7 лет назад мы были в незабываемой паломнической поездке – посещали «дивный остров, Валаам». Дорога туда была для меня, изнеженной горожанки, нелегким испытанием. Но пребывание на святом острове затмило все трудности пути и дало много новых сил. Одним из мест, входящих в экскурсионную программу, было Игуменское кладбище . Рядом за заборчиком братское кладбище. В заросшем, но проходимом углу этого кладбища было необычное захоронение. Близко друг к другу лежали около 20 небольших около 30 см в диаметре камней с красными полинялыми звездами. На камнях не было ни дат жизни-смерти, ни имен-фамилий, только выцветшие звезды. И вокруг высокая трава.
Экскурсовод рассказала нам следующее. После войны постройки монастыря использовались по-разному и, в частности, здесь был устроен интернат для инвалидов войны. Это были самые тяжелые и безнадежные инвалиды с последствиями колоссальных травм, ожогов и контузий. Не было рук, ног, глаз, ушей. Кто-то мог только слышать, но не мог говорить, кто мог только осязать, кто-то смутно видеть световые пятна… Выражаясь медицинским языком, продуктивный контакт установить было не возможно. Персонал не знал, как зовут пациентов, откуда они родом, есть ли родня. Так и жили эти узники покалеченных тел накормленные и ухоженные, но наедине со своей бедой – воспоминаниями, которые невозможно высказать, ощущениями, которые невозможно до конца проанализировать и бесконечным чувством одиночества. Умирали кто когда, в зависимости от тяжести телесных и душевных мук. Но хороший уход делает свое дело – долгожитель этого интерната прожил здесь 15 лет. И он тоже похоронен под одним из этих безымянных камней. Только одного «счастливца» смогли разыскать родственники и забрать домой.
Когда я думаю о войне, я всегда вспоминаю эти серые камни в яркой зелени. Сколько им было лет, этим страдальцам? Наверняка, не много 17 — 25 – 30… Начало жизни и одновременно конец. Наверное, лежа в палатах долгими днями и ночами, они вспоминали своих родных: маму, со слезами провожавшую дорогого сыночка, отца, погибшего где-нибудь на безымянной высоте, сестру с веснушками на вздернутом носике, младшего брата, трогательно сжимающего деревянную лошадку в пухлой ручке… Все то, что мило и дорого каждому из нас в любой момент, а в момент одиночества особенно. Наверное, они думали о том, что мало ценили все эти светлые минуты тогда, в мирной жизни, и как они нужны, когда ты беспомощен, беззащитен и одинок.
С одной стороны на этих неизвестных воинов-мучеников мало кто обращает внимание: здесь не бывает торжественных линеек, митингов, акций протеста, эти камни не украшают Георгиевскими ленточками. А с другой стороны – здесь под сенью вековых деревьев, на месте пропитанной молитвами так тихо и радостно, спокойно и безмятежно лежать! И только аккуратные шаги случайных паломников нечасто беспокоят лежащих здесь.
В этих серых камнях есть какая-то кажущаяся безнадежность. Мы привыкли к траурной торжественности на могилах героев, к золотым тиснениям имен и фамилий павших и другой военно-ритуальной атрибутике. Нам хочется смерть как-то приукрасить, чтобы она не была так страшна и неподкупна. А здесь нет Вечного огня и почетного караула, нет ничего, что обычно повествует о жизни человека на надгробной плите, но есть большая толстая холодная серая точка. Была жизнь и нет ее. Как будто подвиг и страдание были напрасными и остались незамеченными. И чем внушительнее будет возраст Победы, тем очевиднее это будет. Чем дальше от Победы, тем труднее нам, живущим через 65-70-80 лет после войны в комфорте и удобстве, представить и оценить ту военную жизнь. Мошенники будут наживаться на святой памяти, вандалы будут чаще разрушать монументы, страны, так или иначе принимавшие участие в войне, будут заново переписывать историю военных действий в свою пользу. И остается нам только одно: пропеть «Со святыми упокой!» в надежде, что Господь оценил почивших воинов и им с Ним гораздо лучше, чем нам здесь с нашей беспокойной и сомнительной благодарностью.
ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ.