Синедрион и кесарь против Иисуса Христа (часть 2)

Спецслужбам поручили завести новое дело «Галилеянин»

Опять возникла проблема определения «судебной перспективы». Сложность юридической ситуации заключалась в том, что расследование должно было учитывать рамки двух правовых систем: иудейской и римской, их структуру, функции должностных лиц, особенности следственной и судебной практики.

Систему правосудия в Иудее возглавлял Синедрион — Совет Иудеи. Синедрион — высшее государственное учреждение и высшая судебная инстанций этой страны — находился в Иерусалиме и состоял из 71 или 72 членов. Он формировался путем кооптации из знатных родов саддукеев (священников) и фарисеев. Председательствовал на Совете первосвященник, в функции которого входил, в частности, и его созыв. Заседал Совет в одном из залов иерусалимского храма, либо в доме первосвященника. К компетенции Совета относились вопросы войны и государственной безопасности, мира, замещения правительственных должностей, руководство богослужебными учреждениями и органами местного самоуправления, если говорить по-современному. Совет был в основном апелляционной судебной инстанцией для местных (городских) судов, но принимал к своему производству наиболее важные дела по первой инстанции. После гибели иерусалимского храма он стал по существу учебным заведением, духовной академией. Последний глава Совета — первосвященник Гамалиил V — при императоре Феодосии II был лишен всех прав и с его смертью в 425 году н.э. история Совета в Иерусалиме завершилась. В первой половине I века н.э., то есть во времена земной жизни Христа, в подчинении Совета и его главы — первосвященника — находились чиновники государственного аппарата, сотрудники спецслужб, правовая служба, готовившая уголовные и гражданские дела к рассмотрению, архивы, библиотека, храмовая сокровищница, храмовая стража и другие подразделения.

Должностные лица специальных служб опирались в своей работе на негласных помощников, а в некоторых наиболее сложных операциях лично принимали участие. Характеристика этих фигур тайного сыска по существу не претерпела изменений за минувшие 2000 лет. Рассмотрим этот вопрос на основе современных данных по США и ФРГ. В США:
Секретный сотрудник — любой кадровый сотрудник ФБР, участвующий в секретной операции, либо кадровый сотрудник любого другого следственного или полицейского органа (федерального или местного штата), участвующий в операции под руководством ФБР и сохраняющий факт своего сотрудничества с ФБР в тайне.
Негласный агент — оперативный или технический сотрудник разведывательного ведомства, сведения о котором относятся к секретной информации. Информатор — лицо, которое передает информацию разведывательному ведомству в процессе конфиденциальных отношений, во время которых его личность защищается от разглашения. Осведомитель — лицо, не входящее в систему охраны правопорядка, периодически или регулярно предоставляющее информацию должностному лицу правоохранительных органов о преступной деятельности. Конфиденциальный источник — лицо, поставляющее находящуюся в его распоряжении информацию при условии, что его сотрудничество с ФБР не будет предаваться огласке (банкиры, землевладельцы, работники системы образования, коммунального хозяйства, агентств по найму рабочей силы в штатах и т.п.).

В ФРГ:
Секретный детектив — специально подобранный, снаряженный и подготовленный служащий полиции, который каким-либо путем вступает в контакт с уголовными элементами, внедряясь в уголовное подполье, используя легенду и документы прикрытия с целью получения исходных данных для разработки и осуществления оперативных мероприятий полиции. Личность детективов остается в тайне на протяжении уголовного судопроизводства. Информатор — лицо, изъявляющее готовность в отдельных случаях предоставлять информацию органам полиции при условии гарантирования конфиденциальности (секретности). Агент — лицо, которое, не являясь сотрудником полиции, конфиденциально может оказывать ей в течение продолжительного времени помощь в раскрытии преступлений. Личность агента сохраняется в тайне (Смирнов М. П. Полиция зарубежных стран и ее оперативно-розыскная деятельность. М.: Академия МВД СССР, 1995. С. 15—16).

Последние годы на отечественный рынок книжной продукции хлынул поток «разведывательной и контрразведывательной литературы», стремящейся восполнить недостаток подобного рода знаний у читателя. В одном из наиболее детализированных сочинений на эту тему указывается, что источники информации могут быть и такими:
«Внутренний информатор (осведомитель). Это — человек из группировки противника, завербованный и поставляющий фактуру по материальным, моральным и иным весомым для него причинам. Ценность предоставляемых им данных существенно зависит от его возможностей и мотивов выдавать нужные сведения, верность каковых при соответствующем контроле может быть довольно-таки высокой.

— «Горячий» информатор. Это — любой знающий человек из сторонников противника или его контактеров, проговаривающий информацию под влиянием активных методик воздействия в стиле жесткого форсированного допроса, пытки, гипноза, шантажа и т.д. Так как истинность сообщаемого в данном случае не гарантирована, такая импровизация приемлема лишь в период острой необходимости, когда нет времени, желания или возможностей «нянчиться» с другими источниками. В отличие от завербованного информатора, личностный контакт здесь, как правило, одномоментен.

— Внедренный источник. Это — свой человек, тем или иным манером просочившийся в окружение объекта. Ценность поставляемых им данных в сущности зависит от его индивидуальных качеств и достигнутого уровня внедрения.

— Легкомысленный информатор («болтун»). Это — человек противника, контактер или любое информированное лицо, проговаривающее интересные факты в деловой, дружеской, компанейской либо интимной беседе. Промелькнувшее случайно сообщение может быть необычайно ценным, хотя в общем-то не исключены как беспечная ложь, так и намеренная дезинформация. — Контакторы. К ним относят всяческих людей, как-то контактирующих или некогда соприкасавшихся с изучаемым объектом (человеком, группой, организацией…). Это могут быть стабильные или случайные деловые партнеры, родственники и приятели, служащие сервиса… Наряду с сообщением определенных фактов они могут содействовать в подходе к объекту или же участвовать в прямом изъятии у него интересующей вас информации.

— Союзник. В данном случае подразумевается человек либо некая — общественная, государственная, криминальная… — структура, выступающая как противник или «надзиратель» объекта. Уровень и надежность отдаваемых здесь материалов зависит от насущных интересов, личных взаимоотношений и познаний источника. Кроме совершенно новой, он способен передать и подтверждающую информацию.

— Случайный источник. Иногда бывает, что какой-то подвернувшийся вам индивид, совершенно не рассматриваемый как потенциальный информатор, вдруг оказывается носителем уникальной фактуры. Иной раз так может обнаружиться и дотоле неизвестный контактер либо союзник. Ввиду явной непредсказуемости на такого человека не особенно рассчитывают, но, случайно зацепив, — разрабатывают до предела» (Ронин Р. Своя разведка: способы вербовки агентуры, методы проникновения в психику, форсированное воздействие на личность, технические средства скрытого наблюдения и съема информации. Минск: Харвест, 1997. С. 9—10). В злачных местах, на рынках, ипподромах, в других местах массового скопления людей всегда можно найти разного рода сомнительных личностей, готовых за мизерное вознаграждение «подключиться» к какой-либо акции, изобразить массовое недовольство, «протест», требование к властям, допустить резкие высказывания «рго» и «соntrа».

Нового человечество не придумало. С некоторыми различиями в терминологии и определении функций перечисленные выше фигуры действовали и действуют по сей день во всех странах мира. Как и любой труд, работа эта оплачивалась. Обычно используются две формы материальной благодарности спецслужб за оказанное содействие. В случае длительных отношений устанавливается регулярная оплата типа обыкновенного должностного оклада либо выплачивается определенная сумма денег в зависимости от количества и качества полученных сведений.

Названные выше лица существовали и в специальных службах римских оккупационных властей в Иудее. Их шефом был римский наместник, который возглавлял систему тайного сыска и одновременно выполнял функции правосудия, решая гражданские и уголовные дела, рассматривая поступающие к нему жалобы и заявления.

Рим не был бы Римом, если бы не расписал со всей скрупулезностью все, что могут и обязаны делать его представители-наместники (проконсулы, легаты, прокураторы и другие должностные лица) на подчиненных территориях. До нас из глубины веков дошли лишь жалкие остатки тех инструкций, которыми руководствовались римские наместники. Но все же остался трактат Домиция Ульпиана «Об обязанностях проконсула» в десяти книгах, в котором обобщен опыт деятельности римских наместников в провинциях. Ульпиан — выдающийся видный юрист и государственный деятель, вложил в свое сочинение и личный опыт, и данные, почерпнутые из традиции предков. В трактате анализируются наиболее характерные ситуации, которые встречались в повседневной судебной и административной практике наместников. Приводились императорские рескрипты — письменные ответы на правовые запросы чиновников или частных лиц. Сначала шел текст запроса, а затем разъяснения императора, имеющие обязательную силу. По сочинениям Ульпиана можно проследить жизнь в провинциях, подвластных Риму, восстановить структуру и функции, компетенцию римской администрации, правовую основу ее деятельности в сфере судопроизводства.

Приведем некоторые выдержки:
«Как предписал наш император … проконсул должен заботиться о том, чтобы (не слишком) обременять (свою) провинцию (требованиями) о предоставлении жилья для постоя (ему и его свите).

Ни один проконсул не может иметь служителей из числа своих людей, но в провинциях их обязанности исполняют воины.
Отправляться (на место службы) проконсулу, конечно, лучше без жены, но можно и с женой, имея при этом в виду, что по постановлению сената, принятому в консульство Котты и Мессалы, в случае, если жены отправляющихся на службу (в провинцию) совершат правонарушение, ответственность и наказание за это несут их мужья. Прежде чем вступить в пределы назначенной ему провинции, проконсулу надлежит послать эдикт о своем прибытии, содержащий рекомендующие его сведения, даже если у него есть друзья и родственники среди провинциалов. Очень важно, (чтобы в этом же эдикте) была бы настоятельная просьба к провинциалам не выезжать ему навстречу ни в качестве частных лиц, ни в качестве послов, ибо должно, чтобы каждый принимал его в своем отечестве. (Проконсул) поступит правильно и в соответствии с установленным порядком, если он пошлет эдикт своему предшественнику и укажет (в нем), в какой день он вступит в пределы (провинции). Ведь неопределенность и неожиданность (приезда) обычно приводят в замешательство провинциалов и мешают ведению дел.

(Проконсулу) следует, проявив осмотрительность, вступить (в провинцию) именно там, где этого требует обычай, и тем самым соблюсти то, что у греков называется «прибытие» или «приплытие», то есть право определенных городов первыми принимать прибывающих по суше или морю (проконсулов). Ведь провинциалы придают большое значение тому, чтобы этот обычай и привилегии подобного рода сохранялись у них в целости.

(Проконсул) должен вверять юрисдикцию своему легату (только) после прибытия в провинцию, а никак не до того. Ведь совершенно абсурдно, чтобы (проконсул) сам, еще не получив юрисдикции, наделял бы другого тем, чего у него еще нет, поскольку он получает юрисдикцию не раньше, чем прибудет в свою провинцию. Но если даже он сделает это предварительно и, вступив в провинцию, не переменит своего решения, то, видимо, следует считать, что легат обладает юрисдикцией, но не с того времени, когда она была ему вручена, а с того, когда проконсул вступил в провинцию.

