Кому нужны громкие скандалы на тему жестокого обращения с детьми? Кто в этих историях настоящие жертвы?
Помните ли мальчика Глеба Агеева? Весной 2009 года он и его сестра были отобраны у приемных родителей, которых обвиняли в жестоком обращении с ребенком. СМИ тогда писали, что сироту якобы били раскаленным чайником. Малыш стал звездой телеэкрана, доверчиво лопоча в телекамеры федеральных каналов нашептанные ему слова…
![Борис Клин Борис Клин](https://www.pravmir.ru/wp-content/uploads/2010/05/m_3770.jpg)
Борис Клин
Скандал разразился исключительно вовремя. Госдума тогда обсуждала инициативу властей по усилению уголовной ответственности за ненадлежащее исполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетних.
Предложение сажать за это на 5 лет неожиданно натолкнулось на сопротивление самых разных общественных сил. Без всяких предварительных договоренностей против поправки выступили и либеральные правозащитники, и консервативные священники. Юристы указывали на размытость формулировок, опасались произвола.
Протоиерей Всеволод Чаплин с присущей ему дипломатичностью призвал дополнительно обсудить законопроект, а протоиерей Димитрий Смирнов просто назвал его сатанинским замыслом против человека. Обеспокоенность выразили представители и других традиционных конфессий, даже тех, что обычно воздерживаются от политических споров. А что тогда писали противники ювенальной юстиции в социальных сетях, лучше не цитировать, во избежание оскорбления общественной нравственности.
Вот на фоне такой реакции общества на попытку изменить Уголовный кодекс мы и увидели мальчика Глеба на телеэкранах. Меня уже тогда мучили «смутные сомнения». Растоптана была тайна усыновления, медицинская тайна, съемки идут прямо в больничной палате, а законных представителей нет, и ни они, ни органы опеки разрешения на интервью несовершеннолетнего не давали. Как и правоохранительные органы, представителей которых к малышу вовсе не допускали, чтобы не мешали телевизионщикам орудовать.
Тогда мои попытки обратить внимание читателей «Известий» на все эти странности вызывали у публики возмущенный рев. Публика тогда бесновалась, изобретая казни для супругов Агеевых, такие злые казни, что «царь Иван Васильевич от ужаса во гробе содрогнется». «Главное — спасти ребенка», — орали бесы в интернете и с трибун.
Потом выяснилось, что все обвинения — просто вранье, уголовное дело в суде практически развалилось. Антон Агеев был официально полностью оправдан, а Лариса Агеева получила приговор, не связанный с лишением свободы, хотя грозил ей многолетний срок по обвинению в истязании. Надо ли объяснять, что в наших судах такой исход равносилен признанию невиновности?
Тогда же нам предъявили биологическую мать мальчика. Она жаловалась, как злые люди незаконно отобрали у нее ребенка, а всевозможные «тролли» кивали сочувственно и шептали: «Не иначе, как продали ребенка богатенькому банкиру»… Знакомый сценарий, не так ли? Вот сейчас, похоже, нам из того же «рукава» достают бабушку Димы Яковлева. У нее тоже «злые люди внука украли, чтобы продать».
Ну, что, «добрые люди», спасавшие Глеба и Полину. Прошло без малого 4 года. Можно подвести итоги. Неутешительные.
Последние новости о детях пришли в сентябре 2012. Они по-прежнему в приюте. Тогда Верховный суд отказался вернуть детей супругам Агеевым. Понимаете, все эти 4 года Глеб и Полина были не нужны никому, кроме тех, у кого их отняли ради проталкивания законопроекта, для пропагандистского обеспечения законотворческого процесса.
Где все те, кто писали в Общественную палату и редакции газет, в социальных сетях: «Мы усыновим Глеба!»? Куда пропали? Жаль, их нельзя привлечь к уголовной ответственности за мошенничество, за обман сирот, за обман органов власти, СМИ, общества. И эти люди — вовсе не жертвы пропаганды, здоровенные, половозрелые упыри. Они и сейчас сидят в социальных сетях и гугнят… Но они не только не возьмут в свою семью сироту, они и на пачку памперсов сиротам не пожертвуют.
А вот Глеб и Полина — безусловно, жертвы пропаганды. И другие. Те дети, которых отобрали у приемных и родных родителей на волне психоза. Это маленькая девочка из подмосковного городка, которую прямо в детском садике вырвали из рук приемного отца и отвезли в приют, откуда потом вернули через полгода с туберкулезом. Вот она — жертва! Законопроект был триумфально принят, а устройство сирот в семьи в тот год сократилось на 20 процентов. Люди были напуганы, и кандидаты в приемные родители, и чиновники органов опеки. Так вот, дети, лишившиеся шанса обрести семью — это они жертвы пропаганды.
Борьба с иностранным усыновлением началась у нас не сегодня, и не с принятием известного закона. В 2009 году нам с гордостью показали девочку Сандру. Ее мать с помощью чиновников МИДа отсудила ребенка у португальской семейной пары. Сандру отправили в деревню, в Ярославскую область.
Потом был телесюжет — мать бьет почти ничего не понимающего по-русски ребенка по лицу. Ну и условия, в которых девочка теперь живет. «Нормальные, с учетом развития региона», — как тогда объяснили представители органов опеки. А насколько они нормальны с точки зрения людей ХХI века, лучше и не обсуждать. Зато страна испытала чувство гордости за свою внешнеполитическую мощь!
В день, когда Госдума приняла «антимагнитский закон», ставший поводом для вчерашнего шествия, парламентарии утвердили и новый закон об образовании. Он лишает сирот льгот на поступление в ВУЗы.
Об этой поправке стало известно еще год назад. Год я безуспешно пытался привлечь внимание к этой проблеме. Чье угодно внимание — коллег, депутатов, общественных деятелей из одноименной палаты и многочисленных советов, священнослужителей, правозащитников. Писал в СМИ, звонил людям, объяснял. Никто не отреагировал. Никто!
Думаете, вчера на оппозиционном «марше в защиту сирот» был хоть один лозунг в защиту права сирот на учебу в ВУЗах? Ни одного! Хоть одна знаменитость, из призывавших выйти на демонстрацию, вспомнила об этом? Ничего подобного.
Им всем не до того. Тем и другим. Как говорится, при чем тут борщ, когда такие дела на кухне…
Читайте также:
Уж сколько раз твердили миру, или О законе и шествии
Александр Гезалов: Власти приняли закон, а мы будем продолжать работу
«Милости хочу, а не жертвы», или еще раз об усыновлении в США