“Следствие вести без ограничения срока…”

Изданные в последние годы сборники документов по истории Русской Православной Церкви в трагические годы гонений, инициированных большевистской властью, предоставили в распоряжение исследователей широкий круг материалов, которые позволяют в достаточно полной мере осмыслить непростую картину церковной жизни в послереволюционный период¹. Особый интерес представляют документы, связанные с судьбой Святителя Патриарха Тихона², поскольку следствие и подготовка судебного процесса по делу Патриарха по сути имели целью уничтожение всей Православной Церкви.

До сих пор предметом неоднозначных оценок остаются поиск Патриархом политически и духовно состоятельной позиции по отношению к власти и последствия этого компромисса. Помимо вышеуказанных сборников, пролить свет на этот вопрос помогают еще не введенные полностью в научный оборот протоколы “Комиссии по проведению отделения церкви от государства”³ или, как она впоследствии стала называться, Антирелигиозной комиссии при Политбюро ЦК ВКП(б)⁴. По утверждению акад. Н. Н. Покровского, именно ей принадлежит значительная роль в подготовке конкретных параметров компромисса между властью и Церковью⁵.

Окончательно сформированная к концу октября 1922 г., Комиссия в ходе своей деятельности решала все основные вопросы, связанные с партийно-государственной линией по отношению к религии и Церкви. Первоначально председателем комиссии стал Н. Н. Попов, которого впоследствии сменил Е. М. Ярославский. Среди постоянных членов — такие известные фигуры, как В. Р. Менжинский, П. А. Красиков, П. Г. Смидович, И. И. Скворцов-Степанов, И. П. Флеровский. Роль секретаря комиссии выполнял Е. А. Тучков, который одновременно являлся начальником VI отделения Секретного отдела ГПУ–ОГПУ. Периодически на заседания приглашались эксперты по различным направлениям работы. Общее количество руководящих лиц, причастных к работе АРК за время ее существования (1922–1929 гг.), оценивается приблизительно в 100 человек⁶.

Деятельность комиссии проходила в обстановке строгой секретности, стенограммы заседаний в целях конспирации не велись, круг лиц, имеющих доступ к ее документам, был строго ограничен. Исполнителями постановлений АРК на “местах” были органы НКВД–ОГПУ, они же в лице Тучкова и Менжинского принимали непосредственное участие в принятии решений. Одновременно решающая роль в санкционировании деятельности комиссии принадлежала высшему партийному ру­ководству.

Пик активности в работе АРК приходится на конец 1922–1923 гг. При этом одной из главных тем заседаний являются вопросы, связанные с подготовкой судебного процесса по делу Патриарха Тихона.

Следует отметить, что 1922 г. был отмечен множеством судебных разбирательств над духовенством и верующими, обвиняемыми в сопротивлении изъятию церковных ценностей. Власть стремилась возложить ответственность за происходящее, которое в подавляющем большинстве случаев носило незапланированный и ненасильственный характер, на Патриарха, формулируя стандартное обвинение в контрреволюционной деятельности. “Вождь мирового пролетариата” со всей серьезностью писал соратникам, что “черносотенное духовенство во главе со своим вождем совершенно обдуманно проводит план дать нам решающее сражение именно в данный момент”⁷.

Заключенный в Донской монастырь в мае 1922 г., Патриарх фактически был лишен возможности руководства церковной жизнью, что повлекло за собой захват власти в центре и на местах обновленческими группировками. Реальностью для Церкви стала более опасная, чем внешние гонения, угроза разрушения изнутри. Перед Первосвятителем встал непростой выбор. Что важнее? Сохранить репутацию твердого и бескомпромиссного борца с советской властью или попытаться спасти Церковь, а значит, многих и многих верующих, от грозящей опасности ценой ряда уступок политического характера, не затрагивающих литургической жизни как внутренней основы церковного бытия. Ответить для себя на этот вопрос Патриарху предстояло позже. Пока же в отношении него активно велось следствие, итог которого мог носить самый непредсказуемый характер.