Обычно (проконсулы) поручают следствие по делам находящихся под стражей легатам, с тем чтобы они, выслушав арестантов, отсылали их к проконсулам, дабы проконсул сам, осуществлял освобождение невиновных. Но этот род поручения является чрезвычайным, ведь никто не может передать другому данное ему право выносить смертные приговоры или назначать какие-либо другие наказания, а следовательно, и право освобождения обвиняемых, в том случае, если им не может быть предъявлено обвинение в его (проконсула) присутствии. Так как от проконсула зависит, наделять или не наделять (кого-либо) юрисдикцией, то и лишать (кого-либо) данной (ему) юрисдикции дозволено проконсулу же, но он не должен этого делать, не посоветовавшись с принцепсом. Легатам не следует обращаться с запросами к принцепсу, а (подобает обращаться) к своему проконсулу, который (в свою очередь) обязан отвечать на запросы легатов». И далее:
«Полностью отказываться от подарков проконсул, конечно, не должен, но в этом случае следует соблюдать меру, чтобы, с одной стороны, не проявлять мелочности, отвергая (все), а с другой — не впадать в жадность, теряя чувство меры при приеме подарков. Божественный Север и император Антонин в своем изящнейшем письме разъяснили этот вопрос. Вот дословно что там написано: «Что же касается подарков, знай, каково наше мнение: древняя поговорка гласит: «Не все, не всегда, не от всех». Ибо слишком сурово не принимать ни от кого — неучтивость, но брать всюду — неприличие, а все подряд — ненасытность». И согласно (императорским.) мандатам ни сам проконсул, ни какое-либо другое официальное лицо не должны принимать в качестве подарка или дара или (даже) покупать что-либо из того, что превышает потребность в дневном пропитании. Это относился не к гостинцам, а ко всему, что выходит за пределы ежедневного пропитания. Но и подарки не должны доводиться до размеров дарений» (Хрестоматия по истории Древнего Рима / Под ред. В. И. Куницина. М.: Высш. шк., 1987. С. 298—299).

Приведенные выдержки из Ульпиана — это тысячная доля того, что должен был знать римский чиновник, направляющийся в подвластные Риму территории. Но жизнь остается жизнью: проконсулы, легаты, прокураторы и чиновники помельче рангом вели себя на оккупированных землях, зачастую не считаясь с рекомендациями, поступающими из Рима. Они творили насилие и произвол, оскорбляли национальные и религиозные традиции народов, грабили все, что попадало под руку, брали подарки, явно превышающие «потребность в дневном пропитании». Центральные власти стремились мерами инспекции и контроля путем рассмотрения жалоб на римских чиновников как-то навести порядок в провинциях. Очень часто на места направлялись комиссии для разбора поступивших донесений, в том числе и анонимных. До нас дошли материалы семидневного судебного процесса против римского наместника в Сицилии Гая Лициния Варреса, которого обвинял по просьбе жителей этой провинции сам Цицерон. Собрав неоспоримые данные о расхищении наместником исторических и культурных ценностей, принадлежавших городам Сицилии и отдельным гражданам, Цицерон добился сурового приговора сената — Варрес был направлен в добровольное изгнание. Это означало в те времена для римлянина гражданскую смерть, вычеркивание из общественной и политической жизни. Тщетны были усилия защиты доказать, что Варрес страдал патологическим влечением к антиквариату (moribus еt insania — болезнью и помешательством). Печальная судьба наместника-коллекционера была известна римским чиновником во всех провинциях. Однако государственный аппарат, видимо, и тогда, как, впрочем и сейчас, не поддавался исправлению. Уже отмечалось, что римские наместники на местах выполняли функцию правосудия. Исторически так сложилось, что римляне восприняли от греков любовь к судопроизводству. Древних греков — а римляне считали себя их наследниками — называли любителями сутяжничества. Существовала такая поговорка, что финикийцы занимаются торговлей, спартанцы — «мучением самих себя» путем физических упражнений и диеты, а жители Эллады — судоговорением. В Афинах все суды были завалены гражданскими и уголовными делами. Там возник институт «сикофантов». Под этим именем значились граждане Афин, которые как частные лица предъявляли обвинения по делам, имеющим публичное значение. Слово «сикофант» буквально означало «указатель смоковницы». Одно время во времена голода в Афинах были приняты законы, запрещающие вывозить за территорию города плоды смоковницы (как у нас запрещали вывоз мандаринов из Абхазии). Узнав, что сосед продает плоды смоковницы «на сторону», афинский гражданин подавал на него в суд, обвиняя в нарушении закона. В Риме такую функцию выполняли делаторы. В дальнейшем и сикофанты, и делаторы превратились в обыкновенных доносчиков, стукачей, которые жаждали публично выступить в суде, поскольку за это платили деньги, если они выигрывали процесс. Но об этом подробнее позже. Итак, римские наместники, в угоду народным обычаям, любили судопроизводство. Сидя в судебном присутствии в окружении своих сотрудников, представителей сторон, истцов и ответчиков, обвинителей и защитников, они принимали решения, выносили приговоры. Глубокое уважение римлян к суду формировалось столетиями, уверенность в том, что их суд самый справедливый, проявлялась и по отношению к судебной традиции присоединенных к Риму провинций, не исключая Сирию, в которую входила Иудея. Римский судебный процесс — гражданский и уголовный — был письменным. Участники процесса все документы оформляли в письменном виде, допросы записывались писцом, носившим у пояса ящик с пером и грифелем (на грифельной доске составлялись черновики и записи «для памяти»). Высокого уровня достигли скоропись и стенография.

«Прения фиксировались письменно различными клерками (notarii, actuarii, scribae), которые зачастую владели приемами стенографии. Марциал говорил о писцах: «Сколь бы стремительной речь ни была, их руки еще быстрей.» Плутарх рассказывает о том, что стенографы записывали речи Цицерона со слуха, часто его этим огорчая. Опрос свидетелей проводился согласно освященным временем прецедентам. Послушаем Квинтилиана:
«При допросе свидетеля прежде всего следует знать, к какому человеческому типу он принадлежит. Ведь робкого свидетеля можно запугать, глупца — перехитрить, гневливца — спровоцировать, тщеславного — одолеть лестью. Ловкого и владеющего собой свидетеля следует сразу же дискредитировать, представив его злобным упрямцем; а если его прежняя жизнь небезупречна, доверие к нему можно подорвать, выдвинув против него скандальные обвинения.

Адвокат мог прибегнуть к аргументации любого сорта. Он был вправе предъявить суду предполагаемую картину преступления, нарисованную на холсте или дереве; он мог, доказывая одно из своих положений, держать на руках дитя: он мог обнажить перед присутствующими шрамы обвиненного в преступлении солдата или раны своего клиента» (Дюрант В. Указ. раб. С. 443).

Императоры также выступали в качестве судей и сторон в процессах. Тиберий привлек к суду и провел процесс против двух знатных римлян и добился обвинительного приговора за «оскорбления величества Августа». Этот опыт ему понадобился при его правлении. Император Нерон «правя суд, отвечал на жалобы только на следующий день и только письменно…, каждый подавал ему свое мнение письменно, а он читал их молча, про себя, и потом объявлял удобное ему решение». Римляне признавали в своем суде только латинский язык — и в устных прениях, и в юридических документах. Император Клавдий заставил солдата, дававшего показания на греческом языке (второй язык империи, который Клавдий знал в совершенстве), повторить показания на латыни.
Уровень юридической практики документирования фактов в древнем мире был очень высоким даже по современным меркам. Это относится и к уголовным, и к гражданским делам. В полицейском музее Гамбурга хранится дощечка, покрытая воском (она датируется 145 г. до Р.Х.), объявляющая по-гречески о том, что некий раб Герман — уроженец Сирии, примерно 18 лет, среднего роста, без бороды, с прямыми ногами, на подбородке ямочка, на левой стороне бородавка, в левом углу рта шрам, на правой руке татуировка из нескольких букв; что он носил кушак с тремя минами золотых монет, 10 жемчугами и железным кольцом, на котором подвешены склянка с мазью и скребок для бритья; кто доставит, получит 2 таланта и 3000 драхм (Родионов К. С. Международное сотрудничество в борьбе с преступностью М.: Академия МВД РФ, 1993. С. 17).
Такое описание личности в целях ее идентификации не посрамило бы авторов и в настоящее время.
В специальной литературе по истории христианства очень много уделяется внимания тем политическим, социальным, идеологическим обстоятельствам, которые привели в Иудее начала 30-х годов новой эры к процессу над Проповедником из Галилеи, и гораздо меньше тому очевидному факту, что процесс проходил в правовом пространстве римского владычества, что нормы римского права, включающие особые предписания для оккупированных территорий, определяли правовые рамки преследования Христа, которое было предпринято местными властями. В частности, решения главного вопроса — о применении смертной казни в качестве меры наказания.

Используя изощренный политический опыт, накопленный в Риме за республиканский и императорский периоды, реализуемый с помощью детально разработанного механизма правового регулирования, власти сочли необходимым лишить оккупированные территории права казнить людей без разрешения римского наместника. Это право (jus gladii— право меча) наглядно показывало непокоренному населению, кто есть «главный» в стране, признавшей себя подданной Риму. Как мы сейчас говорим, римская администрация была четко выраженным «силовым» ведомством, в руках которого находилась судебная репрессия в самой жестокой ее форме — праве лишать людей жизни. Но склонность римлян все решать в рамках закона, соблюдаемого хотя бы формально, что случалось все чаще в годы правления императоров, была последней надеждой угнетенных ими народов. Все таки «пусть гибнет мир, да здравствует справедливость» (Регеаt mundus, vivat justicia).

Правовая доктрина римского всемирного могущества предлагала достаточно широкое местное самоуправление, свободу вероисповеданий, сложившиеся местные формы судопроизводства в обмен на исправную выплату налогов и признание вассальной зависимости от сюзерена. Однако подчеркивалось, что ключ от жизни людей — у римского наместника, который не остановится перед насилием в целях наведения порядка, выгодного оккупантам. Спецслужбы Иудеи, приступая к расследованию дел и слов Иисуса Христа, конечно же, понимали, что только доказанность вины за деяния, за которые по римскому праву предусмотрена смертная казнь, позволит им добиться ожидаемого первосвященниками результата. В то же время предусматривалось предъявление обвинения за деяния, которые влекли за собой применение смертной казни по национальному законодательству. Разберемся с тем, как формировались цели и задачи преследования Иисуса из Назарета, исходя из правовой квалификации тех обвинений, которые можно было бы доказать в ходе проведения расследования. Без сомнения, по этому вопросу в спецслужбах была проведена тщательная проработка с учетом того, что итогом усилий должна стать судебная расправа с Галилеянином путем осуждения его к смертной казни:
« Стали составлять план, как им убить Иисуса». (Матфей 12, 74) В те времена юридическим основанием для применения смертной казни по делам о государственных преступлениях являлись:
В Римской империи:
Подрывная деятельность (vis publica) — мятеж, подстрекательство к восстанию, неуплате налогов и др. Оскорбление величества словом и делом (crimen laesae maеstatis).
В Иудее:
Преступления против заповедей законов Моисея. Богохульство. Святотатство. Оскорбление царя. Отсутствие в тогдашнем римском праве четких диспозиций уголовно-правовых норм требовало их разъяснения путем описания прецедентов, то есть того, как они (диспозиции) понимались в судебной практике ранее. Такие разъяснения, кодифицированные в IV—V веках, конечно, были сформулированы намного раньше:
«Ближе всего к святотатству стоит преступление, которое называют (оскорблением) величия. (Оскорбление) величия имеет место тогда, когда совершается что-либо против народа римского или против его безопасности. К ответственности за это преступление привлекаются (в следующих случаях): когда чьи-либо действия становятся побуждением или началом для злого умысла, когда без приказа принцепса убивают заложников, когда в городе вооружаются камнями и дротиками, собираются для действий против государства и занимают общественные места или храмы, когда созывается собрание или сходка, чтобы призвать людей к мятежу. По этому же закону привлекается к суду всякий, чьи действия станут побуждением или началом преступного заговора с целью убийства магистрата народа римского, облеченного высшей военной и гражданской властью, кто поднимет оружие против государства, кто врагам народа римского пошлет весть или письмо либо злоумышленно подаст условный знак или поможет врагам народа римского советом против государства, кто возбуждает и подстрекает воинов и кто готовит мятеж или бунт против государства.

…Бывает, что объявляются и лжепророки, их также следует наказывать, потому что их заслуживающие запрещения плутни порой направлены против общественного спокойствия и власти римского народа. Безусловно, не должны оставаться безнаказанными подобные люди, которые под предлогом передачи указания богов распускают слухи, сеют беспокойство или притворяются знающими что-либо (о воле) богов» (Хрестоматия по истории Древнего Рима / Под ред. В. И. Куницина. М.: Высш. шк., 1987. С. 413).

