Слово на Рождество Пресвятой Богородицы

I. Всякое празднество и всякое торжество, на котором веселия исполняется собрание благочестивых, упраздняет взаимные разногласия и споры, соединяет людей, разделенных [различными] мнениями и разрушивших раздором союз любви, предлагая симфонию песнопений как призыв к возвращению единомыслия; оно также являет, что собравшиеся суть образы и создания Одного Владыки и Творца и, указывая на равное достоинство твари через единство [воздаваемого] поклонения, оно умягчает и успокаивает жестоко друг против друга раздраженных, убеждая их располагать свой ум к смирению и человеколюбию, приучая видеть (во всем) длань Единого Творца и считать себя тем же самым прахом творения. Сообразно с этим, по моему мнению, и был установлен подобающий христианам обычай совершать празднества: одно являет рождение Христа, другое свидетельствует о Его крещении, одно представляет Его Преображающимся, другое Совершающим знамения: Исцеляющим бесноватых, Отверзающим очи слепым, Иссушающим потоки крови, Дающим силу хромым и расслабленным, Воскрешающим мертвых; — наконец одно показывает Его Висящим на кресте, а другое уже Воскресающим, Полагающим начало и нашему воскресению.

1. Но так как всякое богоприличное празднество и доставляет вкушение общих даров, и освещает неким особым осиянием благодати, то нынешний праздник, воздающий честь Рождеству Девы и Матери Божией, несомненно получает перед всяким [иным] славное преимущество старшинства. Ибо, как мы знаем, что корень является основанием ветвей, ствола, плода, цветка (хотя именно ради плода напряжение и труд [роста] налагается на других), и без корня ничто прочее не вырастает, так и без праздника Девы не явился бы ни один из него произросших [праздников]. Ибо Воскресение было после того, как была смерть. Смерть же после того, как было распятие; а распятие после того, как Лазарь четверодневный возвратился из врат ада. И слепые видят, и расслабленный ходит, нося постель, на которой он лежал, и происходят [иные] преславные деяния (ибо не время перечислять все остальное), которые народ иудейский должен был прославить и воспеть, но на которые [вместо того] возгорелся завистью и из-за которых обратил зависть на Спасителя в свою собственную гибель, а это [было] после того как Христос, приняв крещение и освободив людей от заблуждения, тем самым делом и словом научил людей богопознанию. Крещение же было после того, как было Рождество; Христово же Рождество (чтобы сказанное было кратко и уместно) — после того как было Рождество Девы, в котором мы обновляемся. Так праздник Девы, будучи корнем или источником или основанием (или уж не знаю как и сказать более подобающим образом), по праву украшается всеми последующими [праздниками], отличается многими великими дарами [Святого Духа] и познается как день всемирного спасения.

III. Ведь сегодня Дева и Матерь [Божия] от неплодной матери рождается и чертог для пребывания Владыки приготовляется. Сегодня узы неплодия разрушаются и запоры девства запечатываются. Ибо тем, что чрево, неплодное и умершее для дела деторождения, вопреки надежде принесло прекрасный плод, обетуется неврежденность девства и явными делами предвозвещается чудо чревоношения. Несомненно сверхъестественными являются безмужнее рождение и сохранение девства после рождения, но побеждает оковы естества и неплодия уже и возымевшая в старости плод и родившая [чадо]. Тем самым [она] приготовляет Рождество от Девы, ради которого совершается настоящее чудо. Сегодня Анна избавляется от поношения бесчадия, а вселенная пожинает плод радости. Иоаким называется отцом чада, а мы пока как залог принимаем честь усыновления. Сегодня Дева происходит из безчадных чресел, и бесплодие настигает чад греха; умаляется наполнение синагоги иудеев, а из недр Церкви появляются дети, богоприлично взращенные и приумноженные Женихом Христом. Дева происходит из бесчадного чрева в то время, когда, будь оно и плодоносно, рождение было бы необыкновенным. О чудо! Когда прошло время сеяния, тогда пришла пора ношения плода; и когда угас огонь желания, тогда загорелась лампада чадородия. Молодость не принесла цветка, зато старость произращивает побег. Когда процветало естество, утробный плод не стал [ему] знаком, и [потому] приснодевственное дитя узнается как порождение угасших недр.