Тем временем сформированная осенью 1922 г. АРК активно включилась в исполнение своих прямых обязанностей. На заседании от 31.10.22 г. (Протокол № 2) был заслушан доклад Е. А. Тучкова “о положении дела борьбы с Тихоновщиной” в котором констатируется, что “тихоновцы <…> стали после первого испуга приходить в себя и организовываться <…> а в иных местах и действовать, выгоняя обновленцев из епархиальных управлений”. В связи с этим предлагалось «взять более твердую ставку на группу “Живой Церкви”», “развернуть широко работу по очистке от тихоновского и вообще черносотенного элемента приходских советов в центре и на местах”, “повести ударным порядком смещение тихоновских епископов”⁸. Одновременно на этом же заседании поручено Е. А. Тучкову в следующий раз сделать доклад о том, в каком состоянии находится дело Патриарха Тихона, “нужно ли ставить процесс его и как с ним поступить в противном случае”⁹. Таким образом, мы можем определить момент, с которого фактически начинаются конкретные мероприятия власти по организации судебного процесса по “де­лу” Патриарха.

Однако на следующем заседании от 8 ноября этот вопрос не обсуждался. Пункт “О деле Тихона” включен только в повестку дня заседания от 14 ноября (Протокол № 4), на котором было принято решение поручить ГПУ закончить дело Патриарха в месячный срок, организовав и завершив судебный процесс до завершения планируемого властями обновленческого собора. Ру­ко­водство следствием со стороны Комиссии было возложено на Менжинского, Красикова и Тучкова¹⁰. Впоследствии АРК постановила “привлечь для работы по ведению следствия по делу Тихона т. Лунина”¹¹, известного как прокурора на так называемом “московском процессе” духовенства, материалы которого были использованы для привлечения к суду Патриарха.

Необходимо также заметить, что параллельно с АРК организацией процесса руководила специальнаякомиссия в лице А. И. Ры­кова, М. И. Калинина и Н. В. Крыленко, которая несла персональную ответственность за обеспечение нужного исхода “дела”. Само же производство дознания и следствие было поручено особоуполномоченному ГПУ Я. С. Агранову и следователю по важнейшим делам Верховного Суда П. С. Кузнецову¹².

Трудности со сбором доказательств многоплановой “вины” Патриарха не позволяли уложиться в намеченные сроки. В очередной раз вопрос “О деле Тихона” АРК рассматривает уже 30.01.23 (Протокол № 11). Принимается решение о завершении процесса до 25 марта, при этом особо предполагается отметить такие моменты, как “борьбу” с декретом об отделении Церкви от государства и вскрытием мощей, противодействие изъятию церковных ценностей, систематическую контрреволюционную деятельность. Число обвиняемых и свидетелей планируется ограничить до минимума¹³. Эти положения формулировались непросто, о чем свидетельствуют многочисленные правки в тексте протокола. Обращает на себя внимание, что в окончательном варианте не сохранился подпункт о связи с белогвардейскими организациями и Карловацким собором, вычеркнутый рукою Е. М. Ярославского. Очевидно, материала для подобного обвинения было явно недостаточно.

8 февраля Политбюро утверждает предложение АРК о сроках процесса, возлагая ответственность за его проведение на вышеупомянутых Рыкова, Крыленко и Калинина¹⁴.

На заседании Комиссии от 27 февраля (Протокол № 14) заслушан и принят к сведению доклад Я. С. Агранова по делу Патриарха, принято решение вернуться к этому вопросу на следующем заседании, пригласив на него Н. В. Крыленко. Одновременно Н. Н. Попову поручено «по линии Ц. К. сделать соответствующее указание местам о принятии надлежащих мер агитации в связи с процессом “Тихона”»¹⁵. И уже на заседании от 6 марта принимается конкретное решение о назначении слушания “дела Тихона” — 25 марта и окончания — 30 марта. Охрана процесса и его техническая сторона поручались А. В. Галкину и Н. В. Крыленко.

На руководящую роль Политбюро в решении судьбы Патриарха недвусмысленно указывает следующий подпункт протокола: “Просить Полит-Бюро ЦКРКП дать точные директивы суду о мере наказания, приняв во внимание международную обстановку”¹⁶. Нет сомнений, что результат процесса должен был быть предрешен заранее. Не случайно практически каждый протокол АРК снабжен грифами “Совершенно Секретно” и “Хра­нить конспиративно”.

