Если в семье болеют дети — это, конечно, беда… Но если болеет мама, то семья, можно сказать, осиротела. Потому что больная мама — это уже не мама, это просто больная женщина, ноющая, жалующаяся на все на свете, сопливая, бледная… Ну, какая мама позволит довести себя до такого состояния? Никакая. Поэтому, если мама болеет — семья обычно не догадывается об этом!
Другими словами — болеющая мама — Бэтмэн. Кружит надо всеми супермэном, делает одновременно сто одно дело, а как только придет ночь — снимет свой костюм ночной мыши — фартук и халат — и в отключку…
Вот и я сейчас с температурой 38,8 и с мечтой о предстоящем горизонтально-кроватном положении иду во втором часу ночи на кухню, чтобы зажарить на утро всем домочадцам котлеты, наварить борща на обед, сделать бефстроганов на утро. Семейный день обычной больной мамы проходит в состоянии плохой видимости, как в речном раннем тумане. Я пробираюсь через него, представляя, что стою на корабле, который весьма жестко качает. Дни у меня сплетаются в одно полотно: какое число — я не помню, какое время суток — тоже с трудом.
Помню, болела с детьми в Новый год — спала, как собачка, на коврике перед кроваткой, ела, что принесут, потому что не отходила от деток ни на шаг. Поняла, что наступил Новый год, когда на улице «забомбили фейерверки». Но когда дети выздоровели — испытала великую радость. Нет, Великую Радость!
Сказать своему мужу, что мне плохо и назвать точную цифру набежавшей температуры — есть преступление перед семьей. Поскольку мой муж, отказавшись от котлет, сразу кинется в депрессию, померкнет радуга в нашем доме, а птицы принесут весть, что едет скорая помощь. Скорая действительно как-то приезжала. Увидев, что на лежащей маме ползают трое малышей грудного возраста, молодой врач покачал готовой: забирать будем? или оставим помирать?
Я с температурой 39:
— Милый доктор, прошу только укольчик.
И снова на ногах, и снова плетусь подтирать попки, стирать пеленки, готовить щи, прибивать выдранные малышней с арматурой плинтуса. Я тянусь за зеленой звездой — лампочкой на кухне, и не свернуть мне с дороги!
Но если маме не дано болеть, то страшнее и печальней картины — болеющего папы — нет в мире. Как-то раз мы ездили всей семьей в Анапу. Хотели отдохнуть, но заболели все разом. Покосила адено-вирусная инфекция. Тяжелая вещь — рвота и высокая температура, а также ломка в костях и отпадение хвоста — вот вечные симптомы.
Возможно, я тоже болела, но в семейной суете я просто выгнала взашей эти глупые подозрения. Ведь я — матерь Тереза! А дело ее вечно! Поэтому, напившись и наевшись антибиотиков разных сортов, я делала свои обычные женские подвиги. Столовая наша находилась далеко от корпуса, и мне приходилось бегать туда-сюда, чтобы принести поесть страдающим детям. А также, взвалив на себя младое и плотное тело моего мужа, вести его, как раненного бойца, к стенам Сталинграда, тьфу ты, столовой. Питаться принесенным мой муж отказывался, поскольку боялся, что что-то вкусненькое я не донесу, а также пропущу или не смогу выцарапать из рук официанта (кормили в пансионате нас по странной системе — самое вкусное выносил официант, и все отдыхающие рвались в бой как монголо-татары с тарелками. Каменный век!) Теряя силы, муж прощался со мной ежесекундно.
— Как ты будешь без меня? Я совсем таю. Ни один доктор не сможет вылечить. Что толку, что я нажрался «Парацетамола». Все равно мне плохо! И ты должна меня веселить! — плача и цепляясь за меня, говорил мне муж слабым голосом. От этого становилось совсем худо. Болеющие дети по сравнению с болеющим папой — веселые денечки. Муж отказывался верить, что вернется в прежний вид.
— Ваша мама меня не любит. Вас она обтерла три раза, а меня всего два? — жаловался папа деткам.
Или традиционное:
— Посмотрите на вашу мать, она бегает козочкой. А ваш отец умирает от болезни! Где справедливость?
Обычно, если маленькие дети, чуть почувствовав улучшение, сразу начинают прыгать как обезьянки, мой муж, почувствовав, что температура коснулась долгожданной отметки, все еще прощался с жизнью.
— Что ты улыбаешься? Наверное, уже все решила, что будешь делать после моей смерти… кого позовешь, с кем пойдешь в кино… Бедный я, бедный!
Но даже с больным папой я согласна смириться. Самое тяжело — это разрываться на два фронта. Мне пришлось столкнуться с этим, когда заболел маленький Миша, младше тройняшек на 4 года. С тройняшками как-то удобней попадать в больницу. Положат меня с ними — и помогай выхаживать. Другое дело, когда тебя на скорой с бронхитом у младшего увезут в больницу. И ты начинаешь бомбить мужа СМС-ками — мол, во что ты одел деток? Что они едят?
И даже временные забеги проведать бабушек не снимают камня волнений — как там мои малыши?
— Да успокойся, — отвечает артиллерией СМС-ок муж, — биология у тебя взыграла?
Ну, как же не переживать! Лежа в больнице, упросила понянчиться добрую медсестричку с маленьким, а сама, в чем была, бегом, в шлепках и больничном халате — домой — с одного берега на другой. Сядешь в такси, заедешь на рынок, купишь мяса и быстренько готовить полноценный ужин (а не эти тривиальные пельмени из сои). Детей возьмешь из садика, поцелуешь, поиграешь, накормишь и со слезами в горле едешь обратно, платочком утираясь…
Раз пять так сбегала. Один раз я забыла в больнице деньги, поняв, что мне нечем расплатиться с таксистом и назад уже поздно, решила поехать на автобусе.
— Покупаем билетики, — обратился ко мне кондуктор.
— Вот грязное белье… А денег нет. Я из больницы сбежала! — Вид у меня был не столько жалостливый, сколько социально опасный. Халат пахнет лекарством, а также детской неожиданностью, в карманах подозрительные таблетки, остаток капельницы, волосы выбились из прически, глаза полоумно горят… да к тому же я в тапочках на босу ногу, а ведь за окнами дождик и плюс 15.
Кондуктор рванул от меня в сторону.
— Вы уж, дорогая, раз из больницы, встаньте в конец автобуса, чтобы других людей не заражать…
Вот как бывает в жизни! Все мамы — истинные Бэтмэны! Только бы еще умели летать. Не хватает этого очень!
Дарья Мосунова