IV. Но ты недоумеваешь, человече, как же бесплодная родила; или даже стремишься приуменьшить то удивительное, чему и тебе следовало удивляться, как мы удивляемся. И занимаешься словопрением, как бесплодная [может] родить, говоря: “Если она бесплодна, то не рождает, а если рождает, то не бесплодна” и [вопрошая]: “Как иссушенные сосцы изливаются потоками молока? Ибо если старость не способна накапливать кровь, то как сосцы могли побелеть от молока, которого они не получали? Как омертвевшая утроба вынашивает, оживотворяет, содержит в себе и питает плод?”. Подобные [доводы] ты измышляешь против самого себя и собственного спасения. И кем же ты являешься? Ведь из числа верующих и достойных чуда ты не мог бы быть. Ибо поистине решительно никогда верующий не будет приведен в замешательство так, чтобы не верить тому, через что вера [утверждается]. А если ты иудей, то относящееся к Сарре как и куда ускользнуло от тебя? Разве она увидела Исаака не чадом старости и бесплодия? Если Анна тебя смущает и приводит в замешательство, то Сарра скорее [должна была бы сделать это], ибо и была прежде. Если первое производит сомнение, то не чувствуешь ли ты, что отделяешься и от второго [чуда], происшедшего с твоими сродниками, стало быть рубишь корни, из которых ты являешься ветвью, и изобличен  как отделившийся от иудейских установлений?

V. А если бы я, сказав, что рождение произошло естественным образом, затем побуждал тебя [с этим] согласиться, то бесплодие, старость, да и сама природа умозаключений разве не послужили бы препятствием? Если же я предоставляю дело Божественной благодати, то что может заставить благодать подчиниться природе, для которой она всегда была госпожой? Согласен ли ты, что Адам был создан из праха и изготовлен без рождения? Согласен ли ты, что рождение Евы было без соединения, [но] из ребра, хотя и не можешь объяснить этого на основании природы? Ведь последовательное умножение и рождение людей, сохраняя иной порядок движения вперед, не мешает нам появление тех посчитать делом природы, но, с другой стороны, делом, превосходящим природу. Ибо здесь начало естественного человеческого устройства, следовательно, и [дело] Божественного Совета и силы. Что же дальше? Ты признаешь, что тогда Божество имело силу творить самые неимоверные [дела], и не вооружаешь порядок (чин) природы против Создателя, а теперь, как бы осудив за глубокую старость всемогущую и совершенную силу, ты объявляешь ее слишком слабой для этих [чудес]; хотя, получив научение в прежнем, ты должен был явиться обладающим несомненной верой и в более поздние события. Итак, тот, кто усомнится, не мог бы быть и евреем [по вере], даже если бы он был евреем [по крови], но один из греков-язычников по разуму и суждению.

VI. Как же ты не веришь и насмехаешься над тем, что ребенок родился от бесплодной, ты, который представляешь людей чадами истлевающей материи, ты, который измышляешь, будто зубы дракона были чревом для твоих предков, ты, который велишь камням стать людьми и составляешь родословную своих предков достойным тебя образом, возводя ее к имени муравьев! Мысля так, хотя это совершенный вздор и ни в чем нигде не имеет защитника: ни в благодати, ни в разуме, ни в природе, ни в чувстве, ни в чужом мнении, ни в своем собственном, ни в чем ином, кроме собственного бесстыдства и тупоумия, ты однако это чтишь и уважаешь. А то, что подтверждают противоположные мнения, принуждаемые самой истиной соглашаться относительно того, чему первыми свидетелями являются зрение и чувство и в чем уверяет, кроме уже сказанного, множество сходных примеров из прошлого, то ты пытаешься опорочить и оспорить? Я, со своей стороны, не имею в виду сказать, что нам придется говорить о наших [преданиях] в тех же высокопарных словах, в которых [язычники] проповедовали вещи самые нелепые; ни тем более, что свет следует просвещать тьмой или ложью подкреплять истину, или веру утверждать заблуждением; но что совершенно непозволительно было для них, настолько же ниспадших вниз, насколько наша вера превыше природы, восхищаться вещами, противными природе, которые никоим образом не могут быть вполне доказаны, и пытаться поколебать вводящим в заблуждение словом то, что значительно выше и слова, и природы, и похвалы, и то, что еще и теперь гробы мучеников, чудотворя, свидетельствуют, когда нужда того требует и Провидение устрояет.