В отчетном докладе АРК в Политбюро о проделанной работе (за 1–22 марта), представленном Н. Н. Поповым, указывается, что в связи с тем, что специальное поручение Политбюро, связанное с постановкой процесса Тихона, выполняет особая комиссия, задача АРК сосредотачивается в агитационной области¹⁷. Однако из дальнейших протоколов видно, что ее деятельность была намного шире, чем исключительно пропаганда и агитация.

Интересно заметить, что в отчете высказано мнение о мере наказания Патриарху. АРК, ссылаясь на проводящуюся ею церковную политику, высказывается против приведения в исполнение высшей меры наказания¹⁸. Возможно, такая позиция в какой-то степени повлияла в дальнейшем на решение окончательной судьбы Патриарха.

Несмотря на намеченные АРК и одобренные Политбюро сроки, процесс вновь откладывается. Думается, что одной из главных причин этого стало внезапное резкое ухудшение состояния здоровья Ленина, который 9 марта был разбит параличом¹⁹. Это отвлекло на время внимание от “дела” Патриарха.

Следующее упоминание о “деле Тихона” встречается лишь в Протоколе № 17 от 27 марта. Намечено пригласить на следующее заседание с докладом о “деле” Крыленко. Одновременно постановлено просить Политбюро, “чтобы в специальную комиссию по делу Тихона были введены представители от антирелигиозной комиссии т.т. Красиков, Ярославский, ПОопов”²⁰. Судя по материалам Политбюро, просьба была удовлетворена лишь в отношении Ярославского, присутствующего на заседаниях “комиссии по руководству процессом гр. Белавина”²¹.

На следующем заседании, от 3 апреля (Протокол № 18), вопрос о “деле” Патриарха Тихона рассматривается первым пунктом²². Обсуждается целесообразность привлечения новых обвиняемых по делу, а также даются поручения: Попову — “провес­ти через Ц. К. смету расходов по процессу Тихона”; Крыленко — “озаботиться постановкой стенограммы с первого дня процесса”; Ярославскому и Тучкову — “распределение для входа на процесс билетов”. Признается целесообразным “привлечь т. Красикова обвинителем по делу” и вызвать “на суд и допрос в качестве свидетелей Введенского и Красницкого”, представителей обновленцев.

7 апреля Комиссия по руководству процессом по делу Патриарха Тихона принимает решение отложить процесс “гр. Белавина” до 17 апреля, изменив с 12 апреля меру пресечения на тюремное заключение. 10 апреля на эти решения откликается АРК (Протокол № 19)²³, вновь первым пунктом, рассматривая вопрос “О процессе Тихона”. Постановлено осуществить перевод Патриарха из Донского монастыря во внутреннюю тюрьму ГПУ после вручения ему обвинительного заключения, а “процесс Тихона начать по окончании партийного съезда”²⁴. Уже распространенные Верховным судом билеты для входа на процесс аннулировались с поручением заменить их новыми другого цвета.

Эти решения были практически продублированы на заседании комиссии “по руководству процесса Белавина”²⁵ от 11 апреля, которая постановила отложить процесс до 23–24 апреля²⁶. 12 апреля Политбюро принимает постановление “вести дело Тихона со всею строгостью, соответствующей объему колоссальной вины, совершенной Тихоном”²⁷. Фактически это означало смерт­ный приговор.

Обвинительное заключение по делу Патриарха Тихона было утверждено на заседании судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР 17 апреля²⁸, а 19-го было выполнено постановление о взятии его под стражу²⁹. Святейший был переведен во Внутреннюю тюрьму ГПУ.

Тем не менее комплекс внешне- и внутриполитических факторов вынуждал власть снова и снова откладывать процесс. По предложению Ф. Э. Дзержинского³⁰, в связи с недовольством за рубежом большевистской церковной политикой³¹ и необходимостью более тщательной подготовки, Политбюро 21 апреля приняло постановление: “а) Процесс Тихона отложить. б) Подготовить процесс более тщательно”³².

