– Вы писали 20 лет назад, что дети стали совсем другими. За прошедшие годы все, с одной стороны, кардинально изменилось: дети больше узнают из гаджетов и интернета, чем из школьных учебников и от учителей. Что еще изменилось в современных детях, проще или тяжелее их стало учить?
Александр Адамский
– Дети меняются постоянно. Но сегодня эти различия между поколениями стали гораздо сильнее. Сейчас уже дошкольники живут в совершенно другом мире, чем жили их родители. Конечно, фундаментальные психологические основания развития ребенка остаются постоянными. Я имею в виду, например, что ведущая деятельность детей до 7 лет – игровая. Но во что играют наши малыши?
Дошкольники уже в 3-5 лет, если они находятся в благодатной среде, развиты по части гаджетов гораздо лучше, чем взрослые. Я вижу это на примере собственного внука. Он свободно обращается в три года с гаджетами, сам включает мультики, находит нужный контент и развивается очень быстро.
«В 2020 году будут две школы. Одни дети будут по-прежнему ходить в огромное, огороженное здание, внутри которого в специальных комнатах с книгами и компьютерами специально обученные преподаватели будут рассказывать изо дня в день темы программ. Дети будут писать контрольные работы и готовить устные ответы на заранее придуманные вопросы. …В других школах не будет специального помещения, классов и программ. Ребенок может провести в этом образовательном месте столько времени, сколько ему понадобится, чтобы изучить и составить собственное знание о содержании деятельности общественного, экономического, политического или социального института».
Из статьи 1999 года
С точки зрения цифровых компетенций, многие дети приходят в первый класс, умея искать информацию в интернете иногда быстрее, чем учитель. Да, учитель знает намного больше, но в поиске информации проигрывает своим ученикам. И дело не в его нежелании поспевать за требованиями времени, а в чрезвычайной загруженности. Проблема не только в зависимости зарплаты от количества часов, но и в куче «бухгалтерии», которую должен вести каждый педагог. Перегрузка убивает мотивацию учителя.
– То есть школа отстала от детей?
– Да. От той жизни, которой живут дети сейчас. Но особенно грустно, что мы отстаем от той жизни, которой дети будут жить завтра. В цифровой среде дети – аборигены, а мы там – туристы. Их не учат на уроках этому, они учатся сами. Таких детей, конечно, нужно и учить иначе. Если это делать так же, как двадцать лет назад, то такое образование не достигнет своей цели.
Раньше преемственность поколений учителей была выражена ярче, а образование в лучших своих образцах как было, так и оставалось классическим – что при царе, что при советской власти. Теперь же все по-другому. Основной вызов ближайшего будущего – реализовать себя в заранее неизвестных местах и обстоятельствах, не занять чье-то освободившееся место, а создать свое собственное. Это требует способностей к самореализации, самоопределению, построению собственной жизненной траектории. Но по предмету «самореализация» нельзя провести контрольную работу или ЕГЭ.
– Но вроде бы школа старается. Появляются новые предметы, новые формы экзаменов, ЕГЭ, ОГЭ, пошло ли это на пользу образованию?
– Если мы говорим о ЕГЭ, то это прежде всего социальный лифт. Впервые за несколько лет дети из глубинки получили хорошее образование в престижных вузах без тех затрат, которые были бы не под силу их семьям.
Да, школа стремится поспевать за жизнью, за переменами, особенно московская школа. Учителя стараются изо всех сил, но сама институциональная природа школы в том виде, в котором она существует, не предполагает большой скорости изменений. Сама организация системы образования, особенно управление, консервативна и сопротивляется внедрению все новых и новых подходов.
Кардинальные изменения в мире происходят сегодня в течение 7-10 лет. Это уже быстрее, чем время образовательного цикла – от садика до университета. А изменения в образовании происходят гораздо медленнее. Программы, стандарты, подготовка учителей, учебники – все это довольно неповоротливо и меняется с трудом.
Мы всерьез обсуждаем, какие учебники допустить
Вы видите, какая сейчас идет битва за бумажные учебники? Это говорит о том, что кто-то (неважно кто – издатели, министерство, учителя) хочет максимально продлить время извлечения прибыли от сохранения архаичных форм обучения.
