— Сергей Владимирович, какие достижения в уходящем году были особенно значительными?
— В этом году у нашего института важное достижение — выполнение ста трансплантаций сердца в год! Вот-вот — такая реакция как у вас, у всех (Сергей Владимирович явно доволен произведенным эффектом). Даже когда мы за рубежом докладываем свои результаты и количество наблюдений, у всех буквально падает челюсть! Потому что такое количество трансплантаций сердца не выполняет ни одно учреждение в мире! Это отчасти связано с тем, что в других учреждениях выполняется достаточно равное количество трансплантаций, поэтому в одном месте столько делать не надо. А у нас практически все осуществляется в нашем Центре. И не потому, что мы такие молодцы, а это связано с активизацией работы по донорству в Москве и Московской области.
Существует пилотный проект развития донорства в субъектах, и на примере Москвы можно сказать, что это удалось. У нас средний срок ожидания сердца в экстренных ситуациях — дней десять. Это очень здорово!
— Да, здорово!
— Две недели назад мы сделали пересадку части печени от папы годовалой девочке Валерии, у которой был вовремя выявлен достаточно редкий диагноз — гипероксалурия. У девочки врожденный дефект — отсутствие выработки специального фермента, который разрушает оксалаты. Это заболевание грозило впоследствии диализом, потерей почечной функции и в дальнейшем — трансплантацией почки. Но это заболевание изначально зависит от функции печени, а проявляется это несколько позднее, когда почки уже не работают, и на фоне неправильной работы печени пересаженная почка тоже подвергается повреждению и перестает функционировать. Все это сопровождается нарушением питания периферических сосудов, некрозом пальцев.
Медицина должна подниматься не только финансово, но и интеллектуально. Педиатр должен знать, что существуют такие заболевания, и при минимальных признаках поставить себе правильную задачу.
Но поскольку наши коллеги рано выявили это заболевание — еще до повреждения почек, нам удалось выполнить пересадку печени, таким образом, освободив девочку от дальнейших неприятностей. Это первая такая операция в России по поводу данного заболевания.
Медицина должна подниматься не только финансово, но и интеллектуально. Педиатр должен знать, что существуют такие заболевания, и при минимальных признаках поставить себе правильную задачу. В данном случае девочке повезло.
— Что касается девочки Леры: сначала родители вовремя определили, что ребенок не здоров, потом врачи поставили правильный диагноз, и в Центр трансплантологии она поступила в том состоянии, которое дало возможность сделать пересадку печени. Обычно же бывает по-другому? Дети поступают в Центр уже в очень тяжелом состоянии…
— Да, к сожалению. Этой девочке реально повезло, что обстоятельства сложились так. Но мы, увы, чаще видим детей в очень тяжелом, запущенном состоянии, потому что нет привычки ассоциировать определенное состояние с конкретной группой заболеваний. Это совсем не значит, что если бы раньше определили заболевание и направили к нам, то пересадка органа была бы не нужна. Это не так. Это такая группа болезней, которая так или иначе приводит к обязательной трансплантации.
Девочка Лера, которой повезло
Теперь потихоньку меняется тактика в отношении таких детей, есть доктора, которые пытаются найти правильное решение. Мне иногда звонят по моему сотовому телефону врачи из какой-нибудь районной больницы и спрашивают совета. Я предлагаю или привозить ребенка к нам, или связаться с каким-то специалистом. И это хорошо, что звонят! Ищут выходы, мой номер телефона, видно, как-то находится. Молва передает (Сергей Владимирович довольно улыбается).
— А какие ожидания на следующий год?
— Мы напряженно ждем объявления «приговора» на следующий год в смысле госзадания — сколько нам дадут денег на выполнение того или иного количества трансплантаций. Это очень важно, потому что от этого зависит не только здоровье наших пациентов, которых мы сможем принять больше или меньше в зависимости от того, сколько мы будем иметь денег от государства, но и прогрессирование института, жизнь самого учреждения. Ведь от финансирования зависит и зарплата наших коллег, сейчас вполне приличная. И это во многом за счет госзадания по высоким технологиям.
— Да, ведь трансплантации проводятся по квотам.
— Да. А когда мы начинали трансплантацию, где-то уже с десяток и больше лет назад, это был кошмар! Мы не имели возможности госпитализировать тяжеленных больных, особенно в 90-е годы, учреждение — Центр Хирургии — не финансировалось! Тогда только начинались трансплантации печени, а денег не было. И больные вносили свои деньги, чтобы можно было пациента дотянуть до трансплантации — его же лечить еще надо! И появление «квотно-высоких технологий» в виде госзадания в нашем деле — это все!
Вопрос был решен, и хорошо бы он решался так и дальше. Ведь от этого зависят не только конкретные больные, которые поступают сюда, но и общий уровень медицины, потому что федеральные учреждения всегда были лучше оборудованы, лучше снабжены квалифицированными кадрами и, соответственно, давали возможность обучения для других.
— Сергей Владимирович, как проходит работа над законопроектом «О донорстве органов, частей органов человека и их трансплантации (пересадке)»?
— В августе состоялось расширенное совещание профессионального сообщества и разработчиков закона для обмена мнениями. Там был высказан ряд положений, которые не устраивали профессиональное сообщество, т. к. они вели к уменьшению числа трансплантаций.