В связи с очередной отсрочкой процесса Е. М. Ярославский от имени АРК обращается 24 апреля к руководителям партии и правительства³³ с предложением конкретных мер³⁴. В частности, соглашаясь с отсрочкой процесса Тихона, АРК высказывается против отсрочки обновленческого собора, считая целесообразным, чтобы тот осудил “контрреволюционную деятельность Тихона”. Процесс предлагается начать примерно в середине или во второй половине мая, использовав оставшееся время для агитационной работы. Кроме того, АРК “считает крайне нежелательным решение подобных вопросов без участия кого либо из Комиссии, что было признано в свое время и Политбюро ЦК”. Также до сведения членов Политбюро доводится мнение о том, что слишком долгое затягивание процесса является вредным в силу того, что “это дает возможность врагам играть на этой оттяжке и развивать бешеную кампанию”.

Предложения АРК о сроках открытия процесса Е. М. Ярославский подтверждает в новой записке в Политбюро от 10 мая³⁵. Он от имени АРК предлагает: “Процесс б[ывшего]³⁶ патриарха Тихона назначить в начале второй половины мая. Точный срок определить т. Галкину совместно с т. Крыленко и Ярославским”.

Однако в тот же день Политбюро в ответ на заявление Ярославского “О Тихоне” постановляет: “Отложить”³⁷. Очевидно, что произошел некий перелом в подходах к “делу” Патриарха. Наряду с внешнеполитическими факторами, важным обстоятельством представляется обострившаяся борьба внутри Политбюро. Как справедливо замечает Н. А. Кривова, если до марта 1923 г. еще сохранялась надежда на выздоровление опасно больного В. И. Ленина, то после последнего приступа он был фактически отодвинут от реальных рычагов управления³⁸. Сыграли свою роль и общественные настроения, внимательно отслеживаемые ГПУ³⁹.

О неопределенности сроков начала процесса свидетельствует записка председателя Судебной коллегии Верховного Суда РСФСР Н. М. Немцова Л. Д. Троцкому. В силу своего содержания и стилистики записка заслуживает того, чтобы привести ее полностью:

Лев Давидович!

Судколлегия по процессу Тихона находяс в неизвестности о постановке процесса просила меня справиться предполагается ли в ближайшие два месяца поставить это дело? Извиняюс за назойливость по справочному характеру.

Немцов.

P.S. Началис отпуски и люди волнуются желая не быть связанными серьезными делами.

15.V[.]23[.] Немцов⁴⁰.

В работе АРК происходит перерыв до 4 мая (Протокол № 20). Среди многочисленных вопросов, которые обсуждаются на этом и нескольких последующих заседаниях (Протоколы №№ 21–23), о подготовке процесса по делу Патриарха не упоминается. Однако 4 мая дается “добро” на то, чтобы допустить к Патриарху депутацию проходящего в то время обновленческого собора для “снятия сана”⁴¹, а в Протоколе № 23 от 5 июня отражено решение Комиссии «не возражать против написания Тихоном ряда статей, относительно его отношения к Соввласти в настоящее время и об “условиях в которых он содержится под стражей”»⁴². Наступало время принимать окончательное решение о дальнейшей судьбе Патриарха. Это стало возможным в результате вынужденного компромисса как со стороны Патриарха, так и со стороны власти.

Ключевую роль в выработке параметров этого компромисса сыграли две записки Е. М. Ярославского, датированные 11 июня, и заседание АРК от 12 июня⁴³ (Протокол № 24).

Первая записка, адресованная в Политбюро ЦК Сталину⁴⁴, полностью повторяет содержащееся в протоколе заседания Комиссии от 12 июня⁴⁵. Ярославский и АРК предлагают:

1) Следствие по делу Тихона вести без ограничения срока.

2) Тихону сообщить, что по отношению к нему может быть изменена мера пресечения, если: а) он сделает особое заявление, что раскаивается в совершенных против Советской власти и трудящихся рабочих и крестьянских масс преступлениях и выразит теперешнее лойяльное отношение к Советской власти, б) что он признает справедливым состоявшееся привлечение его к суду за эти преступления. в) отмежуется открыто и в резкой форме от всех к[онтр]-рев[олюционных] организаций, особенно белогвардейских, монархических организаций, как светских, так и духовных. г) Выразить резко отрицательное отношение к Карловацкому Собору и его участникам. д) Заявить о своем отрицательном отношении к проискам, как католического духовенства, так и епископа Кентерберийскаго и Константинопольского патриарха Мелетия[.] е) выразить согласие с некоторыми реформами в церковной области (например новый стиль).

