Уходящий год наполнен многими событиями. Каким словом охарактеризовать 2012 год?
Слово года — Дмитрия Сладкова — кризис.
Фото: foma.ru
Κρίσις (суд)
…Бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом все для человека; ибо всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно, или худо.
Еккл.12:13–14.
Но есть и Божий суд…
М. Ю. Лермонтов
Толковый словарь русского языка, составленный Сергеем Ивановичем Ожеговым, содержит более 80 000 слов. Но русский язык — далеко не единственный, дающий нам слова для речи, мысли и письма.
Для меня словом года стало древнегреческое κρίσις в том из его нескольких значений, которое можно перевести русским словом суд.
Происходящее сегодня с судом и законом, как, впрочем, и со многим иным, пожалуй, лучше всего описывается этим многозначным и тревожным словом.
Наверное, в ситуации нынешнего кризиса можно сказать, что сейчас начался своего рода общественный суд над судом.
Не буду перечислять громкие процессы года, бывшие и остающиеся у всех на слуху. Скажу в целом: острое и болезненное недоверие граждан к закону и к тем, кто этот закон принимает и применяет, в первую очередь к суду и судьям (но и к депутатам, и следователям, и прокурорам, да и адвокатам во многом), стало поистине настроением года.
Эту рану не залечить, используя лишь информационный, пропагандистский подход. Дескать, объясним гражданам на понятном языке, что законы и суды у нас на самом деле хорошие, что соблюдать закон хорошо, а не соблюдать плохо, потратим на это некоторое количество времени и денег, и все будет в порядке. Не будет. Вопрос о том, а как же на самом деле общество понимает саму природу права, становится не-обходимым, в том смысле, что его нельзя обойти.
Беда в том, что в глазах большинства уже давно право — это такой специальный инструмент применения силы, особое средство реализации частного интереса — и не более того. А юристы — это специально обученный наемный персонал, который умеет этот инструмент применять для обслуживания заказчика. Кто уж этот заказчик, второй вопрос. Возможны варианты.
Само понятие правосудия как пути осуществления на земле правды и справедливости оказалось нынче глубоко повреждено. И закон вместе с судом для человека сегодня не «свои» и не «Божии», но «чужие».
Истоки такого положения можно увидеть в легистском правопонимании, не различающем закон и право. Согласно этому подходу, оформившемуся в Европе к XVII веку, право представляет собой продукт деятельности государства, устанавливаемый государственной властью и охраняемый силой государственного принуждения. С этой точки зрения, властная принудительность является единственной сущностной особенностью права. Показательно известное высказывание Томаса Гоббса: «Правовая сила закона состоит только в том, что он является приказанием суверена».
Беда состоит в том, что в России XXI столетия этот подход последовательно проводится в жизнь в условиях слабого государства, руками слабого политического класса. Слабого, прежде всего, нравственно. Моральный релятивизм стал обычным в экономике и политике. Жива как никогда практика «революционной целесообразности», наложившая свой отпечаток почти на весь русский XX век. В этих условиях зависимость права и суда от личной [или корпоративной — это все равно, даже хуже] воли право установителя и правоприменителя ведет к тотальному правовому субъективизму, а проще говоря, произволу.
Движение к выходу из тупика, с моей точки зрения, могло бы начаться с того, чтобы восстановить различение между правом и законом. Вспомнить об объективности права — будь то объективность «естественного нравственного закона» или объективность Божиих заповедей (по моему разумению, без второго подхода нам не обойтись, но для начала и первый годен). Вспомнить, что право имеет идеальный источник. Что созвучие слов «право» и «правда» — глубоко не случайно.
Нам не обойтись без того, чтобы прямо признать конвенциональный характер закона, технический, вторичный по отношению к собственно праву. Тогда появится надежда на то, что закон, который по-прежнему неизбежно будет всякий раз результатом политического компромисса, все же сможет находить себе опору в самостоятельно существующем правовом идеале и, тем самым, возвышаться над простым обслуживанием интересов.
Никому из нас не нужно, чтобы жесткая критика повредила еще больше сам институт суда, если хотите, принцип суда. Но как отстроить заново здоровую судебную систему? А заодно и систему законодательства, следствия, надзора? Готовых технических решений, реализуемых просто и по всеобщему радостному согласию, нет ни у кого. Но разговор пошел — благодаря кризису в государстве и обществе.
А ведь у нас есть не только светский суд — районный, мировой, арбитражный. В минувшем году состоялось очередное заседание не так давно образованного Общецерковного суда. И ему есть чем заняться.
Оправдает ли новый церковный институт обращенные к нему ожидания? Посмотрим. Жизнь покажет.
Кризис — это суд.
Концепция цикла материалов — Ксении Лученко
Читайте также:
«Задача духовного суда — исправлять, а не карать». Первые решения Общецерковного суда.
Сыктывкарское дело. Заметки на полях