Я очень трепетно отношусь к каким-то главным ценностям, может, это и неправильно. Но я не думаю, что норма — это когда человек хороший. Кто сказал, что люди должны быть хорошие, честные, искренние, почему они должны радоваться и улыбаться нам? Нормально, это когда люди обманывают, лукавят, ищут себе какие-то блага. И тогда все остальное, выходящее за рамки этой нормы, когда человек сказал тебе «спасибо», не соврал, поддержал тебя, сделал что-то хорошее, хотя мог этого и не делать при условии, что ты не зависишь от него, а он — от тебя, вызывает большую радость, ликование и вообще делает мир прекрасным.
Признание, популярность — это далеко не всегда адресное попадание. И тяжело бывает. Пробую я девочку на главную роль в своем первом фильме, разговариваю, спрашиваю: «Тебя предавали когда-нибудь в жизни?» А она: «Подпишите, пожалуйста, открыточку». Но случается вдруг и очень важная встреча. Хотя и короткая, когда человек… Вот гаишник останавливает меня, и за две минуты я узнаю: был на войне, четыре ранения и контузия, жена бросила, сейчас один, «чего дальше — не знаю.. ну все, желаю удачи»… И понимаю, что есть какая-то связь с человеком, есть язык.
…Мне выпало счастье заниматься любимой работой, да еще и получать за это деньги. Компромисс типа: да, работа неинтересная, зато смогу хорошо заработать, не для меня. Я думал об этом: я бы так не смог. Пытался бы убедить себя, что и в этом занятии что-то есть? Не знаю, не получилось бы. С другой стороны, как можно осуждать людей, которые вынуждены заниматься нелюбимым делом всю жизнь по восемь часов в день, потому что им надо прокормить семью, выжить?
Ну, критики только теперь, когда они посмотрели «Брат-2», говорят: «Вот «Брат» – это было кино!»: А я мог сказать, что в идее «кино не для всех» – есть что-то снобистское. Ты можешь писать книгу в стол, «для себя». Кино – другое: ты вовлек людей в свой проект, потратил чьи-то деньги, и хотя бы поэтому обязан оправдать ожидания, вернуть то, что дали тебе, – это момент не столько артистический, сколько этический. И обманывать зрителя нельзя.
Нужно проводить границу между кино и жизнью. Выстрел на экране – в настоящей жизни равняется нашему поступку, слову или мнению, которое мы не боимся высказывать. Из этого и состоит жизнь. А кино, как правило, состоит из выстрелов и погонь. Только нездоровый человек может посмотреть кино, а потом взять в руки обрез.
– Но такое же бывает.
– Бывает. Бывает, что кто-нибудь посмотрит «Бэтмана», потом оденет плащ и прыгнет с 16-го этажа. Потому что «Бэтман» в кино летает. Тогда надо вообще все эти вредные фильмы запретить. А также роман «Анна Каренина» и передачу «В мире животных».
Однажды я украл у товарища машинку. Играть в нее я не смог. Начал ужасно мучиться. Про это узнала мама и посоветовала позвонить родителям того мальчика. Стыд был чудовищным, сама мысль о звонке — непереносимой, но я решился. Тогда я понял, что мужественные поступки совершать труднее, чем постыдные, но зато они делают тебя сильнее…
Однажды мы с друзьями сидели после уроков в школьной раздевалке. Мимо проходила учительница младших классов, которая решила, что мы лазили по карманам. Началось разбирательство. О случае воровства объявили на родительском собрании. Оправдываться было невозможно, даже родители засомневались. До этого мне приходилось врать, но, как правило, неудачно. Поэтому сила и авторитет правды были для меня несокрушимы. Но тогда я понял, что даже если ты прав, то это вовсе не значит, что тебе будут верить. Оказалось, что за правду надо бороться…
Главная отличительная черта Данилы Багрова не в том, что он говорит «а чо?», а в том, что у него есть чувство собственного достоинства. Можно сказать, что «Брат» и «Сестры» — это кино про человеческое достоинство. И это главное, что интересует меня в героях любого фильма, который мне хочется смотреть. Хотя, конечно, есть масса замечательных картин про болезнь, про страх, подлость и так далее — кому что ближе.
Я второй раз в жизни участвую в подобного рода обсуждениях со знающими людьми. В первый раз было тоже немного народа и присутствовал православный священник, довольно известный. И вот он сказал: «Брат — это целлулоидный герой. Как это может быть — такая стрельба? В традициях русской литературы есть тема покаяния, хотя бы рефлексии по поводу содеянного, а здесь — пострелял и уехал».
А я попытался ему возразить. И стал говорить, что Брат — это некое состояние первобытности. Состояние, когда сидят люди возле пещеры у огня, вокруг первобытный хаос — твердь и небо еще не устоялись. И вот встает один из этих людей и говорит: «Да будет так — мы будем защищать женщину, хранить вот этот костер, защищать своего и убивать врагов». И все. Это словно первые слова закона еще до всех законов, слова протозакона, ситуации, когда закона еще нигде нет. Потом эти люди обретут Христа, через много-много лет обретут покаяние. Все это будет. Но сейчас ничего нет кругом, никакой морали и закона. Неправильно, когда к нашей первобытности начинают подходить с мерками цивилизованной политики.
Про то, что лучше делать, чем бояться
Когда-то давно мне казалось, что лучше не делать того, что можно истолковать превратно, или того, что может иметь какие-то неожиданные последствия — в общем, не делать ничего лишнего. В этом смысле выстраивалась и определенная ответственность: не говорить таких слов, которые могут быть неправильно поняты или повлечь за собой что-то непредусмотренное. Но потом я пришел к мнению, что не стоит так уж бояться оплошать и лучше сделать что-то, что может помочь кому-то или даже тебе самому