3) В случае согласия освободить его и перевести в Валаамск[ое] подворье не запрещая ему церковной деятельности⁴⁶.

Вторая записка Е. М. Ярославского содержит обоснование условий освобождения Патриарха с тем, чтобы власть могла сохранить лицо:

1) Необходим какой-нибудь шаг, который оправдывал бы наше откладывание дела Тихона, иначе получается впечатление, что мы испугались угроз белогвардейщины;

2) Из разговоров с Тихоном выяснилось, что при некотором нажиме и некоторых обещаниях он пойдет на эти предложения;

3) В случае его согласия, также заявления с его стороны будут иметь огромное политическое значение…⁴⁷.

По мнению Е. М. Ярославского, заявления Патриарха и освобождение на таких условиях “спутают совершенно карты всей эмигранщины”, “явятся ударом по всем тем организациям, которые ориентировались на Тихона”, “его личное влияние будет скомпрометировано связью с ГПУ и его признаниями”. Кроме того, освобождение Патриарха, по мысли Ярославского, должно быть гарантией против усиления обновленческого Высшего Церковного управления при сохранении последним своего влияния.

Заседание Политбюро от 14.06 ставит точку: “Слушали: <…> 9. О Тихоне. (т. Ярославский)”. “Постановили: <…> 9. Принять предложение т. Ярославского”⁴⁸.

Уже через два дня (16.06) появляется широко известное заявление Патриарха в Верховный суд РСФСР с признанием правильности привлечения его к ответственности за антисоветскую деятельность и “раскаяния” в этом. Патриарх заявлял, что отныне он не враг советской власти и что решительно отмежевывается “как от зарубежной, так и внутренней монархической белогвардейской контр-революций”⁴⁹.

При внимательном рассмотрении этого заявления, носящего вынужденный характер, становится ясным его чисто политическое содержание, не добавляющее, по сути, ничего нового к уже не раз высказанной Патриархом Тихоном позиции в отношении власти, которую он рассматривал как “попущенную Богом”, не благословляя сопротивление ей насильственным путем. В частности, такое понимание наиболее четко отражено в Послании Патриарха к православному клиру о невмешательстве в политическую борьбу от 8 октября 1919 г.⁵⁰. Разумеется, Первосвятитель не мог симпатизировать безбожной власти, однако никакой активной политической деятельности, направленной на насильственное свержение существующего строя, он никогда не вел хотя бы потому, что это противоречит христианскому пониманию взаимоотношений Церкви и власти, ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены (Рим 13:1). Все это, конечно, не отменяет первосвятительского попечения о защите Церкви от нападок антирелигиозных экстремистов и внутреннего разделения. Именно такие мотивы, а не малодушие и приспособленчество, в которых обвиняли Патриарха некоторые “ревнители веры”, вынудили его пойти на этот компромисс с советской властью, не совершая с церковной точки зрения преступления против веры, сохраняя в неприкосновенности канонические основания жизни Церкви. Время показало мудрость этого решения: обновленчество потерпело поражение, церковная организация и внутреннее единство, хотя и с величайшим трудом, были сохранены.

Тем временем Патриарх продолжал находиться в заключении. Власть же стремилась извлечь из его заявления наибольшую выгоду. АРК на заседании от 19 июня принимает решение размножить заявление Патриарха в Верховный суд и разослать для ознакомления всем членам Политбюро. Е. А. Тучкову поручалось в 5-дневный срок организовать написание Патриахом, кроме предполагаемых двух, третье воззвание к верующим, в котором он в очередной раз признавал бы свою “вину” перед советской властью, осудил ряд лиц, в том числе митрополита Антония (Храповицкого) и Константинопольского Патриарха Мелетия, а также польское правительство и “русских и иностранных белогвардейцев, которые, якобы, его толкнули на преступление против Соввласти”. Кроме того, Патриарх должен был заявить “о введении в церковном мире новой орфографии”. Одновременно Комиссия заявляла, что считает возможным изменение меры пресечения Патриарху⁵¹.