Это просто смешно: в век цифровой информации, когда в интернете можно получить любые сведения в режиме реального времени, мы вынуждены серьезно обсуждать, какие бумажные учебники можно допустить в школу, а какие нельзя.
Обсуждение федерального списка бумажных учебников – это нудная галиматья, которая никому не нужна, и меньше всего нужна школьникам.
Все ведущие издательства мира отказываются от бумажных учебников, а нам навязывают «проверенные временем» форматы обучения. Ученики же, имея возможность получать любую информацию онлайн, просто открыто смеются над этими устаревшими попытками взрослых, утрачивают интерес к школе и начинают учиться самостоятельно. Но поскольку учитель проверяет их знания дедовским способом, то ребенок может получать плохие оценки на уроках и экзаменах. На самом деле он знает очень много, но не из учебника, а совсем из других источников.
– То есть надо вносить изменения в само содержание учебного процесса. Но это ведь происходит?
– При существующем статус-кво для этого нужно пройти колоссальный путь – от создания программ, которые регулируются довольно жестко, до изменений в стандарты, в учебники. А еще ведь надо переподготовить учителей или подготовить их заново, а это тоже очень не просто и затягивается на долгие годы. Централизованно и быстро этих изменений не совершишь, необходимо дать учителю свободу и научить адаптироваться под изменения. В принципе, в муниципальных школах эта свобода есть, но де-факто министерство постоянно контролирует, что там происходит, и не дает учителю работать так, как он считает нужным.
Фото: «Экокласс» Портал / Flickr
Я наблюдаю за работой двух педагогических университетов – Московского педагогического государственного университета, который я закончил, и Московского городского педагогического университета, где веду магистратуру «образовательная политика». Я вижу два совершенно разных механизма подготовки педагогов. И обновление содержания образования, и вектор подготовки учителя различаются кардинально. В одном случае (бывшая Ленинка) учителя стараются вложить классический набор сведений по предмету в голову учеников – причем, чем больше этих знаний будет, тем лучше. В другом (городской университет) – учат следовать за жизнью и интересами учеников.
Но сильно централизованная система образования сама себя разрушает. С одной стороны, центр бесконечно «выдает» разные указы и распоряжения, но сами школы находятся в ведении муниципалитетов. Министерство, с этой точки зрения, вообще пятое колесо в телеге, ему никто не подчиняется формально.
Беспомощное министерство и надзорное ведомство
– 20 лет назад вы предсказывали, что министерство отомрет за ненадобностью, а будут родительские сообщества, которые и станут взаимодействовать с детьми и со школой.
– Я готов согласиться со своим утверждением 20-летней давности. Конечно, это нежизнеспособный руководящий орган, но он в режиме бешеного принтера выдает бесконечные циркуляры, которые фактически только отвлекают учителей от работы с детьми.
– Но учитель все равно вынужден писать бесконечные отчеты, которые требуют с него вышестоящие инстанции. Как быть с этим?
– В этом все и дело! Это и отодвигает систему образования от жизни, от реальных потребностей ребенка. Случился распад руководства системы образования. Раньше было Министерство образования и был Рособрнадзор в его подчинении. Теперь у нас последний вышел на передний фронт управления образованием, а Минпрос потерял все рычаги институционального управления.
А если наиболее эффективно выполняет свои функции как раз надзорное ведомство, то угадайте, какой продукт будет производить система? На что она будет нацелена больше всего? На проверки и отчеты. Неграмотная государственная политика и привела к тому, что беспомощное министерство и очень могучее и хорошо работающее надзорное ведомство соревнуются, у кого отчетов больше. И все это приводит к увеличению бюрократической нагрузки на учителя.
– Вы писали 20 лет назад, что учащихся не будут оценивать, а у нас роль отметок все еще очень велика. Школьников постоянно оценивают, а роль экзаменов вообще возросла настолько, что они чуть ли не определяют всю последующую судьбу человека. В связи с этим за оценки идет нешуточная борьба, и некоторые школьники даже не выдерживают и гибнут в ней. Что с этим делать?