«Оскорбление величия» имеет место тогда, когда совершается что-либо против «народа римского или против его безопасности». Под эту весьма широкую по своему содержанию юридическую формулу подпадали любые действия, направленные против императора (принцепса), олицетворявшего весь римский народ.

В таких условиях для применения сил и средств иудейских спецслужб необходимо было иметь в виду, во-первых, сбор данных, относящихся к каждому из перечисленных составов, и, во-вторых, особенности процедуры доказывания, присущие римской системе правосудия, поскольку право смертной казни принадлежало римскому наместнику (из приведенной выше ссылки видно, что лжепророки не наказывались смертной казнью).

В Иудее с древних библейских времен закон установил равенство ответственности для местных жителей и иностранцев:
«Один закон да будет для вас, как для природного жителя из сынов Израилевых, так и для пришельца, живущего у вас…».
Смертная казнь путем побития камнями осуществлялась вне городских стен: «И должен умереть человек сей, пусть его побьет все общество вне стана» (Ветхий Завет. Числа XV, 29—35).

Приговаривались к смертной казни в случаях, если будет нарушено «слово Господне», допущена «хула на Господа и царя», а также «святотатство» («сделает что дерзкой рукою»). Кроме побития камнями, практиковались сожжение, отсечение головы, повешение на дереве. Основным источником доказательств по иудейскому праву являлись показания свидетелей: «Если кого-то обвиняют в преступлении перед законом, то для доказательства виновности того человека недостаточно одного свидетеля, нужны по крайней мере два или три свидетеля, чтобы доказать, что тот человек в самом деле виновен.

Человек может солгать, чтобы повредить другому, может сказать, что тот человек совершил проступок, и тогда пусть они оба идут в святой дам Господний и пусть священник и судья, который будет в то время, рассудят их. Судьи должны тщательно расспросить их, и если установят, что свидетель оболгал того человека, то пусть свидетель будет наказан, С ним должны сделать то, что он замышлял сделать другому, и так ты снимешь вину с себя и своих людей. Услышав об этом, другие люди испугаются и больше не будут творить такое зло. Не жалей того, кто наказан за проступок: если человек отнял жизнь, пусть заплатит своей жизнью. Правило такое: око за око, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу». (Второзаконие 19, 15-21)

Но строгость закона, как это нередко бывает в жизни, не исключала случаев оговора невиновных людей. При расследовании и судебном рассмотрении дел широко использовались лжесвидетели:
«Выступили два негодных человека, и сели против него, и свидетельствовали на него эти недобрые люди и перед народам и говорили: Навуфей хулил Бога и царя. И вывели его за город и побили камнями, и он умер». (3-я Царств. XXI, 10-14) Здесь мы определили лишь некоторые общие рамки правового исследования юридической квалификации деяний и слов Иисуса Христа. Несмотря на значительное число научных трудов по этой теме, вопрос остается должным образом не проясненным. Так, дается следующее толкование применения норм римского права: «Из самого факта распятия Иисуса совершенно ясно, что по римским законам Он считался политическим преступником. Обвинение представлено надписью на кресте. Иисус из Назарета был назван «царем иудейским». А так как господином и хозяином Иудеи официально считался римский император, то любой «царь иудейский» попадал в разряд мятежников (или разбойников) и приговаривался к распятию. Несомненно одно: здесь Евангелия рассказывают нам о бесспорном историческом факте. Раннехристианские апологеты и богословы не додумались бы сказать, что римское право сочло Иисуса обычным преступником. А если верно, что Евангелие свое Марк написал в Риме, то они не могли и солгать — их бы тотчас разоблачили» (Бец О. Что мы знаем об Иисусе. Лондон, 1968. С. 84).

Политическое преступление? Римская демократия периода республики и империи не знала «политических» преступлений в современном значении этого слова, когда репрессиям подвергаются инакомыслящие граждане. Речь шла о другом. Оскорбление императорского Величества в период правления Тиберия приравнивалось, как бы мы сказали сейчас, к государственному преступлению. Именно так расценивались высказывания, направленные против вождя в период культа личности Сталина, а также против членов политбюро и советского правительства. Считалось, что это клевета на коммунистическую партию и советский строй. Юридически такие действия квалифицировались по статьям, относящимся к государственным преступлениям. Необязательно поэтому, чтобы оскорбление императорского Величества сопровождалось призывом к мятежу и разбою. В Риме обвинение в оскорблении императорского Величества было весьма распространенным. По нему к смертной казни приговаривались сотни, если не тысячи, людей, и для римской судебной и следственной практики той поры это было рядовым, обычным делом.

Римские императоры, являясь фактическими владетелями Палестины, не особенно претендовали на титул «Царя» или «Императора» Иудеи. Веспасиан и Тит, разгромив Иудею в 70-е годы после Р.Х., отказались принять титул «Imperator Iudaicus» («Император Иудеи»), считая слово «иудейский», то есть еврейский, для себя зазорным. Но за соблюдением почтения к себе и своими прерогативами в Иудее следили строго.
Таким образом, требуется дальнейшее уяснение всех затронутых вопросов.
По нашему мнению, дело обстояло следующим образом. Первосвященники Анна и Каиафа, их окружение четко себе представляли, что для римского наместника все «местные» обвинения в нарушении законов Моисея, богохульстве, святотатстве, оскорблении царя (читатель вспомнит, что в Иудее той поры лиц, имевших юридический титул «Царь Иудеи», не было) весьма условны. Конечно, наместник должен учитывать требования национальных правовых норм при исполнении своих судебных функций, но не обязан. Особенно при решении вопроса о смертной казни. Понтий Пилат как истинный римский гражданин относится к религиозным чувствам местного населения терпимо, снисходительно, но не более. Для него «святотатство» (sacrilegium) было преступление против официальной религии Рима. Иудаизм в официальную религию Рима не входил и характеризовался на государственном уровне как «азиатский» предрассудок.

Учитывая это, спецслужбы сформулировали вопросы, по которым следовало «работать» с Иисусом из Назарета.

Необходимо было:
• собирать данные о нарушении предписаний законодательства Моисея, богохульстве, святотатстве, об «оскорблении Господа и царя»;
• одновременно получать доказательства о подстрекательстве к неповиновению, мятежу и уклонению от уплаты налогов;
• об оскорблении величия римского народа, в том числе императора (принцепса). Важное значение придавалось, исходя из римской следственной и судебной практики, обвинению в оскорблении величия римского народа по «закону о величии» (lех majestatis). В Римской империи он служил наиболее эффективным юридическим средством подавления неугодных властям лиц.

Основатели римской республики, организуя государственную жизнь своей общины, в первое время насчитывавшей всего несколько тысяч человек, поняли, как важно воспитывать уважение к установленной народом власти. Понятием «величия» (majestas) были наделены: римские боги, римская община в целом, все общественные должностные лица, магистраты, которые объявлялись священными и неприкосновенными. Диктатор, консулы, народные трибуны не могли быть привлечены к суду в течение срока службы именно в силу majestas своей магистратуры. Таким образом, лицо, исполняющее общественные обязанности, ограждалось от любых попыток принизить его достоинство и тем самым умалить величие врученной ему народом власти, в том числе путем словесного оскорбления.

Появление на исторической сцене единовластных римских императоров привело к тому, что они взяли на вооружение указанный закон, используя его в своих личных целях. В императорский период после падения строя Римской республики данный закон использовался определенным образом.

«Тацит в своей краткой характеристике закона об оскорблении величия делит историю его развития на два периода: республиканский, когда преследовались только дела, наносящие ущерб государству, и второй, со времени установления принципата, когда этим законом начинают преследоваться слова. Проследить историю развития lех majestatis в республиканский период можно лишь в общих чертах, так как тексты законов не сохранились. Оформление этого закона начинается в последнее столетие существования римской республики. В 100 г. до н.э. Сатурнином был издан закон (lех Аррuleta de majestate), который, очевидно, предусматривал наказание магистратов, наносящих своей деятельностью ущерб интересам римского государства по причине своей некомпетентности или небрежного отношения к обязанностям. Затем законом диктатора Суллы (lех Соrnelia de majestate) объединяются закон Сатурнина и древние римские законы, преследующие государственную измену и преступления против должностных лиц. Завершает развитие lех majestatis в республиканский период закон Юлия Цезаря 46 г. до н.э., содержание которого также не сохранилось. Точно определить, какие виды преступлений включались в сферу действия lех majestatis, а какие — нет, довольно сложно, так как она, по-видимому, никогда четко не ограничивалась. Тацит дает довольно краткий и обобщенный перечень преступлений, преследуемых этим законом в республиканский период. Это измена на войне, нарушение гражданского спокойствия заговорами и мятежами, дурное ведение общественных дел. При этом Тацит указывает, что после падения республики у lех majestatis сохранилось только прежнее название, суть же его в корне изменилась» (См. подробнее: Портнягин И. П. Процессы об оскорблении величия в эпоху раннего принципата // Проблемы античной государственности: Сб. стат Л : ЛГУ, 1982 С. 196).

Используя неопределенность диспозиций этого закона, к уголовной ответственности по нему стали привлекать не только за дела, но и за слова, за «оскорбительные разговоры» (probosi sermones). Под понятия «оскорбление» и «клевета» можно было подвести все, что угодно. На страницах истории остались многочисленные факты злоупотребления этим законом. Основная мысль зачинщиков преследования Иисуса Христа как раз и состояла в том, что в случае неподтверждения всех других обвинений, предъявленных в рамках иудейского и римского права, всегда можно доказать нарушение закона «о величии». Это предположение Анны в дальнейшем оказалось роковым. Иисус Христос был распят якобы за оскорбление величия римского императора. Хотя исторические аналогии в праве относительны, отметим, что подобная ситуация сложилась в годы сталинских репрессий. Если обвинения в шпионаже, диверсиях, террористических актах «не проходили», то человека судили по статье 58-10 УК РСФСР якобы за проведение «контрреволюционной агитации и пропаганды», а доказательства спецслужбы всегда находили.

В древние времена и последующие века для изобличения виновных и привлечения их к ответственности использовался так называемый розыскной процесс (inquisito delicti) — подготовительная к предварительному следствию деятельность органов обвинения. Он, в частности, предполагал, что:

• собранные в ходе его данные, как правило, не имеют значения судебных доказательств;
• ведется он лицами, не принадлежащими к судебному ведомству. Для начала процесса необходимо иметь повод к расследованию — «fundamenta inquisitionis». Таким поводом являлся, во-первых, «донос», в том числе анонимный (denuntatio), во-вторых — «слух», народная молва (infamatio).

Из книг Нового Завета четко просматривается, что поводом к преследованию Христа были доносы. В любые времена доносчик оставался в общественном сознании человеком малопочтенным и нравственно ущербным. Понимая, что необходимо сообщать властям о фактах, которые представляют для них интерес с точки зрения безопасности государства, борьбы с преступлениями, люди все же брезгливо относятся к доносу. Ябедничество с детских лет воспринимается как нечто позорное, как предательство интересов личности. Этому убеждению способствует и то, что испокон веков в доносчики идут морально нечистоплотные лица, желающие выслужиться, оправдаться за темное прошлое, скомпрометировать не понравившегося им по каким-либо основаниям человека» а чаще всего попросту подзаработать. Среди доносчиков обычно много психопатических личностей, для которых стремление подглядывать, выведывать — неотъемлемая часть их деформированного сознания, способ болезненного самоутверждения. Анонимщики рекрутируют свои ряды в основном из этой категории доносчиков. Многими руководит одна из мощнейших отрицательных эмоций — зависть как одно из проявлений внутренней неудовлетворенности. Любая власть — и демократическая, и тоталитарная — нуждается в услугах доносчика, который по собственной инициативе приходит к тем, кто с охотой его выслушает. Отсеивание «нужных» и «ненужных» сведений — сложный многоуровневый процесс, завершающийся на самом верхнем, правящем уровне. Причудливое сочетание в сознании человека, находящегося у власти, государственных и личных (групповых, партийных) интересов нередко рождает монстров. Путаный и сомнительный донос такому властителю дает толчок к разворачиванию громкого публичного процесса, отвечающего интересам тех, кто его раскрутил. И лишь последующие поколения под грудой оперативных, следственных и судебных материалов, под кровавыми приговорами находят эту песчинку — донос, с которого стало набирать свои страшные обороты дело, и удивляются силе человеческого злодейства.