Окончательное решение было принято Политбюро и оформлено протоколом АРК № 26 от 26 июня: “Тихона из под стражи освободить 27 июня”. ГПУ поручалось производить постепенную ликвидацию дел, связанных с изъятием церковных ценностей, освобождая тех сторонников Патриарха, которые заявят о своем раскаянии. Также предполагалось в течение 3-х месяцев “пересмотреть все дела высланных церковников на предмет амнистирования наименее из них вредных”⁵². На следующий день Патриарх Тихон был освобожден.

Между тем освобождение Патриарха из-под стражи еще не означало прекращения следственного дела. 10 июля АРК принимает решение отложить процесс на неопределенный срок⁵³, переведя трех арестованных по делу Патриарха из внутренней тюрьмы ГПУ в Бутырскую тюрьму, изменив им, в случае раскаяния, меру пресечения⁵⁴. Однако не связанные, в отличие от Патриарха, всеобъемлющей ответственностью за судьбу Церкви, его “подельники” вины за собой не признали.

Через неделю, на очередном заседании Комиссии, 17 июля, вторым пунктом рассматривается вопрос “О Тихоне и его Управлениях”. Примечательно, что в постановляющей части протокола, по-видимому, как совершенно нереальный зачеркнут подпункт: “а) Поручить т. Тучкову тактично воздействовать (выделено мною — В. Л.) на Тихона, чтобы он служить по Москве не разъезжал”. Далее таким же путем предлагается Тучкову добиться от Патриарха, чтобы тот дал разъяснение через газету и интервью с иностранными корреспондентами, что заявление о “раскаянии” действительно написано им самим⁵⁵.

Такая необычная для первых послереволюционных лет “деликатность” власти в достижении своих целей имеет объяснение в своеобразной внутриполитической обстановке 1923–1925 гг., которые стали апогеем успехов новой экономической политики, что повлекло за собой и определенную либерализацию политической жизни в стране. Отразилось это и на положении Церкви. Современник, сравнивая Москву 1923 года с Москвой сталинской эпохи, пишет:

Нужно сказать, что Москва 1923 года была абсолютно не похожа на привыкшую дрожать от страха, боящуюся сказать лишнее слово Москву 1953 года <…> Чтобы почувствовать различие общей атмосферы, следует взять такой хороший показатель, как газеты <…> Газеты 1923 года интересны, они живые. Они обсуждают острые вопросы <…> В газетах много интересных корреспонденций из провинции, они печатают цены всяких товаров и продуктов, дают объявления синдикатов и трестов, предлагающих и рекламирующих свои изделия. Во время праздников Пасхи можно даже было узнать из объявлений, где и за какую цену следует приобрести “шоколадные яйца”⁵⁶.

Все это многое объясняет и в мотивах решения Патриарха, соглашающегося на “покаянное” заявление. Оценивая весь комплекс обстоятельств, он сознательно шел на компромисс, понимая, что, выйдя на свободу, сможет реально повлиять на ситуацию в церковной жизни. По справедливому сравнению составителей сборника материалов “Следственное дело Патриарха Тихона”, “подобно Кутузову, принявшему Бородинский бой и потом отдавшему Наполеону Москву, святой Патриарх Тихон долгое время сражался в открытом бою, необходимом для поднятия мученического, исповеднического духа в Церкви, но потом увидел, что нужно перестроить сознание церковного народа и духовенства, перевести церковную жизнь на рельсы осторожного, затяжного, полуподпольного противостояния, выиграть время, чтобы сохранить по возможности свою церковную армию”⁵⁷.

Освобожденный Патриарх немедленно включается в борьбу против обновленчества, давая ему каноническую оценку в первых же своих обращениях к клиру и верующим⁵⁸. АРК, на заседании 5 августа (Протокол № 33) вновь обсуждая вопрос “О процессе Тихона”⁵⁹, констатирует, что освобождение Патриарха “усилило антагонизм Тихоновцев с обновленцами и тем самым вызвало полнейший церковный скандал”. С точки зрения Комиссии, “борьба этих двух течений еще только что началась развиваться”.

Рассматривая целесообразность суда над Патриархом, АРК отмечает, что таковой в настоящее время придал бы ему ореол мученика, заключая, что “судить Тихона теперь несвоевременно”. Одновременно указывается на необходимость того, чтобы над Патриархом продолжала висеть угроза судебного разбирательства.