– Здесь, мне кажется, и есть один из самых болезненных разрывов требований времени и содержания образования. Мне кажется, что личностные качества выпускников, как результат образования, сегодня гораздо важнее, чем те формальные результаты, которые они демонстрируют на экзаменах. Но достоверных инструментов оценивания личных достижений результатов у системы нет. Те инструменты, которые действуют, нацелены на проверку формальных сведений, а не личностных качеств.
Контрольная работа, проверочная работа, экзамен – это примитивные инструменты для оценки примитивных результатов. Система застряла на этом.
Не проводить же контрольную работу по инициативности или сдавать тест на ответственность, ЕГЭ на работу в команде. Эта неразвитость инструментов оценки результатов приводит к тому, что как раз эти важные для жизни и карьеры ученика качества оказываются вне набора официальных результатов.
А подобные результаты фиксирует только учитель, который отлично знает своего ученика. То есть система боится дать учителям право и возможность оценивать ученика не только с формальных, но и с личностных позиций, а в современных условиях это очень важно и нужно.
Способность к творчеству, к исследовательской работе – все это нужно как-то учитывать. Да, есть портфолио, но это та же система отметок, баллы за него прибавляют к итоговой оценке по ЕГЭ. Вот и получается, что единственным мерилом результатов общего образования остается примитивная отметка по учебному предмету и баллы за ЕГЭ.
Времена, когда индивидуальный план обучения мог составить только человек с опытом, знаниями, специальным образованием, заканчиваются. В школах Англии, например, уже сейчас есть компьютерные программы, которые дают домашнее задание, подстраиваясь под уровень каждого школьника. Одна такая программа может работать с сотней тысяч учеников. Она учитывает темп каждого школьника, распознает его пробелы в учебе и подбирает вопросы конкретно ему. Учителю, конечно, все равно приходится контролировать процесс, но достаточно одного беглого взгляда на экран, и ты видишь ситуацию по всему классу – программа маркирует глубину понимания и успехи детей с помощью точек разного цвета и размера.
Фото: «Экокласс» Портал / Flickr
Школа, оставаясь слишком консервативным институтом, становится все менее интересной для продвинутых учеников. Они все чаще учатся чему-то полезному и интересному для себя не в школе, а вне ее стен. Но это никак не учитывается, и инструменты оценивания достижений учеников слишком примитивны. Образование выходит за пределы школьного знания, учителя уступают место профессионалам.
Идеально, чтобы подростки попадали в руки специально педагогически подготовленных физиков, инженеров, писателей, художников, банкиров и финансистов. Школа строит карту образовательной инфраструктуры. Если это город, то школа находит рядом театры, музеи, банки, стартапы, библиотеки, социальные службы, превращая эти места в образовательные. А учитель превращается из предметника, рассказывающего на уроке параграф учебника, в наставника, помогающего детям освоить то знание, с которым он встретился в жизни.
Сейчас мы пытаемся пробить в школах индивидуальную цифровую диагностику. Это первый шаг к тому, чтобы школа перестала топорно и примитивно оценивать способности учеников и начала действительно смотреть не только на знание по порой устаревшей программе, но и оценивала глубинные качества личности школьников, которые действительно пригодятся им в их дальнейшей жизни и карьере после школы.
Подростки видят во взрослых – проигравших
– Психолог А.Г.Асмолов назвал нынешнюю молодежь «поколением отсроченной взрослости», и в то же время они проявляют качества довольно-таки сознательной личности – выходят на митинги, борются за свои права.
– Очень многие подростки видят во взрослых – проигравших. Они чувствуют в себе гораздо больший потенциал развития, способности изменить ситуацию. Я воспринимаю это положительно – как то, что подростки являются носителями другой реальности, другой действительности. Но жизненно важен диалог поколений! Дети видят разрыв между тем, что декларируется, и тем, что происходит в жизни. С этим они тоже не хотят мириться.
– Участились попытки ввести НВП или ввести военные сборы…
– Что умеем, то и делаем. Двадцать лет назад большинство молодых подчинялись этим взрослым законам, а теперь они уже имеют возможность и потенциал выращивать в себе совершенно другие способности и очень критически и насмешливо относиться к тому, что делают взрослые. Отсюда и протестные настроения в их среде, которые будут нарастать, если мы не научимся вести содержательный диалог с нашими детьми.