Но есть эпохи — они отмечаются в истории каждого народа и государства, — когда общество, охваченное приступом страха, делает добровольными доносчиками многие тысячи людей. Они доносят на соседей, близких, родных, отца и мать, знакомых и незнакомых. Наука еще не разобралась окончательно в причинах и условиях, порождающих массовый психоз страха. Одна из примет подобных эпох — наличие вождя. Он может быть царем, императором, руководителем правящей политической партии и иным носителем юридической власти, вынужденным фактически делиться этой властью или опасаться посягательств на нее. Накладываясь на маниакальные черты характера правителя, эта ситуация порождает волну преследований и произвола, которая оставляет гнетущий след в судьбе современников, членов их семей и потомков. Из двенадцати цезарей, владетелей Римской империи I века до н.э. и I века н.э., только четыре (Гай Юлий Цезарь, Август, Веспасиан и Тит) не страдали явными психическими аномалиями, связанными с патологической подозрительностью, садистскими наклонностями и сексуальными отклонениями.

Поскольку во времена Тиберия «профессия» доносчика стала массовой, после смерти императора ее представителей охватил ужас, что новые власти обнародуют их имена и они станут жертвой народного гнева. Стремясь успокоить общественность, преемник Тиберия — Калигула — публично сжег перечни лиц, бывших доносчиками и свидетелями. Но позднее оказалось, что он предал пламени не списки, а лишь копии. Окончательную точку в этом деле поставил император Клавдий. Но ко времени его правления ряды доносчиков пополнились огромным числом новых имен, и в дни царствования Нерона они стали основными сподручными кровавых императоров, заливших кровью все подвластное им Средиземноморье. Только пришедшая к власти династия Флавиев начала борьбу с этим злом: «Одним из бедствий времени был застарелый произвол доносчиков и их подстрекателей. Их он (император Тит) часто наказывал на форуме плетьми и палками и наконец приказал провести на арене амфитеатра и частью предать в рабство, частью сослать на самые дикие острова». Но царствование Тита длилось два года, два месяца и двенадцать дней, на 42-м году жизни он скончался. Его преемник Домициан вернул все на «круги своя». В начале он продолжил политику Тита: «Правитель, который не наказывает доносчиков, тот сам их поощряет», — заявил Домициан, но скоро вновь начались репрессии, казни, ложные обвинения. Светоний пишет: «Имущество живых и мертвых захватывал он повсюду, с помощью каких угодно обвинений и обвинителей: довольно было заподозрить малейшее слово или дело против императорского величества» (Светоний. Жизнь двенадцати цезарей. С. 282). Перед лицами, которым была поручена оперативная разработка Галилеянина, стояла задача рационального использования имеющихся в их распоряжении сил, средств и методов. Прежде всего им пришлось разобраться с личностью человека, оказавшегося в сфере их оперативных интересов, его окружением, сущностью его высказываний и деятельности, возможностями их документирования, маршрутами передвижения, местами жительства, постоянного либо временного пребывания.

Затем необходимо было проанализировать наличие сил, которые предстояло подключить к этому делу, тщательно спланировать их деятельность, определить формы взаимодействия и контроля за ходом оперативной разработки; методы достижения поставленной цели — собрать доказательственную информацию вины Иисуса. Оценена профессиональная готовность участников акции. Этим термином определяется такое состояние, при котором обеспечивается быстрое и организованное задействование имеющихся сил и средств для активного наступательного проведения акций по изобличению и задержанию виновных. Оно предусматривает достаточное количество специально подготовленных для этих целей сотрудников, владеющих навыками оперативного мастерства, умеющих их применять на практике.

Крайне сложным было, конечно же, объединение усилий наиболее значительных общественных формирований той поры в Иудее: саддукеев, фарисеев, иродиан, учителей закона, левитов, которые находились в открытой конфронтации с учением Христа и представители которых активно подключались к его преследованию.

Напомним:
Саддукеи — религиозно-политическое объединение, из которого вышло много первосвященников и других государственных деятелей Иудеи, имевшее большое влияние во всех слоях общества, в том числе среди аристократии и богатых людей (к саддукеям относились первосвященники Анна и Каиафа);
Фарисеи — религиозно-политическое объединение, требовавшее строгого соблюдения догматов веры и предписаний иудаизма, оказывающее заметное воздействие на социально-политическую жизнь страны;
Иродиане — последователи царствующего дома Ирода Великого на севере страны, поддерживавшие римское владычество, распространение греко-римского влияния в этих регионах;
Учителя закона (книжники) — знатоки письменной и устной традиции иудейского вероисповедания, дававшие заключение по спорным случаям, их толкование, выступавшие в случае необходимости в качестве экспертов при интерпретации книг Священного писания; Левиты — потомки жреческих фамилий, имевшие наследственное право занятия соответствующих постов в религиозной иерархии страны, а также получения связанных с ними доходов и иных привилегий.

Из представителей этих общественно-религиозных формирований были сформированы «оперативные группы» для гласного и скрытого наблюдения, слежения за проповеднической деятельностью Иисуса Христа. На страницах Евангелия мы видим его все время окруженного соглядатаями из числа саддукеев, фарисеев, иродиан, учителей закона, левитов. Каждое его слово, каждое деяние фиксировалось и в письменном виде доставлялось первосвященнику Анне и его окружению. Там эти доклады анализировались, планировались новые акции для «изобличения» Спасителя.
Разумеется, не все саддукеи, фарисеи, иродиане, учителя закона, левиты, окружавшие Иисуса, были ставленниками спецслужб. Ныне в разговорном языке утвердилось понятие «фарисей» как лживый, непорядочный человек. Однако исторически это не совсем верно. Иосиф Флавий называет саддукеев и фарисеев «иудейскими философскими школами». Мы ведем речь о тех, кто выполнял задание спецслужб по сбору информации, относящейся к деяниям и словам Иисуса Христа. Эта информация поступала в спецслужбы и соответствующим образом обрабатывалась.

Спецслужбы начинаются с досье. С «корочек», с бумажных страниц, папирусных и пергаментных свитков, подборки документов, а сейчас и компьютерных файлов. Досье позволяют накапливать сведения, классифицировать их, планировать слежение за людьми с заранее поставленной спецслужбами целью. О человеке собирается самая разнообразная информация: данные о рождении, родителях, предках, соседях и друзьях, местах проживания, работы и отдыха. Обрисовывается внешность, фиксируются особые приметы, характерные жесты и слова, компрометирующие связи, опрометчивые поступки. Устанавливаются финансовое положение, имеющиеся долги, сведения об уплате налогов, наличии имущества, движимого и недвижимого. Особое внимание уделяется привычкам и наклонностям, физическим, психическим, интеллектуальным данным, характеризующим личность.

В досье на Галилеянина обязательно имелись эти данные. Возможно, там было и его родословие; перечень сводных и двоюродных братьев и сестер; список учеников с описанием их внешности, характера, наличием прозвищ и вторых имен. Это вызывалось тем, что в окружении Христа было немало последователей с одинаковыми именами. Например, было два Симона: Симон — Петр и Симон — Зилот (Кананит — уроженец города Каны Галилейской). Указывалась и степень близости к Учителю. По нашему мнению — на этом вопросе мы остановимся позднее, — напротив имени Иуды, уроженца города Кариота на юге страны в Иудее, стояла пометка, условный знак. Это значило, что на него в спецслужбах уже имелись материалы, которыми пользовались сотрудники спецслужб. В досье на Галилеянина систематизировались сводки наружного наблюдения, сообщения агентов и другие материалы; записи бесед и его высказывания по разным вопросам, главным образом приближенным к обвинениям, которые ему имели в виду предъявить. Все эти данные служили основой для проведения оперативных мероприятий, которые предполагали: компрометацию Галилеянина, распространение о нем ложных слухов, формирование отрицательного общественного мнения. Старым, как мир является методика запугивания, учинения различных провокаций поиск предателей из числа окружения.

Читаем Евангелие от Луки:
«В это время к Иисусу подошли несколько фарисеев и сказали: Тебе надо покинуть эти места и уйти куда-нибудь в другое место, потому что Ирод хочет убить Тебя. Иисус ответил: — Пойдите и передайте этой лисице от Меня следующее: «Я буду изгонять демонов и исцелять людей сегодня, и завтра, и на третий день, пока Я не достигну цели. Чтобы там ни было, я должен продолжать сегодня, завтра и послезавтра…»» (Лука 13, 31-33) Налицо самое откровенное и циничное запугивание. Здесь и намек на гибель Иоанна Крестителя, и на произвол и беззаконие, которые творил Ирод Антипа, прямое указание на желание Ирода расправиться с Иисусом Христом. Ответ последнего, в котором он называет тетрарха «лисой» и в которой звучит убежденность в правоте своей миссии, конечно же, был доложен и Ироду Антипе, и первосвященникам в Иерусалиме. Вполне понятно, что после этого запугивание и компрометация Иисуса Христа продолжились с еще большей силой: «Пришел Иоанн Креститель, не ел не пил вина, и вы говорили: «В нем демон». Пришел Сын Человеческий, ест и пьет, и вы говорит: «Обжора и пьяница, друг сборщиков податей и грешников»». (Лука 7, 33-34)

Одним из наиболее жестоких приемов компрометации Иисуса и его семьи явился подброшенный спецслужбами слух о том, что якобы мать его низкого происхождения и зачала Первенца от беглого римского солдата Пантеры, или Пандиры. И что сам Учитель первую часть жизни провел в Египте и лишь потом объявился в Галилее, окруженный такими же, как и он, бродягами. След этой злонамеренной акции мы находим в Талмуде. Как всегда «конструирование» ложного слуха должно иметь некую реальную предпосылку. Возможно, это намек на разницу в возрасте Девы Марии и Иосифа Обручника. На страницах Евангелия можно насчитать десятки свидетельств того, как агенты спецслужб стремятся скомпрометировать Христа в глазах населения земель Иудеи, Галилеи, Десятиградья, по которым проходил его маршрут проповедника. Рядом с ним, как видно из Евангелия, не отступая ни на шаг, шли соглядатаи из числа саддукеев, фарисеев, иродиан и других участников преследования Христа: «Пришли к Иисусу и фарисеи. Их целью было уловить его в словах своими каверзными вопросами». (Марк 10, 2) «Фарисеи и учителя закона стали искать обвинения против Него. Они донимали Его вопросами, пытаясь уловить в словах». (Лука 77, 53-54)

Таких свидетельств на страницах Евангелия десятки. Можно сказать, что евангелисты стремились с достаточной полнотой и всесторонностью рассказать о том, как спецслужбы осуществляли преследование их Учителя. Особенно запоминается следующая сцена: «В субботу Иисус проходил через пшеничное поле, и Его ученики стали срывать колосья, растирать их руками и есть зерна». (Лука 6, 1)

Тот, кто проходил по дороге в жаркий летний день «средь высоких хлебов», как говорят у нас на Руси, помнит особое чувство полноты жизни и умиротворенности. Клонится под теплым ветерком тяжелое золото пшеничной нивы. Вдали темнеют деревья. Протертые в ладонях колосья оставляют налитые мелочно-сладкие зерна хлеба нашего насущного… По полю идут Учитель и ученики. Рядом, как обычно, соглядатаи, доносчики, провокаторы, в данном случае фарисеи. К ним привыкли. Один из них:
«Почему вы делаете то, что в субботу делать противозаконно?». Учитель: «Не читали ли вы о том, что сделал Давид, когда он и его товарищи были голодны? Он вошел в дом Божий, взял освященный хлеб, и ел то, что законом повелевалось есть только священникам. Он дал есть и тем, кто был с ним. И добавил: Сын Человеческий является властелином субботы». (Лука 6, 2-5)

Три года под непрерывной слежкой, в окружении врагов. Это ли не тяжкое бремя страданий, выпавших на долю Христа по вине спецслужб? Одним из проверенных способов преследования является «подключение» родных и близких к замыслам спецслужб. Обычно это делается так, чтобы они не догадались, чью волю они выполняют. В книгах Нового Завета рассказывается о событии, которое часто использовалось критиками христианства в качестве аргумента о «душевной черствости» Христа, мол сам проповедует любовь к ближнему, а демонстративно отказался от общения с родственниками:
«К Иисусу пришли Его мать и братья, чтобы встретиться с Ним, так как вокруг Иисуса было очень много народа. Кто-то Ему передал: твоя мать и братья хотят Тебя видеть». Иисус ответил:
« Мать и братья мне те, кто слушает слово Божье и исполняет его». (Лука 8, 19-21) Это один из многих примеров проницательности Христа, его глубокого психологизма в оценке целей и мотивов поведения людей. Он понимал, что мать и братья по существу вынуждены выступать против его проповеди и будут в присутствии толпы склонять его к отказу от слов своих. Нетрудно понять, какое отрицательное впечатление на слушателей произведет эта сцена, явно желательная для его врагов. С присущей Христу дальновидностью, которая просматривается во многих подобных ситуациях, он разрушает замысел тех, кто взялся его преследовать.

