Первые и главные слова в моем школьном букваре были не «мама» и «Родина», а «кулаки» и «друг». Кулаки и смелость нужны были, чтобы не стать мальчиком для битья, о которого все остальные вытирали бы до старости ноги, а верные друзья – для взаимной поддержки. В классе я был предпоследним по росту, да и фамилия «Ахалашвили» пользовалась у советских хулиганов повышенной популярностью. Меньше был только Сережка Серкин, болезненный и слабый мальчик, выросший без отца.
Сережка был моим лучшим другом, который сидел со мной за партой и которого я никому в обиду не давал. В отличие от Сережки, который сдачи дать не мог, я относился к дракам философски – большой шкаф громче падает, и хотя боялся до ужаса, стоял за правду до конца. Конечно, тренировки на секции дзюдо, бокса и футбола тоже помогали, но и с ними иногда еле ноги уносил.
Если ты мог без раздумий вцепиться кому-нибудь в лицо – тебя уважали. Когда в класс приходил новенький, его обязательно били. Так полагалось. В порядочных классах били пару раз для науки, в нашем – постоянно. Это очень страшно, когда бьют каждый день. Бьют сильно, зло, беспощадно, а самое главное – ни за что. Убежать невозможно. Жертву караулили возле раздевалки или за углом школы, или прямо возле подъезда. Жаловаться родителям или учителям бесполезно. Покричат, поругают. А дальше-то что?
Однажды зимним вечером одного мальчика хулиганы сбрасывали в полный снега овраг. Он горько плакал, умоляя оставить его, но каждый раз, когда ему удавалось выкарабкаться наверх, ногами и кулаками его сбрасывали обратно. Когда, обессилев от боли и слез, он больше не мог подняться, то сжался в комочек, и как маленький загнанный зверек стал дико кричать: «Мама, мама!» На крик прибежала какая-то женщина и отвела его домой, сам он идти уже не мог.
Другой мальчик из-за постоянных побоев убежал из дома. Он боялся идти в школу, потому что не мог уже больше терпеть побоев, и боялся оставаться дома, потому что родители всё равно отправляли его в школу. Его нашли через месяц, грязного и голодного, на каком-то чердаке. Нашли случайно. Какая-то бабка развешивала бельё и, услышав шорохи, решила – воры. Вызвала милицию. Когда этот мальчик вырос, то попал в тюрьму. Он и двое его друзей насмерть забили отвертками какого-то таксиста. Как потом говорили, убили потому, что нечем было расплатиться…
Единственное спасение для жертвы – кто-нибудь сильный из старших пацанов, готовых заступиться. Это работало. Помню, всех в школе возмутило, когда одного старшеклассника-ботаника мои ровесники избили так, что у него из ушей потекла кровь, и его увезли в реанимацию. Потом его одноклассники вытащили обидчиков за школьный сарай и наказали по полной. Когда парнишка выздоровел, его уже не трогали. Но это было скорее исключение, чем правило.
Школа продолжала жить по своим законам: старшие били младших, сильные били слабых. Если слабый приводил кого-то старшего или сильного, то уже били обидчика. Учителям тоже доставалось. Помню, в восьмом классе пришел новый учитель физики, застенчивый молодой человек после института. Даже девчонки смеялись над его беспомощностью. Пацаны приклеивали к его спине листки с какой-нибудь нецензурной дрянью, подкладывали под стол бомбочки, кидали в спину презервативы, заполненные водой, когда он стоял у доски. Однажды налили краски в карманы плаща, который он неосмотрительно оставил в классе.
В конце концов, двое самых отчаянных попросту затеяли с ним драку и жестоко избили. За него заступился учитель истории, Леонид Аркадьевич, мужик честный и справедливый. На глазах у всей школы он вывел тех двоих во двор и по-мужски спокойно отделал. Никто ни на кого не жаловался, не обижался. Всё закончилось плохо только для молодого учителя физики – он попал в психиатрическую больницу. И через полгода как новый, со всеми здоровался и улыбался.
Моя родная первая школа в Камышлове
А любимые развлечения с бомбами, взрывпакетами и дымовыми шашками? Из-за них школу несколько раз закрывали. Дымовые шашки продавались в хозяйственных магазинах для борьбы с насекомыми-вредителями. Дико ядовитая и вонючая штука. Желтый и едкий ядовитый дым, от которого кружилась голова, становилось трудно дышать и резало глаза, стоял стеной и валил с ног в буквальном смысле.
С бомбами было сложнее. Для их изготовления требовалась основательность и терпение. За материалом для них ходили в какое-нибудь старинное административное здание, где на дверях были ручки из магния. Например, в городскую больницу. Ручки скручивали прямо на глазах у посетителей, а затем в кабинете труда, отбив краску, стачивали напильником в крошку, смешивали с марганцем – и готово. Селитру и серу просто воровали из кабинета химии. Бомбы замечательно взрывались, иногда прямо в руках. Одному старшекласснику как-то раз оторвало несколько пальцев. Он собирался поступать в военное училище, а так стал обычным алкоголиком.
С возрастом ничего не менялось. Уже в выпускном классе меня отделали в раздевалке прямо на глазах у одноклассниц. Один из моих недругов сзади заехал мне в глаза вьетнамской «Звездочкой», и втроем стали меня избивать. К счастью, за спиной была стена, от ударов я отлетал на нее и упасть не успевал. Я был испорчен родительским воспитанием и не мог позволить себе бить кого-то толпой, поэтому дрался с каждым из обидчиков один на один.
А школьные сборы в военном городке? Это просто песня для будущего защитника Отечества! До сих пор картина стоит перед глазами. Глубокая ночь. Казарма. Просыпаешься оттого, что кто-то бьет обмотанными полотенцем кулаками по лицу, сидя у тебя на груди, пока остальные держат за руки. Ощущения непередаваемые…