Из «Слова на Преславное Рождество Пресвятой Владычицы нашей Богородицы» святого праведного Николая Кавасилы:
Из тех многих [благодеяний], которые Бог или уже даровал людям, или намеревался уделить как награду подвизающимся за сохранение данного, тот дар является главным, который и созидает человека преимущественно перед всеми другими, а именно: любить чисто Бога, жить сообразно разуму, владычествовать над страстями и не приобщаться никакому греху.
Для того чтобы вести такой образ жизни и быть совершенно чистыми от всякой скверны, нам от начала была придана сила, во-первых, пусть не без трудов и борьбы, брать верх над грехом, а во-вторых, выставив и употребив все [имеющиеся] у нас [возможности], препокоиться от трудов и без борений пребывать хорошими и не согрешающими в нетлении тела и нести в себе [все] это. Иначе удел человеческий не был бы сообразен со здравым смыслом.
Ведь если бы естество наше было так расположено ко греху, что вследствие наносимых им ран мы бы стали совершенно нечистыми, хотя бы мы напрягали все [силы] и изощряли наш ум, и, таким образом, зло оказалось бы в нас неисторжимо, то тогда, во-первых, мы бы стали хуже бессловесных тварей, в которых нет ничего дурного, а во-вторых, отсюда трудно было бы не навлечь обвинение на Творца за то, что Он не во всем Благ как являющийся создателем злого, и за то, что Он не всегда правосуден, требуя от нас того, что не было вложено в природу, и за то, что Он несправедливо взыскивает за вину всякого греха, не вооружив человека против него.
А если бы Он изначально так связал [человека] со своими благими действиями, что, ничего не делая сами, мы бы являлись добрыми, то в таком случае мы бы не оказались подлинно добрыми, не сами по себе устремляясь к благу и добродетели, но будучи к тому принуждаемы, скорее претерпевая добро, чем исполняя. Тогда какой прок от самостоятельности разума, полученного нами как основание для похвал и венцов, которым мы и отличаемся от влекомых собственным естеством и благодаря которому поступаем по собственному побуждению?
Однако и то неподобно Богу, чтобы вовсе не дать человеку упокоения от браней за добродетель, каковых браней Он Сам нашел [нашу] природу достойной, но дать тому бороться без конца, не зная никакого предела усилиям. Тогда бы не было никого несчастнее человека в сравнении со всеми остальными, имеющими к чему стремиться и где препокоиться.
Поэтому совершенно необходимо верить в то, что сила против всяческого греха от Бога была вложена в природу, а от нас требовалось преобразовать эту силу в действие и, таким образом, по своей воле и благодаря самим себе пребыть добрыми, а Бог бы затем приложил Свою [помощь] для усовершенствования в нас добра и упокоения от трудов и усилий. Но зачем другим нужны подвиги (труды), как не потому, что добродетель наша, будучи несовершенной, находится недалеко от противников, мы же должны беречься греховного соседства?
Тогда не будет никакой опасности и никакой, даже самой малой, возможности греха, когда Бог, совершеннейшее Благо, овладеет всеми нашими стремлениями, не оставив вне Себя никакой пустоты.
Таковы дары Божии людям, и такое имеют они величие. Люди же, которые получили природу из руки Творца столь прекрасной (получили бы и еще более прекрасное, если бы сохранили первое), так плохо кончили, что не смогли ни управлять существующим, ни пользоваться наличествующим, как было должно, ни получить последующее, которое было бы много лучше и которое они бы получили, если бы проявили себя хорошими домоправителями первого.
Но сила против греха была в природе и была при каждом, но никто не претворил ее в действие и никто не прожил жизнь, будучи чистым от вины, но болезнь, начавшаяся от первого человека, через всех прошла и всеми овладела, так что, казалось, мы зло имеем в своей природе. Красота, присущая природе, сокрывалась, и в таком бесчисленном множестве человеческих тел не видно было человека, поскольку все употребляли силу души на сквернейшее, и присущее добро никак не проявлялось, так как никто не жил сообразно ему.
Но Пречистая Дева, не имевшая Небо градом и произошедшая не от сущих на Небе, но от земли, общим со всеми образом, – от того самого падшего рода, который не познал свою природу, – Она Одна из всех людей, живших от начала века до последних времен, противостала всякому злу, и вернула Богу непорочной от Него полученную красоту, и воспользовалась для того всеми возможностями и сбереженным оружием. Любовью к Богу, крепостью души, прямотой стремления и величием разумения Она обратила в бегство всякий грех и установила победный трофей, с которым ничто не сравнится.
Поступив так, Она явила и человека таким, каким он [изначально] был создан, явила и Бога с Его неизреченной премудростью и человеколюбием. И Того, к Кому позднее, облачив Его телом, Она привлекла очи всех, [Дева] прежде расположила к Себе Своими делами, и благодаря Ей Одной стало подлинно возможно для твари познать Творца. А ведь до этого ни закон, ни языки пророков, ни искусство Творца, явленное в видимых вещах, ни небеса, проповедающие славу Создателя (ср. Пс. 18:2), ни ангельские попечения и промышления, ни что-либо другое из сущего не оказались достаточно сильными, чтобы явить Божественную благость и премудрость. Ведь только человек, несущий в себе образ Божий, если явится тем, что он подлинно есть, свободным от всяческих фальшивых черт, может показать Самого Бога.