А преследование продолжалось…

Первосвященник Анна руководил оперативной разработкой Иисуса Христа. Первый вопрос, который должен был поставить Анна: какие агентурные подходы к нему имеются? Принесли досье на Иуду из иудейского города Кариота. Из материалов было видно, что Иуда является казначеем общины Иисуса Христа и отвечает за хранение и расходы денежных средств, которые в порядке пожертвования поступали первым христианам. Видимо, Иуда был авторитетным членом общины и пользовался доверием Учителя.

До сих пор остается неясным вопрос о том, как житель города на юге страны оказался среди северян из Галилеи и почему они доверили ему функцию хранения принадлежавших им денег. В те времена бытовала пословица, что «галилеянину нужна слава, а иудею — деньги». Не исключено, что именно это различие в психологическом стереотипе иудеев и галилеян послужило основанием к тому, что ящик с казной оказался у Иуды. Но здесь следует учитывать следующие обстоятельства. Во всех религиозных общинах должность управителя имуществом, казначея — особая. Если прием нового члена общины обставлялся тщательной проверкой (новициатом) и эта традиция сохранилась во многих монашествующих орденах христианской церкви, то управитель имуществом — казначей — проходил многолетнее тщательное испытание. Он находился под особым наблюдением всей общины. При таких обстоятельствах непонятно, почему должность казначея оказалась у Иуды. Некоторые исследователи полагают, что она более подходит апостолу Матфею, сборщику налогов, который был сведущ в проведении финансовых операций. На наш взгляд, это можно объяснить тем, что Матфей пришел в общину Иисуса Христа позже, нежели Иуда. Значит, ко времени прихода Матфея эта должность была уже занята, и Иисус Христос не стал менять распределение обязанностей среди апостолов. Апостол Иоанн говорит о том, что некоторые ученики Иисуса Христа перешли к нему от Иоанна Крестителя (Иоанн 7, 35-37). Не исключено, что среди них был и Иуда Искариот. Видимо, он заслужил доверие своих товарищей. Однако, возможно, это была ловкая «подстава» спецслужб, которые на долговременной основе внедрили под Иоанна Крестителя своего агента. Британские спецслужбы называют такое внедрение «положить на лед», «занафталинить». Когда возникла оперативная необходимость, Иуде было дано указание подключиться к ученикам Христа и войти к нему в доверие. Так уроженец города Кариота оказался среди галилеян и, выполняя функцию казначея, одновременно сообщал информацию тем, кто его завербовал, то есть спецслужбам, предавая своего Учителя. Словом «предательство» обозначается одно из самых тяжких нравственных падений человека. Не всегда оно влечет за собой юридическую ответственность, но измена перед судом совести людей и перед своей совестью перечеркивает духовную, физическую, гражданскую жизнь человека, добрую память о нем во многих поколениях. Поразительной мощи образ предателя, отраженный в Евангелии, остался в веках в назидание роду человеческому, заклеймив вину отступников, предрекая им позорный конец. Какие мотивы заставили Иуду обречь себя на позор? Апостол Иоанн объясняет это тем, что Иуда был расхититель денег, принадлежавших общине:
«Потому что был вор. Ему была доверена касса, и он брал из нее на свои нужды». (Иоанн 72, 6)

Апостол Иоанн написал эти строки через много лет после распятия Христа. Он многократно продумывал вопрос о том, что побудило Иуду предать своего Учителя. Мы принимаем его вывод. В обширнейшей литературе, анализирующей мотивы предательства Иуды, высказывалась мысль, что он встал на путь измены, когда потерял веру в Христа. Этой точки зрения, в частности, придерживался Ф.М. Достоевский. Нам представляется, что, как агент спецслужб, он изначально не был сторонником Иисуса. Величие Евангелия состоит в том, что оно показывает человеческую жизнь во всей ее многомерной сложности. Иисус Христос, конечно же, знал о слабостях казначея, предполагал наличие его связи со спецслужбами: «»Один из вас — дьявол», сказал Он». (Иоанн 6, 70)

Поэтому на Тайной Вечере, приняв решение отдаться властям, послал Иуду, чтобы он выполнил свою позорную миссию доносчика:
«Делай быстро то, что собираешься делать, — сказал Иисус». (Иоанн 13, 27) «А была ночь…», написал апостол Иоанн. Когда предатель пришел с храмовой стражей, которой было поручено арестовать Христа, Иисус его встретил словом «друг». Почему так мало заплатили спецслужбы за предательство? Тридцать серебренников. Цена одного раба, стоимость маленького поля под Иерусалимом. Неужели этого было достаточно, чтобы решиться погубить Сына Человеческого? Узнав, что Учителя осудили, Иуда возвратил тем, кто преследовал Христа, эти жалкие тридцать серебренников. Его нашли на поле мертвым. Предателей часто ждет именно такой конец. Низкая оплата услуг Иуды, на наш взгляд, объясняется тем, что он не мог быть публичным свидетелем по делу Иисуса Христа. «Полным доказательством» в древних системах права считается два свидетельства, а их в общине учеников Христа, кроме Иуды, не нашлось. Он информировал в основном о маршрутах передвижения Иисуса Христа по землям Иудеи и местах тайного сбора первой общины христиан. А это ценилось невысоко.

Первосвященник Анна, не ограничиваясь доносами Иуды, должен был дать поручение «укрепить агентурные позиции» в оперативной разработке Христа. Снова и снова сотрудники спецслужб возвращались к списку учеников Христа, задавали себе вопрос: кого из них еще можно привлечь к негласному сотрудничеству. Они исходили из оценки личных качеств апостолов, их склонности к установлению оперативных контактов. Наблюдали при помощи соглядатаев за поведением учеников Христа, «проверяли» их на деньгах и других мирских соблазнах. Колебались, опасаясь «двойной игры», проводили рекогносцировки, продумывали каждый шаг, каждое слово, искали поводы и основания привлечения к тайной вербовке. Обязательно первыми их должны были заинтересовать два имени: Матфей и Иоанн, сын Зеведеев. Матфей — мытарь, сборщик налогов, состоятельный человек, имеет дом, многочисленных друзей среди государственных служащих, которых можно подключить к процессу вербовки. Поскольку должность мытаря обычно была наследственной, не исключалась возможность использования влияния старших в семье.

Иоанн — самый юный из учеников, можно использовать его неопытность, доверчивость, восторженность в поклонении Учителю; его лучше всего вербовать «втемную», чтобы он сам не подозревал; заручиться его доверием, заявить о стремлении якобы помочь Учителю избежать суровой кары, похваливать, договориться о встречах, когда в этом возникнет оперативная необходимость; тон контактов должен быть отеческий, уважительный, сострадательный. Вербовка не состоялась. Матфей и Иоанн остались до последнего дня своей мученической жизни верными Учителю.

Трехлетнее оперативное документирование слов и деяний Христа позволило собрать многочисленные материалы, которые анализировались в «мозговом центре» сотрудников первосвященника Анны. Выбирался наиболее удобный момент для ареста галилеянина. Оперативная разработка подходила к логическому завершению. Из новозаветных текстов видно, что было осуществлено несколько попыток задержания Христа. Наблюдая все возрастающий интерес народа к учению Иисуса, спецслужбы: «Опять попытались схватить Его, но Иисус не дался им». (Иоанн 10, 39) Христу пришлось уйти из Иерусалима в Заиорданье, туда, где крестил Иоанн Предтеча: «Там к Нему приходило много людей, И многие поверили в Иисуса». (Иоанн 10, 40-42) Среди сотрудников спецслужб высказывалось предположение, что лучше его не арестовывать, так как не исключено, что он собирается возвратиться в Галилею.

«Где наш народ живет рассеянным среди греков, чтобы учить греков». (Иоанн 7, 35) Такой поворот событий, возможно, устраивал спецслужбы в Иерусалиме. Исчезновение Христа решало многие вопросы:
«Вы будете меня искать, но не найдете». (Иоанн 7, 36) Однако вскоре стало ясно, что Иисус Христос покидать Иерусалим не собирается. Приближался праздник Пасхи. Толпы людей шли к Иерусалиму:
«Кто хочет пить, пусть приходит ко Мне и пьет. Кто верит в Меня, как говорит Писание, тот станет источником потоков живой воды». (Иоанн 7, 37, 38) Спецслужбы поручили стражникам храма попытаться еще раз арестовать Христа, но, выслушав речь Учителя, стража отказалась выполнить приказ:
«Итак произошла о Нем распря в народе. Некоторые из них хотели схватить Его; но никто не наложил на Него рук. Итак служители возвратились к первосвященникам и фарисеям, и сии сказали им: для чего вы не привели Его? Служители отвечали: никогда человек не говорил так, как Этот Человек. Фарисеи сказали им: неужели и вы прельстились? Уверовал ли в Него кто из начальников, или из фарисеев? Но этот народ невежда в законе, проклят он». (Иоанн 7, 43-49)
Очередная попытка ареста Христа сорвалась. Времени оставалось все меньше и меньше. Трагическая развязка приближалась. Перед Пасхой Иисус воскресил Лазаря спустя четыре дня после погребения в пещере. Это чудо произвело большое волнение среди населения Иудеи. Власти в Иерусалиме собрали по этому поводу Совет (Синедрион) и приняли решение «избавиться от Иисуса, но они боялись народа» (Лука 22, 2).

Ясно, что это решение носило конфиденциальный характеры страшились бунта, массовых беспорядков. На Совете выступил сам первосвященник Каиафа с поразительной аргументацией обоснования такого решения.

Смерть Иисуса, по его словам:
• позволит показать римским оккупантам лояльность властей Иудеи, поскольку они выдают им головой возможного противника Рима, называющего себя царем Иудейским;
• дает возможность реализовать неоднократные пророчества самого Иисуса, что он Мессия, Христос, спасающий своей смертью не только «иудейский народ, но и всех детей Божьих повсюду, чтобы собрать их вместе и объединить» (Иоанн 11, 52). Надо «пойти навстречу» этим пророчествам. Хотя Каиафа был саддукеем, иначе чем фарисейской, в современном значении этого термина, его аргументацию направления Христа на казнь не назовешь.

Но откуда апостол Иоанн знал, что говорил первосвященник на тайном Совете, принявшем решение убить Христа и дословно привел слова Каиафы? Почему «с этого дня…Иисус уже не ходил открыто среди иудеев» (Иоанн 11, 53), удалившись со своими учениками в подполье, в деревню Ефраим. Кто сообщил Учителю о страшном намерении Совета, о том, что издано распоряжение доносчикам: «если кто прознает, где Иисус, то должен сообщить им» (членам Совета), «чтобы они могли арестовать его» (Иоанн 11. 57).

