. Дома дети веселятся, Сережа с ликованием излагает, как мы еле ноги унесли. Но чувствую: неспроста потасовку затеяли. Посоветовался с юристом знакомым и подал иск, что ребенка не пускали, волосы мои рвали. Как в воду глядел! Тетки, оказывается, в тот же день иск состряпали: якобы я их пихал, а одной девице в нос заехал. Никаких следов, конечно, нет. Но врут нагло. И ведь зачем? Если меня осудить, приписать хулиганку, значит, скверный из меня родитель. А тут глава сельской администрации вызвал и старую песню завел: «Отдай детей! Отдай детей! Не отдашь — все равно заберем». — «Не отдам, пока жив. Любим их. И они нас любят, только с нами им быть охота».
Священник замолкает. Молчу и я. Спрашиваю:
— Отец Александр, вроде понятно: разнарядки, желание детдома и разных служб получать деньги за детей, жестокость чиновной машины, которая не умеет проигрывать. Но ничего все равно не понятно! Не понимаю я, как же так: вместо того чтобы вас поощрять, поддерживать, вами гордиться, вашу семью мучают? Где власти повыше, где губернатор?
— Какое-то гонение сатанинское, да? — мягко улыбается он.