На протяжении восьми лет инклюзивное образование пытается встроиться в российскую школу. В инклюзивном классе должно быть не более 20% детей с ОВЗ, большее количество превращает его в спецкласс. Если учесть, что на 2019 год процент детей с инвалидностью составляет примерно 2,5% от общего числа, то в теории инклюзия становится возможной. Но что же на практике?
Дмитрий Корнилов
Безусловно, реформа об инклюзивном образовании полезная и нужная. Ее реализация – это, во-первых, включение детей с ограниченными возможностями в жизнь социума, а стало быть, начало социализации с малых лет. Нормотипичные дети в свою очередь получают навыки общения и гармоничной жизни в новом социуме, развивая терпимость, заботу и психолого-педагогические качества.
По моим наблюдениям, чем больше опыта общения с «особятами» получают обычные дети, тем более стойкими и чувствительными становятся в пубертатном и постпубертатном периоде. В дальнейшем, когда им придется выстраивать взаимоотношения в учебной и рабочей среде, приобретенная гибкость, терпимость и толерантность будут весьма кстати. Обычно в каждой детской группе все роли распределены, и всегда есть тот, кто оказывается слабее других. Когда в такой группе появляется особый ребенок – «слабый» становится сильнее и наравне со всеми заботится о том, кому реально нужна помощь.
Во-вторых, такой подход позволяет родителям увеличить социальные контакты и не замыкаться в сложностях ребенка. Это приводит к лучшему качеству жизни, открывает новые пути самореализации, возвращает человека в полноценную общественную жизнь. В-третьих, это колоссальная экономия бюджетных средств за счет закрытия специализированных школ и детских садов.
И если в инклюзивном образовании столько плюсов, то в чем тогда проблема?
Инклюзия – или инвалидизация общества?
Говоря о сложностях инклюзии, я в первую очередь рассматриваю интеграцию людей с ментальными нарушениями. Идея с инклюзией в целом хорошая, но в том виде, в котором она есть сейчас, ведет к инвалидизации всего общества, а не к реальной интеграции людей с ОВЗ. Не люди с ограниченными возможностями подстраиваются под окружающий мир, а окружающий мир подстраивается под особых людей.
К сожалению, я не видел ни одного учебного заведения, показывающего стопроцентный результат социализации детей с ментальными нарушениями. И даже тридцатипроцентный результат социализации «тяжелых» детей не видел.
Уровень тяжести, о котором я говорю, – это комплекс, куда входит уровень интеллекта, социальная ситуация (окружение ребенка, финансовые возможности семьи, психическая подготовленность родителей), физические и физиологические особенности, вовлеченность в процесс болезни и выздоровления родителей и ближайших родственников.
И здесь на первое место выходит не столько переоборудование школ пандусами, лифтами, дублирование надписей шрифтом Брайля, сколько переобучение и переподготовка педагогического состава. Безусловно, не обойтись и без общественного принятия. Именно принятия, а не выполнения поручений.
Декларируя дружелюбность к детям с особенностями, по факту мы получаем неготовность учебных заведений принимать таких детей.
Педагоги далеко не всегда понимают, как нужно действовать, в итоге рушится образовательный процесс всей группы. Зачастую дети без сложностей в поведении начинают эти сложности проявлять. Еще бы, ведь учителя уделяют гораздо больше внимания более шумным и странным ученикам, а иногда и делают некие послабления… Как результат: уровень знаний падает, а руководство школ старается перевести особенных ребят на домашнее обучение, дабы не портить статистику успеваемости и сохранить стабильность в работе учителей.
Второй важный момент – безопасность учеников как с особенностями, так и нормотипичных. Агрессии в ту или иную сторону более чем достаточно, даже один срыв может привести к серьезным последствиям.
Например, одного из моих воспитанников с особенностями развития выгнали из обычной школы из-за того, что он ударил девочку: та громко кричала на перемене, а он не смог ей объяснить, что нужно вести себя тише, и применил физическую силу. Позже очень сильно переживал, но исправлять ситуацию уже было поздно. Случай агрессивного поведения со стороны мальчика был не первый. В итоге его перевели в коррекционную школу.
Чего хотят родители детей с ментальной инвалидностью
Чего хотят родители особых детей? Того же, что и родители обычных: видеть их здоровыми, счастливыми и самостоятельными. Часть мам понимает, что ребенок никогда не сможет обучаться наравне с другими, потому в ряде случаев сами выступают против инклюзивного образования. Но стараются найти возможность общаться (играть на одной площадке, посещать кружки) с нормотипичными детьми с малых лет, что, по их мнению, приведет к формированию приемлемых социальных паттернов поведения. Как крайность, многие из таких родителей выбирают для своих детей спецшколы, а не инклюзивные классы, хотя ребенок вполне бы мог и потянуть этот вариант.
Другая крайность – «пробивные родители». Такие не находят сложностей ни в себе, ни в существенно ограниченных возможностях ребенка и направляют свою энергию не на адаптацию, а на желание получить все возможное от общества путем войны. Их кредо можно сформулировать примерно так: «Ребенок слаб, потому создайте условия для его нахождения здесь, даже если это вызывает неудобство окружающих, и наберите правильных детей, чтобы играли, не обижали и заботились».
Так или иначе родители особых детей выпадают из полноценной жизни общества. Ведь бóльшую часть времени они вынуждены искать подходящие школы и возить ребенка на дополнительные занятия, где скорректируют поведение и дадут возможность если не пообщаться, то хотя бы посмотреть, как общаются другие дети. Даже в случае с обычной школой родители особых детей все равно должны прикладывать больше усилий, чтобы помочь ребенку с интеграцией. В случае с коррекционной школой – тем более: времени «для себя» вообще не остается.
Из инклюзивных в коррекционные – и обратно
Развивающим и досуговым центрам привлечение детей с ОВЗ бьет по бюджету, а зачастую и по репутации. Ведь показать красиво детей с ментальными особенностями на фото не всегда получается, да и родители часто по старинке воспринимают инклюзивные классы и группы как советские классы коррекции, куда «спихивали» тех, кто послабее. Технологически отточенный для преподавателей и эффективный в плане показателей для родителей результат выстраивать тоже очень сложно. Да и в силу темперамента особые дети часто, как маленькие ураганы, оставляют после себя погром: расписные подоконники, обои, отломанные ручки у шкафов, сожженные инструменты…
Родителям тоже непросто: тяжело слушать жалобы на своего ребенка, легче водить туда, где скажут, что все хорошо и по сравнению с остальными он кусается не так больно, бьет не так сильно, кричит не так громко.
Но особенные дети – это тренд, потому формально они присутствуют практически везде. На практике – в классах и залах – это скорее исключение.
Специализированным центрам перестроиться с «особят» на работу с обычными детьми также непросто. Те немногие центры, которые действительно пытаются работать с ментальными нарушениями именно в инклюзивном плане, со временем начинают испытывать дефицит в нормотипичных детях, что сводит само понятие инклюзии на нет.
С 20% детей с ОВЗ этот показатель постепенно увеличивается до 50, 80%. Как итог, эти развивающие центры закрывают свои двери для особых детей, а те, что не закрывают, начинают испытывать сложности с коррекцией и адаптацией. Так как превращаются в те же самые школы особого вида, где дети с особенностями просто не могут увидеть социального поведения.
Сейчас среди родителей особых детей популярна идея «сами организуем для себя», но процесс обычно выливается опять же в создание коррекционного центра, который дружественно относится к нормотипичным детям. Знаю случаи, когда родители особых детей объединяются в сообщества и организуют по факту коррекционные центры, называя их инклюзивными. На деле в такие центры ходят около 90% особенных и только 10% нормотипичных ребят – как правило, это братья и сестры.
Что нужно для успеха
Для успешной реализации инклюзивного образования школе или центру, принимающим ребенка с ментальными нарушениями, нужно обратить внимание на следующие моменты:
- Безопасность для себя и окружающих. Одно дело терпимо относиться к особенностям поведения, и совсем другое – находиться в постоянном напряжении: а не случится ли сейчас что-то страшное со мной или моим другом? Повышенная фоновая тревога, как показывает практика, приводит к увеличению индивидуальной агрессии.
- Сохранный интеллект. Речь идет не о гениальности или одаренности, а о возможности понимания причинно-следственных связей, элементарного обобщения, вычленения доминанты, следования формальной логике.
- Заинтересованность родителей в адаптации ребенка. К сожалению, часть родителей на деле не слишком в этом заинтересованы. Кто-то от этого получает эмоциональные бонусы, кто-то материальные.
Эти три пункта – не исчерпывающие для принятия решения о приеме или не-приеме ребенка в учебное заведение. Вопрос об инвалидности и направлении в ту или иную школу решают психолого-медико-педагогические комиссии. Однако это три столпа, в зависимости от которых инклюзия возможна или невозможна в принципе.
Для успешной инклюзии – в том виде, в котором она есть, например, в некоторых странах Европы, – изменения должны быть не только в области образования, но и в области административного и уголовного права в отношении общества к людям с ОВЗ и, что очень важно, в отношении людей с ОВЗ к обществу.
Зачастую у ментальных инвалидов есть желание получать права и свободы как здоровому человеку, но в случае проступков нести ответственность как инвалид.
Родители из Испании рассказывают, что, например, если ребенок ударит тьютора в автобусе, то его лишают права ездить на общественном транспорте в течение месяца или вообще лишают посещения школы на это время. В Ирландии, также со слов родителей, особых детей с агрессией могут, по закону, исключить из детского сада, школы «за то, что много кричит и нервничает». В Швейцарии есть специальные тюрьмы для душевнобольных. У нас же размытость закона в этом смысле позволяет в некоторых случаях прикрываться болезнью, когда удобно.
В моем понимании инклюзия должна стать многоуровневой системой, где социализация начинается с раннего детства с оказанием поддержки семье. Этот процесс должен быть гибким и непрерывным, а основной задачей надо сделать развитие коммуникации, а не набор формальных общеобразовательных знаний. Системная подготовка ребенка к самостоятельной жизни в обществе – вот что по-настоящему важно. Это поможет реальной интеграции людей с ОВЗ в социум.
Фото: argumenti.ru; из архива автора