Смысл такого подхода понятен. Власти использовали юридические рычаги для того, чтобы в случае надобности оказывать давление на Первосвятителя.

Протоколы АРК последующих месяцев, в частности, отражают стремление властей к введению в церковный календарь нового стиля⁶⁰, что, как известно, так и не увенчалось успехом. Кроме того, периодически ставится вопрос о введении в Патриаршее Высшее Церковное управление обновленческого лидера Красницкого⁶¹. Хотя первоначально Патриарх и пошел навстречу такому решению, надеясь, что включение в ВЦУ Красницкого и ряда других обновленцев обеспечит официальное признание патриарших церковных структур, окончательно это также было им отклонено⁶².

Таким образом, мы видим, что никаких уступок в канонической области Святейшим сделано не было, весь компромисс с властями по сути сводился к ряду заявлений политического характера.

Решение о прекращении следственного дела, принятое Политбюро, было оформлено постановлением Президиума ВЦИК от 21 марта 1924 года. В нем указывалось, что ввиду раскаяния Патриарха и решительного ослабления влияния “так называемой православной церкви” на широкие рабоче-крестьянские массы “гр. Белавин <…> и привлеченные с ним граждане не могут быть опасными для советской власти”⁶³.

В Протоколе АРК № 47/46 от того же числа факт прекращения судебного преследования Патриарха никакого отражения не нашел⁶⁴. Однако любопытно, что еще на заседании Комиссии 13 февраля (Протокол № 44) Е. А. Тучкову было дано поручение затребовать из суда “дело Тихона” и продолжать по нему следствие⁶⁵. Это говорит о том, что, несмотря на решение о закрытии дела, в случае необходимости не составляло труда возобновить следственные действия. Собственно, через некоторое время так и произошло⁶⁶.

Каковы же итоги усилий Патриарха в области преодоления раскола и восстановления Церкви как единой структуры? Был ли оправдан его компромисс с советской властью?

Обратимся к докладу начальника VI отделения Секретного отдела ОГПУ и одновременно бессменного секретаря АРК Е. А. Тучкова о “состоянии группировок” и о проделанной работе с 1 ноября 1924 г. по 1 февраля 1925 г. Вот как он характеризует ситуацию:

В настоящее время тихоновская церковь <…> приобрела вновь вид идеологическаго и органическаго целаго.

Иерархический аппарат значительно возстановлен: почти в каждой губернии есть один, а иногда и несколько тихоновских епископов <…> В настоящее время тихоновщина наиболее сильная и многочисленная из оставшихся в СССР антисоветских группировок⁶⁷.

По утверждению того же Е. А. Тучкова, “амнистированный Тихон стал значительно смелее и наши советы для него стали не обязательны. Обновленческое течение значительно упало духом, имея в лице Тихона весьма сильного и освобожденного от суда противника”⁶⁸.

Тенденция к уменьшению влияния обновленцев, несмотря на временную стабилизацию их положения, продолжилась и после смерти Патриарха. По данным М. В. Шкаровского, если “на 1 октября 1925 г. им принадлежало в целом по стране 9093 прихода (около 30% от общего числа), то на 1 января 1926 г. — 6135 (27,7%), а на 1 января 1927 г. — 3341 (16,6%)”⁶⁹. Окончательная же ликвидация обновленческого раскола произошла, как известно, в годы Великой Отечественной войны. Тогда же появилась возможность полноценного восстановления организационной структуры Церкви.

Таким образом, линию, выбранную Патриархом, можно считать вполне оправданной. Что же касается роли АРК в преследовании Первосвятителя, то она оценивается вполне однозначно. Будучи инструментом Политбюро, Комиссия проводила в жизнь его замыслы, беря на себя технические, административные и агитационные функции. В частности, одним из результатов ее работы является оформление параметров неравного компромисса между Церковью в лице Патриарха Тихона и богоборческой властью.

Однако, несмотря на тяжелые условия подобного соглашения для Патриарха, его освобождение и подвижническая деятельность в последние годы жизни сыграли решающую роль в спасении Церкви от полного уничтожения в последующий еще более трагический период ее существования в атеистическом государстве.