Мы продолжаем обсуждать современное школьное образование. На вопросы отвечает Ярослав Скворцов, декан факультета международной журналистики Московского Государственного института международных отношений.
— Ярослав Львович, как вы в целом оцениваете современное школьное образование в России? Что хорошо, что плохо?
— Я думаю, что современное школьное образование в России глобально ничем не отличается от того образования, которое получало мое поколение в семидесятые-восьмидесятые годы, или поколение моих родителей. Я думаю, что в России всегда были, есть и будут дети, которые хотят учиться. Они могут жить где-нибудь в сельской местности вдали от библиотек, от театров, от очагов культуры, но при этом тянуться к знаниям и находить возможность и библиотеки посещать, и с театральными постановками знакомиться, и быть вполне образованными культурными людьми. Равно, как можно жить в Москве, но не читать книг и мало заниматься собственным образованием.
Что касается нынешнего поколения школьников и студентов (поскольку для меня студенты – те же дети, такие же, как и школьники) – конечно, они разительно отличаются даже от поколения десятилетней давности с точки зрения их технических возможностей. Я подчеркиваю в этом словосочетании слово «возможности», поскольку кто-то ими пользуется, кто-то не пользуется. Вот такой маленький пример: из жизни студентов практически пропало такое понятие, как шпаргалка. Им все это заменяют всевозможные технические гаджеты: не только мобильные телефоны, но и прочие технические средства, которые позволяют им быстро на экзамене какую-то информацию поднять. Конечно, если бы у них была такая же тяга и такая же готовность использовать технические новшества в процессе обучения, а не только во время экзамена, наверное, им было бы проще овладевать знаниями.
Возвращаясь к вопросу о нынешнем образовании, я думаю, что школа технически и технологически, конечно же, отличается от того, что было 10-15-20 и более лет назад. Но, повторюсь, мне кажется, что определяющим здесь является сам субъект образовательного процесса. Хочет учиться – найдет такую возможность. Не хочет – чем угодно его снабди: аудиокнигами, видеоматериалами – он все равно не будет этим заниматься. Поэтому, если говорить о природе образовательного процесса, ситуация выглядит именно таким образом.
А что касается вещей, которые мы имеем на выходе, то здесь, я считаю, ничего не изменилось. Есть такая корейская поговорка: хорошего учителя не заменит даже гора книг. Если есть хороший учитель — подвижник, который умеет не только передавать знания, но и заражать своих учеников желанием учиться — тогда толк будет. Тогда, даже если человек не очень хочет этими знаниями овладевать, у него наверняка что-то в голове останется. Если же с хорошими учителями не повезло, то эта самая возможность получить образование минимизируется.
Ну и, конечно же, кроме учителей есть пример родителей. Если ты смог донести до своего чада необходимость учебы, то хорошо. Если же ребенок не видит интереса к образованию у своих родителей и не получает от них такой подпитки, заряда, стремления овладеть знаниями – ну, тогда имеем на выходе Иванов, не помнящих родства.
— Как вы считаете, желание учиться идет в первую очередь из семьи?
— Безусловно так. Когда взрослые люди начинают ахать и охать «почему нынешнее поколение не читает» — нужно посмотреть на свое поколение. Если ребенок не видит маму, папу с книжкой в руках, тогда наивно полагать, что он сам будет читать. Если у родителей нет тяги к знаниям, то откуда она возникнет у детей? Я считаю, что пример родителей здесь, конечно же, определяющий, главенствующий.
— Как вы считаете, как можно сделать эффективным современное школьное образование? Что можно поменять?
— Поменять можно многое. Мы начали говорить о технических средствах. Практика высшего учебного заведения показывает, что если ты не просто стоишь на трибуне и вещаешь в воздушное пространство, а сопровождаешь свое выступление слайдами, презентациями, то восприятие информации вырастает в среднем на 40%. Правда, восприятие информации и то, что называется остаточным знанием – это не одно и то же. Можно сделать красивое шоу, это привлечет внимание, но не означает, что спустя какое-то время что-то в голове осядет. Поэтому не надо рассматривать технические средства как панацею. Но грамотное, вдумчивое использование технических средств – безусловно, да.
Одно время на канале ТВЦ шел такой проект – «История Отечества». Карамзина читал Юрий Шевчук. Это был такой мультик, но не рисованный, а компьютерный. Я считаю, что это очень полезная вещь, потому что для нынешнего поколения детей не так привлекательно занятие чтением, как для поколения моих родителей. Чтение под лампой, под свечой уходит в прошлое. В этом есть какой-то свой привлекательный момент, но современным детям это не объяснить.
Когда-то был учебный канал «Наши университеты». Сейчас на этой частоте вещает канал НТВ. Я тогда был дошкольником в 70-80 годы и, оставшись дома по болезни, мама мне включала телевизор и говорила: сегодня «История Отечества» (тогда это называлось «История СССР») для 7 класса, посмотри этот видеоурок. Если такие материалы размещать в Youtube – это будет такой технический шаг на пути к потребителю образовательных услуг – ученику. Предлагать интересные мультимедийные программы, которые заставляют ребенка думать, принимать решения, сопоставлять факты – это тоже хороший ход.
Приведу еще один пример. На канале «Культура» в 18-00 по будням идет передача «Academia» — телевизионные лекции известных профессоров. Аудитория, безмолвствующая и конспектирующая, и профессор, вещающий на эту аудиторию и, соответственно, телеаудиторию. Прием интересный, но я думаю, что в век интерактивного телевидения можно было бы и дальше эту технологию развить.
Я считаю, что если в современном образовательном процессе активно, с умом, продвигать вот эти технологические вещи, тогда образование станет более эффективным.
— Что вы скажете по поводу соотношения предметов, которое меняется в последнее время? Учителя жалуются, что труда и других предметов культурно-прикладного цикла стало меньше, а крен идет в сторону иностранных языков, которые начинаются чуть ли не с первого класса.
— Это вечная проблема школы в целом. В высшей школе есть очень похожее негодование, которое высказывается преподавателями. В силу того, что в учебном процессе есть федеральный компонент, региональный компонент, компонент образовательного учреждения — есть где-то и свобода для действия.
В московской школе, которую я когда-то заканчивал, был замечательный преподаватель труда, Борис Иванович Яковлев, которого я до сих пор добрым словом вспоминаю. Там у нас была такая традиция, которую в современной школе даже представить себе невозможно: учащиеся дежурили и убирали классы после занятий. Когда мой ребенок (ему сейчас 21 год) заканчивал ту же самую школу – такого не было. Это такие поколенческие различия. У нас никто не говорил «как это, я должен брать в руки швабру и мыть класс?!». Все это делают, и ты должен это делать. Это пример того, как у ребенка воспитывают уважение к труду. Воспитывать его можно по-разному, не только через уроки труда. Я сам мою этот класс и поэтому я не буду там гадить. Это мой труд, это труд моих товарищей.
Что касается иностранного языка. К сожалению, Россия-матушка – страна крайностей. Мы очень легко из одной крайности кидаемся в другую. Что такое иностранные языки? Я глубоко убежден в том, что современному человеку без иностранных языков прожить невозможно. Во всяком случае, человеку образованному, тянущемуся к образованию. Языки – та же самая возможность. Приведу пример: в Советском Союзе все, без исключения, учили иностранный язык в школе, хотя бы один английский. Много ли у нас людей, которые не то что свободно могут владеть языком по окончании школы, а могут изъясниться на языке? Конечно же, нет. То, что у нас есть в учебной программе, вовсе не равно тому, что остается у человека в голове после окончания школы. Я думаю, что если сохранить такое же отношение к преподаванию иностранного языка в школе, можно количество часов увеличить в десять раз, в сто раз – на выходе будем иметь ровно то же.
То, что владение иностранными языками – это ключ к дальнейшему познанию, – безусловно так. Нельзя быть высококлассным инженером, не знающим английского языка, потому что это лишает тебя возможности знакомиться с новинками в твоей отрасли в мире. Если говорить не об инженерах, а о литераторах, то думаю, что французский-немецкий здесь тоже будут просто необходимы для творчески растущего человека.
Здесь есть две стороны медали: одна такая административно-техническая: давайте увеличим количество этих часов и сократим количество вот этих. Помните, одно время в Москве вводили такой предмет в школах, как «Москвоведение»? Ну что, выросло целое поколение школьников, которые знают Москву на уровне экскурсоводов? Я помню, у нас тогда шутили: а если я преподаю в Вятке, у нас должно быть «Вятковедение»? А если я преподаю в Вологде – «Вологдоведение»? Разве плохо воспитывать у детей любовь к своей малой Родине? Хорошо. Но если делать это через такое искусственное прививание предмета «Москвоведение»… Еще неизвестно, кто его будет преподавать. Может быть, этот человек в Москве живет два года. И хороших учебников по этому предмету никто не написал.
Если в основе тех или иных инноваций лежит здравый смысл, то он подсказывает, что прежде чем заставить школу преподавать иностранные языки со второго класса, нужно эту школу оснастить: а) квалифицированными преподавателями, которые понимают, что преподавание английского языка во втором и в одиннадцатом классах – это разные методики преподавания; б) снабдить современными технологиями, позволяющими не просто декламировать вслух. Если просто в два раза увеличить количество часов, то ожидать, что люди будут в два раза лучше знать иностранные языки – бесполезно. Равно как, если сокращают труд, то можно придумать, как сделать так, чтобы любовь к труду у детей осталась.
Последний пример: есть такое замечательное учебное заведение — Вятская гуманитарная гимназия в городе Кирове. Мы давно дружим с этой гимназией, уже больше десяти лет. На протяжении уже, наверное, лет пятнадцати оттуда ежегодно приезжают ребята, которые без всяких репетиторов (поскольку они живут в Кирове и не могут пользоваться услугами московских репетиторов) приезжают поступать в МГИМО. Причем, много человек каждый год – до десяти на разные факультеты. В этой гимназии создана такая атмосфера, которая влюбляет детей в процесс учебы. Это школа, где, скажем, кабинет английского языка руками родителей оформлен так же, как Британский парламент, и дети сидят как бы по левую и по правую руку от спикера. Где выбирают королеву школы, где не формально, а реально существует совет, куда входят и ученики, и учителя.
Если есть желание, всегда можно и на Рособрнадзор и на Минобрнауки кивать, сказать «вот, у нас тут руки связали, здесь часы обрезали». А можно, как Вятская гуманитарная гимназия говорить: «Есть некий внешний фон, но я понимаю, я – учитель, у меня есть некая миссия, которую я должен выполнить, и в данном случае никто – ни Рособрнадзор, ни Минобрнауки, ни Фурсенко -никто мне не мешает этого добиться, потому что с меня будет спрос, с учителя». Я учился у вас, Любовь Алексеевна, я учился у вас, Марина Николаевна. Вы – тот человек, который меня ввел в мир образования. И я свои плюсы и минусы ассоциирую с вами.
Учитель – особая профессия. Сколько у нас в стране театральных вузов? Что, они каждый год выпускают актеров первой величины? Нет, они выпускают, в том числе, и массовку, они выпускают, в том числе, тех людей, которые из профессии уйдут. Сколько у нас в стране педагогических вузов? У нас что, каждый год эти вузы выпускают сто процентов первоклассных учителей? Конечно же, нет. Учитель – это штучная профессия, и здесь одного диплома об образовании недостаточно. Если речь идет об учителях от Бога, учителях по призванию, а не только по диплому — я думаю, что для них вот эти стенания не повод, не отговорка, не довод в пользу того, что «вот видите – нам не дают учить детей так, как нам хотелось бы!». Ищущий да обрящет.
Читайте также: Школы Квебека – достижимый идеал