То обстоятельство, что Иисус «с этого дня», как говорит апостол Иоанн, знал о ходе обсуждения его дела на Совете, свидетельствует о высокой степени осведомленности относительно тех мер, которые планировали провести первосвященник и его ближайшее окружение. Это значит, что в среде руководства, в самом тесном приближении к первосвященнику и его тестю, Анне, фактическому главе властей в Иерусалиме, находился источник информации, тотчас узнававший об их намерениях. Он, несомненно, был в курсе всех деталей оперативной разработки, вербовки агентуры, сообщений доносчиков и осведомителей, провокационных замыслов и оперативных комбинаций, маршрутах передвижения Учителя и его учеников. Возможно, именно он сообщил об измене Иуды Искариота и других предателях Христа, а их было немало.

Иосиф Аримафейский. Мы видим его на иконах, снимающего с креста тело Иисуса. Благородный по происхождению, богатый человек, пользовавшийся большим уважением в обществе, он проникся глубокой любовью к личности Христа и его учению. Преданный друг подавал руку помощи в тяжелые моменты земной жизни Сына Человеческого. Ему выпала печальная участь снимать его с креста, выпросить у Понтия Пилата тело Страдальца (тела распятых бросали на съедение диким животным), достойно похоронить его:
«Там был человек, которого звали Иосиф. Он был членом Совета и был добрым и праведным человеком. Иосиф не участвовал в вынесении приговора Иисусу. Он был из иудейского города Аримафеи и тоже ожидал пришествия «Божьего Царства»». (Лука 23, 50-51)
Другим источником информации из самых верхов элиты Иудейского государства, близким к кругам первосвященника, был также член Совета Никодим, ставший искренним последователем Христа:
«Среди фарисеев был один человек, которого звали Никодим. Никодим был членом иудейского Совета. Однажды ночью он пришел к Иисусу и сказал: «Мы знаем, что ты Учитель, посланный Богом… «». (Иоанн 3, 1-2)
Он нашел в себе смелость открыто встать на защиту того, кого он назвал Учителем. Апостол Иоанн приводит следующий диалог:
Никодим:
«А имеем ли мы право осудить, согласно нашему закону, человека, не выслушав его вначале и не узнав, что он делает?». Фарисеи:
«Ты что, тоже из Галилеи? Посмотри сам, и ты увидишь, что из Галилеи не вышел ни один пророк?», (Иоанн 7, 45-52)

Таким образом, среди всесильной коллегии людей, решивших судьбу Христа, были тайные и верные его друзья — Иосиф Аримафейский и Никодим. Они не могли повлиять на ход событий, скрывая свою веру, но, несомненно, делали все, чтобы облегчить участь Учителя, страдая от невозможности преодолеть трагическое развитие событий земной жизни Иисуса. Можно себе представить то тяжелейшее душевное состояние, в котором они находились, выслушивая клевету, поклепы и оскорбления в адрес человека, ими боготворимого.

Но возможность двух видных членов Совета тайно получать информацию, важную для ориентировки их Учителя, находившегося в сети доносчиков и провокаторов из числа саддукеев, фарисеев, учителей закона, иродиан была бы неэффективной, если бы не существовала система связи, которая доводила бы полученные сведения до Христа. Возможность Иосифа Аримафеиского и Никодима самим встречаться с Христом была крайне ограниченна. Как известные публичные деятели, они находились под особым наблюдением окружающих, их каждый шаг становился известным общественности. Плюс тотальная слежка, характерная для того периода истории Иудеи, которая не обходила стороной даже членов Совета (не случайно Никодим встречался с Иисусом ночью). В этих условиях должна появиться фигура связника (система связи), обеспечивающая конфиденциальную передачу информации Учителю.
Поэтому на страницах Евангелия появляется «Человек с кувшином», который обеспечивает связь. Нашему современнику, начитавшемуся и насмотревшемуся детективов, хорошо известна эта фигура. То он сидит с независимым видом на скамейке бульвара с газетой в руке, то ждет посыльного с паролем. Можно лишь удивляться документальной точности евангелистов в описании земной жизни Христа. Читаем у Луки:
«Наступил день опресноков, в который должен был быть зарезан пасхальный ягненок. Иисус послал Петра и Иоанна с поручением:
— Идите и приготовьте для нас пасхальный ужин.
— Где Ты хочешь, чтобы мы его приготовили? — спросили ученики.
Он ответил:
— Когда вы войдете в город, то встретите человека, несущего кувшин с водой. Идите за ним в дом, куда он войдет, и скажите хозяину дома: «Учитель спрашивает: где комната для гостей, в которой Я бы мог есть с учениками пасхальный ужин?» Он вам покажет отведенную для этого большую верхнюю комнату, там все и приготовьте.
Они пошли, нашли все так, как им сказал Иисус, и приготовили пасхальный ужин».(Лука 22, 7- 13)

Здесь есть все: и конспиративная квартира, и содержатель конспиративной квартиры, и пароль, условное обращение, и связной с кувшином, видимо, разносчик воды, обходящий улицы. Эта фигура и в наши дни — непременная деталь уличной толпы в восточных городах. Обращает на себя внимание секретный характер системы связи. Даже первоапостольные Петр и Иоанн, ближайшие сподвижники, не знают о ней — так выстроена Учителем линия обмена секретной оперативной информацией…

Напряжение нарастало. Объявив розыск Иисуса из Назарета, спецслужбы с согласия Синедриона приступили к решительным действиям, стремясь любыми средствами захватить Христа. На ноги была поднята вся сеть тайных осведомителей, указания были разосланы во все регионы страны. И вот группа захвата по «наводке» Иуды Искариота вышла по направлению к Гефсиманскому саду. Холодная ночь. Загородный дом первосвященника Анны заполнен сотрудниками спецслужб. Ждут результатов проведения специальной операции по аресту Иисуса из Назарета. Наконец, прибежал посыльный и сказал: «ведут»…

Апостол Иоанн дополнил других евангелистов рассказом о том, как арестованного Иисуса Христа сначала привели в дом первосвященника Анны, а не Каиафы. Без этого пояснения юридическая часть новозаветных текстов была бы непонятной. Первосвященник Анна, руководитель спецслужбы, завершив оперативную разработку, должен был опросить задержанного и попытаться его с хода «расколоть», в том числе применив физическое принуждение. Допросить «с пристрастием». Этот термин использовало российское законодательство в давние века. Провести «экстренное потрошение», как говорят в некоторых странах и в наше время.

Этот тактический прием допрашивающих хорошо известен. Задается нейтральный доброжелательный тон, чтобы почувствовать личность человека, с которым предстоит нелегкий разговор. Он имеет и скрытый подтекст: не проговорится ли допрашиваемый, находящийся в крайне эмоциональном возбуждении после ареста, о соучастниках, о своих криминальных действиях:
«Первосвященник же спросил Иисуса об учениках Его и об учении Его».
«Иисус отвечал ему: Я говорил явно миру; я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда Иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего,
Что спрашиваешь Меня? Спроси слышавших, что Я говорил им; вот, они знают, что Я говорил», (Иоанн 18, 18, 20, 21)
Задуманная ранее тактика допроса не удалась. Иисус ничего не сказал об учениках, чтобы не подвергать их опасности преследования, предполагая, что, может быть, за ними уже пошла стража.

Показывая на окружающих его лиц из числа близких к первосвященнику людей, которых, несомненно, видел на своих проповедях, он просит обратить вопрос к ним. Поскольку следственная хитрость не удалась, разыгрывается прием устрашения, заранее обговоренный:
«Когда он сказал это, один из служителей, стоящий близко, ударил Иисуса по щеке, сказав: так ты отвечаешь первосвященнику?
Иисус отвечал ему: если Я сказал худо, покажи, что худо, а если хорошо, что ты бьешь Меня?». (Иоанн 18, 22, 23)

Костолом, «стоящий близко», бьет по лицу Христа, переводя смысловую нить разговора, в которой не было ничего обидного для первосвященника, в эмоциональную, якобы «возмущаясь тоном», каким был дан ответ.

Первосвященник Анна понимает, что допрос окончен, «экстренное потрошение» не удалось, отправляет Иисуса к зятю, первосвященнику Каиафе. Дознание, оперативная работа закончена. Материалы дознания уже переданы в Синедрион для проведения судебного следствия. Неимоверный реализм повествования апостола исключает даже саму мысль о том, что это может написать не очевидец, а некий великий писатель той поры, обладающий литературной техникой, достигнутой людьми лишь в XIX веке.

Рассмотрим основные пункты обвинения, которые были предъявлены Иисусу Христу: 1. «Нарушение слова Господня». Предпринималась попытка доказать вину Христа в нарушении заповедей Моисея — Закона. Начали с четвертой заповеди: «Соблюдай день субботний». Когда ученики Христа, проходя пшеничное поле в субботу, стали срывать колосья, растирать их руками и есть зерна, фарисеи спросили:
«Почему вы делаете то, что в субботу делать противопоказано.

Иисус им ответил: Не читали ли вы о том, что сделал Давид, когда он и его товарищи были голодны? Он вошел в дом Божий, взял священный хлеб и ел то, что законом позволяется есть только священникам. Он дал есть хлеб и тем, кто был с ним. И добавил: Сын Человеческий является Властелином и субботы». (Лука 6, 1-5) Провокация сорвалась. На страницах Евангелия мы встречаем множество попыток подобного рода — обвинение в нарушении Закона. Но Иисус Христос разъяснил:
«Не думайте, что Я пришел устранять закон или пророков. Я пришел, чтобы исполнить, а не устранить. Говорю вам истину: пока небо и земля не исчезнут, ни одна малейшая буква, ни одна черта не исчезнет из закона — все будет исполнено…». (Матфей 5, 17-18) 2. «Святотатство». Одним из обвинений, выдвинутых доносчиками, явились слова Христа о том, что он, якобы, желает разрушить храм. Нашлись два свидетеля, которые подтвердили, что Иисус говорил:
«Я могу разрушить храм Божий и восстановить его в три дня». (Матфей 26, 61) Но что-то не заладилось у спецслужб. В дальнейшем это обвинение также не подтвердилось; видимо, свидетели отказались от своих показаний в зале Синедриона (Марк, 74, 59). Может быть, само обвинение показалось абсурдным. Стремление представить Христа в виде «террориста» сорвалось.

3. «Хула на Господа». Во время праздника освящения храма в Иерусалиме окружающие Христа провокаторы спросили:
«Сколько ты еще будешь держать нас в недоумении? — говорили они. Если ты Мессия, то так и скажи нам».
И когда Господь подтвердил, что он сын Бога и это подтверждается совершенными чудесами, «тогда иудеи опять схватили камни, чтобы убить Его… Мы Тебя не за то хотим побить камнями, а за богохульство, потому что Ты, обыкновенный человек, выдаешь себя за Бога». (Иоанн 10, 22-33)
В Синедрионе решили «подкрепить» это обвинение: «И встав, первосвященник сказал Ему: что же ничего не отвечаешь? что они против Тебя свидетельствуют?
Иисус молчал. И первосвященник сказал Ему: заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий?
Иисус говорит ему: ты сказал; даже сказываю вам: отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных.
Тогда первосвященник разодрал одежды свои (разрыв цельнотканных одежд первосвященником считался важным религиозным актом) и сказал: Он богохульствует! На что еще вам свидетелей? Вот, теперь вы слышали богохульство Его!
Как вам кажется? Они же сказали в ответ: повинен смерти». (Матфей 26, 62-66) Подведем итоги: из намеченных спецслужбами обвинений Иисуса из Назарета а) в преступлении против закона, 6) святотатстве, в) богохульстве, осталось одно — богохульство. Стало ясно, что для римского прокуратора этого недостаточно, чтобы принять решение о распятии галилеянина.

С точки зрения римского прокуратора Понтия Пилата, который постоянно жил в Кесарии приморской на берегу Средиземного моря и в Иерусалим приезжал лишь в командировки по поводу востребования налогов и выполнения судебной функции, доказательство вины Иисуса в богохульстве было проявлением туземной дикости. Предоставленные первосвященником и Синедрионом доводы о богохульстве не давали ему оснований утвердить смертельный приговор. Первое, что должен был сделать опытный правовед прокуратор Понтий Пилат, — поискать юридический способ, как бы отделаться от выполнения судебной функции по этому не совсем понятному для него делу. Римляне испокон веков отличались веротерпимостью, чтили и своих, и чужих богов, но не сторонились и скептического к ним отношения. Это обстоятельство не прошло незамеченным евангелистами. Случилось так, что во время процесса над Христом в Иерусалиме находился и жил в своем дворце Ирод Антипа — сын Ирода Великого. Поскольку Иисус из Назарета был галилеянином, подданным галилейского царя, римский прокуратор направил ему арестованного — «по подсудности».

Ирод Антипа, погубивший Иоанна Крестителя, «задавал Ему много вопросов, но Иисус не отвечал. Священники и учителя закона стояли там и выдвигали против Него всевозможные обвинения». (Лука 23, 9-10)
Затем, поиздевавшись над пленником, к неудовольствию Пилата, он отказался от рассмотрения дела Иисуса из Назарета и возвратил арестованного галилеянина римскому прокуратору для продолжения судопроизводства.
Вот как протекали прения Понтия Пилата с представителями иерусалимских властей в ходе судебного разбирательства.

Обвинители утверждали:
«Этот человек — зачинщик беспорядков в нашем народе. Он говорит, что не надо платить налог императору, и заявляет, что Он Царь — Мессия… Он своим учением возмущает народ по всей Иудее, начал в Галилее, а сейчас вот пришел сюда». (Лука 23, 2, 5) Прокуратор возражал:
«Вы привели ко мне этого человека как подстрекающего народ на восстания. Я допросил его в вашем присутствии и не нашел подтверждения вашим обвинениям,.. Как видите. Он не сделал ничего, достойного смерти. Поэтому я накажу его и отпущу». (Лука 23, 74, 15, 16) «Накажу и отпущу». Одна фраза из Евангелия. О ней можно написать целый юридический трактат. За ней скрывается последняя надежда Понтия Пилата уклониться от слов: «condemno, ibis in crucem» — осуждаю, пойдешь на крест. Смысл ее заключается в ясно выраженном по делу Иисуса из Назарета предложении первосвященнику и Синедриону — обвинителям Христа — осуществить сделку с правосудием. Он, римский прокуратор, наделенный судебной функцией в завоеванной провинции Иудее, обязуется наказать подсудимого (возможно, бичеванием), ведь бич — это половина смерти — «media mors». Этим самым он признает обоснованность предъявленного Иисусу из Назарета обвинения в богохульстве и оставляет ему жизнь. Понтий Пилат полагал, что компромисс может быть принят иудейской стороной. Неужели в них не проснется жалость к единоплеменнику — проповеднику любви и смирения. Но первосвященникам и Синедриону не нужна была «половина смерти» Христа.

В метрополии и заморских провинциях римляне больше всего боялись мятежей, восстаний, участниками которых могли быть римские граждане, жители покоренных стран, несвободные люди, рабы. В древнейших законах XII таблиц «мятежное сборище» рассматривалось как государственное преступление, караемое смертной казнью.
О мятеже знаменитый оратор и писатель Цицерон в речах против Варреса за 70 лет до казни Христа говорил:
«В области Триокалы, где и раньше гнездились беглые рабы, челядь некоего сицилийца Леонида была заподозрена в заговоре. Об этом сообщили Варресу. Немедленно, как и следовало ожидать, он отдает приказ; названные люди схвачены, доставлены в Лилибей, хозяин вызван в суд, дело рассмотрено, заговорщики осуждены… Только и остается, что вести преступников на казнь. Свидетелей множество — и те, кто участвовал в суде, и те, кто читал приговор, и все славные граждане Лилибея, и немалое собрание достойнейших римских граждан; ничего не поделаешь -нужно выводить. И вот их выводят, их привязывают к кресту…» (Цицерон М. Т. Избранные сочинения. М.: Худ. лит., 1975. С. 80). Из речи Цицерона против Варреса видно, как римские власти боролись с мятежами на контролируемой им территории. При поступлении оперативной информации о зреющем заговоре издавался приказ о задержании подозреваемых. После этого дело передавалось в суд, если имелись доказательства, подтверждающие факт реальности заговора и подготовки мятежа. В ходе судоговорения после выступления обвинителя и защитника суд мог вынести либо оправдательный, либо обвинительный приговор. В его основу клались показания свидетелей, которых заслушивал суд. В случае вынесения смертного приговора осужденных выводили к месту казни, римских граждан убивали мечом или секирой, других бичевали, привязывали или прибивали к кресту.
Какие же материалы собрали спецслужбы, получив донесение своих агентов и как они решили реализовать материалы своей оперативной разработки? Итог в целом был малоутешительным: никаких важных свидетельств «преступной деятельности» галилеянина как государственного преступника-мятежника и подстрекателя народа собрать не удалось. Они понимали, что для римского наместника, который сядет в кресло на месте, называемом Каменным помостом, по-еврейски Гаввафа, то есть в судебном присутствии, необходимы будут конкретные данные, свидетельские показания — не менее двух — о том, что Иисус из Назарета готовил мятеж, подбирал своих сторонников, вооружал их, продумывал план восстания, определял цели бунта, массовых неповиновении, которых так боялись римляне. Этих данных не было. Искушенному юристу, а каждый римский государственный чиновник был знатоком права и его применения, не составляло труда опровергнуть бездоказательные утверждения иерусалимских властей.

Действительно, за Христом по всем дорогам его странствий во всех городах и селениях, которые он посетил, к нему стекались тысячи людей, желающих понять смысл его учений. Толпы жителей Иерусалима торжественно встретили его при въезде в столицу. Иисус Христос открыто проповедовал в храме. Множество людей могли поведать суду о мирном характере его проповеди, любви к ближнему и отрицания зла, насилия. Никаких массовых беспорядков и неповиновении, направленных против местных властей и римлян, не было. Сделать из Христа «auctor seditionis» — виновника мятежа — не получилось.

Не удалось провокация и с обвинением в подстрекательстве к неуплате налогов. Главным в социальной жизни Римской империи, включавшей Палестину, были налоги. Они, как помпа, вытягивали деньги. В Иудее взыскивали налоги в пользу римских оккупантов, а также местные налоги, в том числе на храм. Сборщики налогов, мытари, в народном сознании были величайшими грешниками и безжалостными людьми. Император Август превратил сбор налогов в безотказно действующий механизм:
«Он отменил налог на землю, которым была обложена Италия в эпоху гражданской войны; вместо этого он взимал пятипроцентный налог со всех жителей империи, которым облагались все завещания, сделанные не в пользу близких родственников или бедных. Однопроцентный налог взимался с аукционных распродаж, четырехпроцентный — с продажи рабов, пятипроцентный — с манумиссий (предоставления рабам свободы); пошлины от двух с половиной до пяти процентов взыскивались практически во всех портах Империи. Граждане облагались также муниципальными податями, и римская недвижимость была исключена из сферы действия закона об освобождении Италии от земельного налога. Налоги платились за пользование водой из общественного водопровода. Значительный доход приносили сдача в аренду общественных земель, рудников и рыбных промыслов, государственная монополия на соль и штрафы, налагаемые по решению суда. Провинции выплачивали tributum soli, или земельный налог, и tributum capitis, бывший в действительности налогом на личное имущество. Налоги поступали в два римских казнохранилища, которые помещались в храмах: в государственную казну (aerarium), контролируемую сенатом, и императорскую казну (fiscus), владельцем и распорядителем которой был сам принцепс. В последнюю поступали средства не только из его бесчисленных владений, но также и от завещаний, оставляемых друзьями и доброжелателями. Таких унаследованных денег ПОСТУПИЛО в годы жизни Августа в его казну 1400000000 сестерциев» ( Дюрант В. Указ. раб. С. 241).

Во времена Тиберия эта политика продолжалась. В Евангелии указано, как спецслужбы стремятся использовать против Христа особую щепетильность римских оккупантов в вопросе о налогах. Рим времен империи, владевший полмиром, сквозь пальцы смотрел на многие события общественной жизни покоренных провинций, но зорко следил за исправностью системы сбора налогов. Любые проявления неповиновения в этом деле строго карались. В Евангелии особо подчеркнуто, как спецслужбы провоцировали Иисуса Христа на высказывание относительно неуплаты налогов. Христос взял монету. На ней был отчеканен профиль императора. В тридцатые годы н.э. в Иудее еще находились в обращении серебряные динарии Августа, выпущенные около 22 года до н.э. На лицевой стороне немного наклоненное вперед тонкое одухотворенное лицо императора с короткой римской челкой на лбу. На реверсе — слово «augustus». Но возможно, что в Иудею тех лет дошел и динарий Тиберия, выпущенный в 15 году после рождения Христа. С римской беспощадностью отчеканено носатое неприятно улыбающееся лицо человека, год назад ставшего императором огромной державы. На голове — венок. Вокруг профиля тот же титул «augustus». На реверсе — богиня на троне, держащая копье.

Читаем Евангелие:
«Тогда фарисеи пошли и совещались, как бы уловить Его в словах. И посылают к Нему учеников своих с иродианами, говоря: Учитель! мы знаем, что Ты справедлив, и истинно пути Божию учишь, и не заботишься об угождении кому-либо, ибо не смотришь ни на какое лице;
Итак скажи нам; как Тебе кажется? позволительно ли давать подать кесарю, или нет? Но Иисус, видя лукавство их, сказал; что искушаете Меня, лицемеры? Покажите Мне монету, которою платится подать. Они принесли Ему динарий. И говорит им: чье это изображение и надпись? Говорят Ему: кесаревы. Тогда говорит им: итак отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу. Услышавши это, они удивились и, оставивши Его, ушли». (Матфей 22, 15-22)

Отметим одну деталь. Провоцировать Христа по вопросам уплаты налогов пришли и иродиане, завербованные спецслужбами. Они представляли, в частности, Галилею, жителем которой был Иисус из Назарета. Он платил налоги, установленные в тетрархии Ирода Антипы. Отсюда и появление иродиан при разговоре об отношении Иисуса Христа к налогам. Ответ «кесарю кесарево» доказал беспочвенность обвинения Иисуса в подстрекательстве к уклонению от уплаты налогов.

В качестве другого обвинения, при наличии шаткости доказательств, касающихся подстрекательств к мятежу, выдвигалось незаконное, помимо решения Сената, утвержденного императором, присвоение себе титула «Царь Иудейский», которое косвенно умаляло величие римского императора и могло служить основанием для применения закона об «оскорблении величества».
Злодейский расчет первосвященника и Синедриона оправдался… Они знали, что при правлении Тиберия, страстного любителя судопроизводства в древних римских традициях (legis actio), не позволявшего ни малейших отступлений от норм процессуального права, допускался страшный произвол в делах об «оскорблении величества».

В 21 году до Р.Х. император Август, прижизненно отнесенный к богам, побывал в греческой Азии. На торжественных встречах в проникновенных речах его называли «Спасителем», «Богом», «Сыном Бога», «Помазанником», «Христом», «Мессией», «Благовестником». Эти панегирики перешли как бы по наследству и к его преемнику — императору Тиберию. Отсюда нетерпимость к тем, кого также, помимо императора, называли спасителями, помазанниками, сынами Бога. Поэтому Понтий Пилат решил перепроверить обвинение в «оскорблении царя»:
«Так ты, значит, все-таки царь, — сказал Пилат. Ты верно сказал, Я царь, — ответил Иисус. — Я родился и пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине. Тот, кто на стороне истины, тот слушает Меня». (Иоанн 18, 37)

Пилат перевел разговор на другую тему, спросив: «что есть истина?» Он понял, что подсудимый не рассматривает слово «царь» в качестве титула правителя. Вины его «в оскорблении царя» (по-иудейски) и в «оскорблении величества» (по-римски) не было. Между тем основной расчет спецслужб по делу Иисуса из Назарета состоял в том, чтобы психологически принудить Понтия Пилата дать согласие на распятие Христа. А это значило устрашить его. Ясно, что он боялся двух вещей: гнева императора Тиберия, который мог вспыхнуть по любому поводу, и беспорядков во вверенной ему земле, в Иудее. Спецслужбы последовательно реализуют намеченный план запугивания римского наместника. О выборе времени:
«Было около шестого часа дня приготовления к пасхе» (то есть в полдень). (Иоанн 19, 14) Значит, в расписании судебной сессии римского прокуратора дело Иисуса из Назарета было последним перед наступлением праздничного вечера Пасхи. Все готовились к пасхальному ужину и боялись оскверниться. Так был создан «цейтнот» для Понтия Пилата, вынуждавший его поскорее завершить дело, так как он понимал, что перенос дня вынесения его решения будет негативно воспринят сторонниками первосвященника и Синедрионом. В ходе судебной сессии он, несомненно, рассмотрел большое число гражданских и уголовных дел, в том числе дело трех разбойников или руководителей шаек разбойников, которых приговорил к распятию. Естественно, накопилась усталость. Его принудили отступить от старинного принципа римской юриспруденции «Neminem cito accusaveris» (никого поспешно не обвиняй). Чтобы подавить волю Понтия Пилата, спецслужбы заранее сформировали «группы психологического давления» из горластых, преданных им людей, среди которых были и их агенты (из «черни» — говорится в Евангелии). Они создали плотное кольцо вокруг помещений судебного присутствия и Каменного помоста — места, где стояло мраморное курульное (должностное) кресло римского наместника, увенчанное орлом с буквами «S.P.QR – Senatus Populusque Romanus».