Католичество пропагандирует посмертное донорство как богоугодное дело.
А вчера под руководством Вероники Игоревны Скворцовой в Минздраве было еще одно расширенное совещание с представителями организаторов Здравоохранения регионов и специалистов в области трансплантации, реаниматологии по дальнейшей работе с законом. Последний вариант закона был вывешен на сайте Минздрава, он во многом адаптирован к существующей ситуации в обществе и медицине. И в таком варианте он уже будет обсуждаться дальше как закон.
Что главное в этом законопроекте? Там созданы все возможные условия для консолидации общества по поводу посмертного донорства. Почему эта проблема существует, в нашей стране особенно? Потому что разные люди имеют различные мнения, и их ничего не объединяет, в отличие от стран с моноконфессиональным направлением типа Испании, Италии, Франции, Польши, где католичество пропагандирует посмертное донорство как богоугодное дело.
В нашей стране ситуация несколько иная и, к сожалению, до последних лет люди начинали задумываться о посмертном донорстве только тогда, когда им самим или их близким нужно было выполнить трансплантацию. Конечно, есть донорство прижизненное, родственное, но невозможно обеспечить всю потребность в трансплантации за счет родственников. При наличии огромного неиспользованного ресурса посмертного донорства, к которому просто никто не прикасался в надлежащей мере, все выполнять за счет родственников — это негуманно, глупо и неправильно. Поэтому такая задача, как развитие донорства в стране, стоит по-прежнему остро.
Трансплантация органов — квинтэссенция медицины, которая сочетает в себе вопросы образования, организации, отношений в обществе, доверия к медицине, самодисциплины. И ошибок тут допускать нельзя.
Существуют различные схемы этого развития, но во главе угла стоит консолидация общества. И огромное значение в этом имеет реноме медицины и, в частности, врачей, которые должны выполнять трансплантацию. К сожалению, наше медицинское образование оставляет желать лучшего. Мы стараемся его лихорадочно изменить, усилить, улучшить, перевести в постоянное медицинское образование — сейчас эта идея развивается. Я, как человек русский и понимающий менталитет русского человека, знаю, что это нужно сделать не только на бумаге, а нужно сделать так, чтобы это по-настоящему происходило. Тогда и будет результат.
Трансплантация органов — квинтэссенция медицины, которая сочетает в себе вопросы образования, организации, отношений в обществе, доверия к медицине, самодисциплины. И ошибок тут допускать нельзя.
— Мне кажется, потихоньку меняется отношение к нашей медицине.
— У нас принято ругать медицину, полицию, мол, никто ничего не умеет, не хочет… Но если вы поедете за медицинской помощью за границу, то там вы вообще никому не нужны! Вообще! «Вот ваши деньги, вот столько мы на них сделали, дальше — следующий». Там вообще мы никому не нужны, а с точки зрения трансплантации органов — тем более! У них свой лист ожидания.
Есть еще единичные случаи, когда наши граждане уезжают в какой-нибудь городок в Германии, где трансплантации-то только вчера начались. Но Германия же! А у нас, между прочим, в этом уже 20-летний опыт!
Чего реально именно у нас не хватает — нет полного контакта между врачами нашего центра и специалистами из разных регионов. За это надо еще бороться. Но во многом все зависит от родителей больного ребенка, именно они определяют судьбу малыша. Если родители не хотят заниматься ребенком, то часто бывают неудачи в связи с недосмотром, недоглядом — съел не то, полечили не тем…
Когда мы отпускаем пациента, мы сообщаем по месту жительства, что мы сделали то то, рекомендовано ему то то, и при любых сомнениях те врачи могут с нами связаться. Но иногда бывает, что привозят ребенка в тяжелейшем состоянии после отравления или инфекции какой-то…
— Сегодня на вручении наград донорам прозвучала очень трогательная история, когда сын отдал часть печени своей уже не очень молодой матери…
— Такие случаи не единичны. Вот буквально пару дней назад приходил мужчина, у него пересажена печень от сына.
— Эта женщина сказала, что встретила непонимание…
— Неважно, есть понимание или нет. Кому какое дело? Важно, что тут есть чисто психологические соображения, когда родитель, если ему нужен орган для трансплантации, считает себя не вправе задействовать своего ребенка, вообще ставить такой вопрос. Ведь если сыну и 50 лет, для родителей он все равно ребенок! Это тяжелое психологическое решение, и тут нужно, чтобы дети, а такие дети есть, взяли эту часть вопроса на себя.
Я помню, еще в Центре Хирургии был очень тяжелый больной, он мог умереть в любой момент, мы проводили ему очень серьезную детоксикационную терапию. Семья решала, что дальше делать, потому что трупного донорства не было, мы на это и не рассчитывали. И тут его 18-летний сын заявляет: «А почему вы со мной не обсуждаете этот вопрос? У нас совпадает группа крови, размеры печени». И он взял на себя эту огромную ношу. Тогда он был студентом второго курса Бауманки. И отец его до сих пор жив, работает в полную силу! И сам он в порядке. Конечно, это вызывает уважение!
— Что бы вы пожелали читателям Правмира?
— Хорошего Нового года и Рождества! И здоровья, конечно!
Беседовала Тамара Амелина