Смогла же это сделать и преславно сохранила человеческую сущность чистой от всего Ей чуждого одна из всех уже бывших и еще грядущих людей Блаженная Дева. Ведь ни один не родится чистым от нечистого (ср. Иов 14:4). Это и превыше всякого чуда, и повергает в трепет не только людей, но и самих ангелов, и посрамляет любое словесное преувеличение. Ведь [Дева], будучи точно таким же человеком и не имея в Себе ничего большего по сравнению с остальными людьми, все-таки Одна избежала общей болезни.
Как смогла Она это? Какими руководствовалась рассуждениями? Или точнее, как пришла Она к тому намерению, чтобы смело вступить в ту борьбу, в которой, как Она слышала, не посчастливилось никому из сродников? На каких взирая вождей? Кого имея основанием надежды? Откуда позаимствовав дерзновение? Естество находилось в таком положении, что большинство [людей] были знакомы с такой скверной, о которой нельзя и говорить, а что касается доброго меньшинства, то и оно имело нужду в тех, кто мог бы его поддержать, и было далеко от того, чтобы оказаться полезным для других.
Что же это было, что доставило Деве победу, если Она и в жизнь эту вступила не прежде всех людей, и тем самым не унаследовала природы, не привыкшей ко греху, и если Она не родилась после Нового Человека и Им принесенной перемены? Ведь если бы Адам, которого все побуждало к добродетели и отвращало от зла, победил грех, в том не было бы ничего удивительного. И образ жизни, и ее место, исполненное всяческого наслаждения, и времяпровождение, не обремененное тяжкими трудами, и тело, не испытавшее греха, и душа, не вкусившая никакой скверны, и еще то, что он не имел никакого человека начинателем рода, но непосредственно Бога знал и Отцом естества, и Наставником, и Законодавцем, Который охотно вступал с ним во всякое общение – все это было сообразно тому, чтобы сохранить его любовь к Богу нерушимой. Те же, которые родились после благодати и примирения, и Новой Жертвы, и излияния Духа, после неизреченного рождения в воде и страшной трапезы, или бы и отстали от всякой скверны, как воспользовавшиеся бесчисленным множеством и к тому же сверхъестественных вспомоществований, не показали бы ничего удивительного.
Ныне же, когда столь тягостно и обременительно оказалось для человека до конца противостоять греху, что первый из нас оказался и первым, преступившим закон, и хотя прекрасно был вооружен для пребывания в добре и добродетели, тотчас пал, не устояв перед нападением [врага]; когда даже те, которые рождены после Искупления и [дарования] благодати – говорю, конечно, о тех, которые ревностнее других и наставлены в высочайшем любомудрии, – если обратиться внутрь самих себя, почувствуют, что не вовсе они непричастны злу и потому нуждаются в постоянном очищении, – чей разум сможет помыслить и чей язык достойно воспеть сего чистого человека, Ту, Которая, придя в эту жизнь и не до общей немощи, и не после общего Врача, силой одного только благоразумия души, без какого-либо помощника, в самом зените, самом расцвете зла, на земле осуждения, с естеством, навыкшим быть постоянно побеждаемым, в теле, подчиненном смерти, когда все, способные помогать скверне, наличествовали во множестве, а все, знающие, как с ней бороться, отсутствовали, смогла соблюсти душу чистой от всякого зла, что не смог сделать никто из тех, кого повсюду восхваляют?
Ведь если Она прежде общего примирения, прежде чем прийти на землю Миротворцу, Сама силами Своей собственной природы разрушила вражду, отверзла Небо, привлекла благодать и восприняла силу против греха – то это чудо, превышающее всяческое разумение.
Что же Она принесла столь сверхъестественное, что это оказалось равносильным великой жертве? И если, когда [наше] естество было [Богу] враждебно, такой образ жизни оказался возможен и, когда преграда еще существовала, Она соединилась с Богом; и если стена, отделявшая вселенную от Бога, не устояла перед усердием одной души – что может быть удивительнее того?
Ведь и не сочетал Ее Бог как-то специально с этим любомудрием, и не удостоил большими по сравнению с прочими вспомоществованиями Ту, Которая принесла [столь много] другим, но руководствуясь только Своим рассуждением и воспользовавшись только в равной мере всеми дарованными средствами для [стяжания] добродетели, Она одержала эту новую и преславную победу.
Серия «Святые отцы. Богословие церковных праздников» – святоотеческая антология, подготовленная ведущим патрологом П.Ю. Малковым. Она включает творения разных традиций и эпох – от святителя Иоанна Златоуста до святителя Луки Крымского. Многие переводы публикуются впервые. Автор-составитель не только объясняет важнейшие особенности святоотеческого учения о праздниках, но и проводит экскурс в историю Церкви.