Отрепетированный хор подхватывал угрозы обвинителей:
«Если ты отпустишь этого человека, то ты не друг императору. Каждый, кто заявляет, что он царь — враг императору. У нас нет царя, кроме императора». (Иоанн 19, 12, 15) Толпа неистово кричала:
«Уведи Его! Вон! Вон! Возьми Его! Распни Его! Смерть Ему! Долой Его с лица зелий! Он не достоин жизни», (Иоанн 19, 15, Деян. Апостолов 22, 22-23) От этих массовых скандирований, как мы теперь говорим, человечество не отказалось на протяжении многих столетий, требуя расправы над «врагами народа», «предателями», «вероотступниками»:
«Но они громко кричали и настаивали, чтобы Иисус был распят. В конце концов они добились своего». (Лука 21, 23)
За семь лет службы в Иудее Понтий Пилат уже освоился с неоднократными массовыми выступлениями против него иудеев и не упускал случая жестоко усмирить несогласных с его действиями. Иосиф Флавий описывает такой случай:

«В другой раз он вызвал волнение тем, что употребил священную казну, называемую Корбан, на строительство акведука длиной в 1000 стадий. Это привело народ в ярость, и во время посещения Пилатом Иерусалима окружили суд, где он заседал, заглушив все своими криками. Однако Пилат предвидел беспорядки заранее, и его воины, переодетые в обыкновенное платье, под которым было спрятано оружие, смешались с толпой… Он из суда подал им знак, и евреи были избиты до такой степени, что многие умерли от побоев» (Флавий И. Иудейская война. М., 1996. С. 129).
В предпасхальные дни, рассматривая дело Иисуса из Назарета, этим опытом Понтий Пилат воспользоваться не мог, что, видимо, входило в расчеты спецслужб. Слишком велик был риск, поскольку в Иерусалим на праздник собралось огромное количество народа из всех районов Палестины.
И все же, как видно из Евангелия, Понтий Пилат настойчиво искал процедурный выход, позволивший бы ему не казнить Страдальца из Галилеи. Испокон веков у всех народов праздники были поводом для амнистии и помилования. Наступала иудейская пасха: «У вас обычай, чтобы я на праздник пасхи отпуская на свободу одного из заключенных. Хотите, чтобы я отпустил вам «царя иудейского».
Толпа стала вновь скандировать:
«Нет! Не Его! Отпусти нам Варавву!» (Иоанн 18, 40)
В числе уголовных дел, рассмотренных им в судебной сессии, были три разбойника. Среди них Варавва — главарь шайки, мятежник, убийца (Марк 15, 7).
Варавву Понтий Пилат освободил, по-прежнему сомневаясь в виновности Иисуса из Назарета: «Да за что? Какое он совершил преступление?»,
Толпа не утихала:
«…Кричала все громче: распни Его!», (Марк 15, 13-14) Евангелист замечает:
«Народ стал требовать у Пилата, чтобы он сделал то, что обычно делал для них». (Марк 15, 8) Для римского всадника, презирающего все не римское, жизнь каких-то восточных «дикарей» не представляла ценности: он сам приучил иудейские власти к «обычному» согласию совершить смертную казнь их соплеменников, если они просили.

Загадкой остаются мотивы упорного сопротивления Понтия Пилата направлению Иисуса из Назарета на распятие. Можно согласиться с точкой зрения о том, что он внял советам жены не учинять беззакония. Не исключено, что внутреннее убеждение судьи, умудренного правовой наукой и практикой, не позволяло ему отказаться от сделанного им вывода «невиновен», в чем он был убежден. Для него, умудренного политика, было ясно, что иерусалимские власти сводят счеты с неугодным им человеком. И за высокими словами о борьбе с богохульством скрывается низменное стремление убрать с дороги человека, за которым ходят толпы людей, вслушиваясь в каждое его слово. Для них пророков в «их отечестве» быть не могло. Но знаменитая фраза Понтия Пилата «умываю руки» осталась словами предательства делу правосудия. Старинная римская пословица: «Пусть гибнет мир, да здравствует юстиция» оказалась не по плечу римскому прокуратору Иудеи.

Через три года Тиберий «освободил» его от занимаемой должности. По преданию, он покончил жизнь самоубийством. Римский всадник Понтий Пилат, выполнявший по должности судебные функции в покоренной Иудее, наверное, пожалел, что не дождался от распятого им Иисуса из Назарета, которого называли Мессией, Христом, ответа на вопрос «Что есть истина?». Оценивая позицию Понтия Пилата в деле Иисуса из Назарета, нельзя забывать еще одно свидетельство его современника Филона Александрийского. Напомним, что он написал о Понтии Пилате: помноженные на жестокость темные дела, мздоимство, взяточничество, злоупотребление служебным положением, конечно же, были тщательно задокументированы спецслужбами иерусалимских властей. Об этом Понтий Пилат знал из «утечек информации». Боязнь того, что собранные ими компрометирующие данные могут стать достоянием императора Тиберия, заставила его пойти на кровавое преступление против невиновного Сына Человеческого.

Выслушаем и другую сторону. Приведенный анализ чрезмерно логизирует юридическую сторону новозаветных текстов.
Читаем Карла Каутского:
«Евангелисты были слишком необразованные люди, чтобы заметить это противоречие, но они все же смутно чувствовали, что приписывают римскому прокуратуру слишком странную роль. Поэтому они искали какой-нибудь предлог, чтобы сделать ее более достоверной. Они сообщают, будто бы иудеи ожидали, что Пилат отпустит в честь Пасхи одного преступника, и, когда он предложил им отпустить Иисуса, они закричали: нет, отпусти нам лучше разбойника Варавву!

Очень странно, однако, что о таком обычае рассказывают нам только Евангелия. Он находится в противоречии с римскими учреждениями, которые не давали прокуратору права помилования. В противоречии со всяким упорядоченным правовым строем находится также и тот факт, что право помилования передавалось не какой-нибудь ответственной коллегии, а случайно собравшейся толпе. Только теологи могут верить в возможность таких юридических отношений.

Но если мы даже оставим все это в стороне и признаем, что иудейская толпа, собравшаяся перед домом прокуратора, имела право помилования, то все же приходится спросить, какое, собственно, отношение оно имеет к данному случаю? Перед Понтием Пилатом стоит вопрос: «Виновен ли Иисус в государственной измене или нет? Должен ли он осудить его?». И он отвечает новым вопросом: «Хотите ли вы применить в пользу Иисуса свое право помилования или нет?».

Пилат должен произнести приговор, но вместо этого он апеллирует к помилованию! Разве он не имеет права освободить Иисуса, если он считает его невиновным? Но мы сейчас же наталкиваемся на новую несообразность. Иудеи имеют будто бы право помилования, но как они пользуются им? Довольствуются ли они тем, что требуют освобождения Вараввы? Нет, они требуют распятия Иисуса! Евангелисты, очевидно, думали, что из права помиловать кого-нибудь вытекает также право осудить другого. Этой странной юрисдикции соответствует не менее странная политика. Нам дают изображение толпы, которая до такой степени ненавидит Иисуса, что охотнее готова помиловать убийцу, чем его. Именно убийцу — более достойного объекта для помилования она не находит и не успокаивается, пока Иисуса не уводят, чтобы распять. Надо вспомнить, что это та самая толпа, которая вчера еще кричала ему «Осанна!» как царю, которая устилала путь его своими одеждами и единодушно, без малейшего протеста, приветствовала его. Именно эта привязанность к нему людей была, согласно Евангелиям, главной причиной, почему аристократы искали смерти Иисуса, почему они боялись схватить его днем и выбрали для этого ночь.

И вот эта же самая толпа так же единодушно охвачена теперь чувством дикой и фанатической ненависти к Иисусу, к человеку, обвиняемому в преступлении, которое в глазах всякого иудейского патриота делает его объектом самого высокого уважения, то есть в попытке освободить иудейское государство от иноземного владычества. Что случилось, что могло вызвать такую внезапную перемену настроения? Ведь для этого необходимы были очень сильные основания. Евангелия не сообщают нам на этот счет ничего, кроме двух-трех незначительных слов. Лука и Иоанн вообще не дают никакой мотивировки. Марк говорит, что «первосвященники возбуждали толпу» против Иисуса, а Матфей — что они «уговорили массу».

Эти замечания показывают только, в какой сильной степени ранние христианские писатели утратили последний остаток понимания политических отношений. Даже самую инертную массу нельзя возбудить к фактической ненависти без всякого основания. Последнее может быть нелепым или низким, но оно должно существовать. А иудейская толпа в изображении евангелистов превосходит самого гнусного театрального злодея своей нелепой свирепостью, ибо, не имея ни малейшего основания, ни малейшего повода, она жаждет сегодня крови того, кому вчера еще поклонялась (Каутский К. Происхождение христианства. М.: Политиздат, 1990. С. 372-374).

Столь обширное цитирование необходимо, чтобы показать, насколько юридически неубедительными являются рассуждения общепризнанных специалистов по раннему христианству, к каким несомненно относился и К. Каутский. Оставим на совести любимого ученика К. Маркса и Ф. Энгельса неуважительные слова о том, что якобы «евангелисты были слишком необразованные люди». Каутский неверно с правовой точки зрения трактует вопросы обвинения Иисуса Христа в государственной измене, чрезмерно вольно рассуждает о правовой природе помилования по римскому и иудейскому праву.

Непонимание Каутским и немецкой социал-демократии роли и возможности спецслужб в социально-политической жизни государства обернулось трагедией. Один из признанных вождей германской социал-демократии так и не понял, что «толпа», «обработанная» спецслужбами — это уже «другая толпа». В конце жизни Каутский, изгнанный из нацистской Германии, увидел на улицах Берлина многотысячные толпы немцев, которые ранее голосовали за марксизм, а теперь шли под фашистскими знаменами, исступленно выкрикивая гитлеровские лозунги. Спецслужбы, штурмовые отряды и гестапо сделали толпу другой.

В начале главы мы определили тезис, который явился основой высказанных суждений. Вспомним слова профессора-историка из Сорбонны, который утверждал: «С точки зрения юридической рассказ об аресте и суде над Иисусом Христом невразумителен. Все правовые нормы оказались в этом рассказе нарушенными».

Мы пришли к противоположному выводу. Евангелие с исключительной юридической точностью повествует о том, что преследование Иисуса Христа проходило в соответствии с существовавшими в то время правовыми процедурами и традициями. История земных страданий Иисуса Христа — свидетельство о преступлении против правосудия, совершенном верхушкой иудейских властей, во главе которых стояли первосвященники Анна и Каиафа, и римским наместником Понтием Пилатом, утвердившим необоснованный приговор в отношении невиновного Сына Человеческого и предавшим Его смерти через распятие на кресте. Спецслужбы были в этом деле палачами и сподручными палачей.