VII. Посмотри и на следующее. Не господствуют ли над нашим естеством страсти, болезни, старость, юность, еще не пришедшая в меру зрелости, или какая-либо болезнь, препятст­ву­ющая деторождению. И странная вещь, лишь привычность события отучила нас удивляться, что юность, посредством которой человек становится отцом, сама до поры не позволяет ему отцом стать. Так что же? Если эти страсти побеждают природу (а то и какая-либо другая страсть, являющаяся изъяном природы), то благодать, создавшая природу, не будет ли способна ее исправить? Старость охлаждает и иссушает источники порождения, а Творец не согреет и не напоит ли достигшего старости? Действительно, легче ли природе перенести тот [конец], к которому она влечется [в старости], и то еще худшее положение, которое ее ожидает (ибо ее время еще не настало), чем Спасителю с легкостью восстановить ее по Своей воле в тех пределах, в которых Он от начала ее установил? Ты не веришь сказанному? И правильно делаешь. Ибо это совсем не схоже с великолепными превращениями эллинских басен, которые я тебе перечислю: хотя скорее это твоя задача подобрать их, чтобы иметь большую возможность в твоих поучительнейших рассказах превозноситься над нами.

VIII. Расскажи о тополях, сотворенных из людей, из глаз которых вытекает мифический янтарь, служащий для тебя богатым источником глупости. Перечисли лавры и пальмы, соловьев и ласточек, поющих [перед смертью] лебедей и зимородков, а также твоих человеколюбивых дельфинов. Воспой своих андрогинов Тиресиев, чтобы они разрешали спор богов, достойный распутства тех; [Тиресиев], которые, отмерив большее удовольствие богине, понесли наказание за откровенность. Хочешь ли, чтобы я сверх того упомянул путешествующих по морю быков, влекомых любовью к несчастной девушке, долгие отсутствия, многочисленные странствия, и удаленнейшие от Олимпа места пребывания? Я молчу об остальном ². Ведь вовсе не приличествует смешиваться аромату веры с нечистотами заблуждения или свету благочестия быть покрываемым глубоким мраком нечестия. Поэтому, прощаясь с этой пространной болтовней и вымыслами и сострадая безумию тех, кто увлечен подобными [приметами], хотя ненавидя [их] обман, направимся по начальному пути нашего слова.

IX. Итак, после того как издревле человечество было порабощено силой прародительских грехов, ныне рождение его дочери, предвозвещая [пришествие в мир] Искоренителя этих грехов, дает явные знаки избавления от тирании и освобождения от рабства. Поэтому и Адам с Евой, очистившись от древних скверн их прегрешения и отбросив мрачное уныние, свободным голосом и взором, радуясь, участвуют в хоре воспевающих торжество Девы, скорее даже возглавляют его. Ибо тем, через кого семя греха проросло во всем роде [человеческом] и внесло в него порчу, [теперь], когда оно искоренено, более всего приличествует идти впереди хора радости, отыскать и созвать своих потомков. И так как недуг прегрешения распространился от первоначально согрешивших на всех [людей], и так как все нуждаются в одинаковом лечении, и так как сегодня рождеством Девы полагается основание всемирного спасения, то надобно устроить общее, всенародное торжество и воздать в песнях общие благодарения, превышающие мир, ибо всемирное спасение требует премирной благодарности.

X. Воспошлем [же] благодарственные песни за то, что Адам возрождается и Ева обновляется, и клятва разрешается, и наша природа, совлекши мертвую кожаную личину греха, вновь принимает древнее достоинство владычней иконы. Воспоем благодарственные песни и составим всенародные хоры за то, что Дева, происходя из нерождающих чресел, освящает бесплодную утробу естества и прививает его неплодию плодородие добродетелей. Ибо, уделив Владыке и Промыслителю всего сущего потоки своей незапятнанной крови для увлажнения всего иссохшего праха, Она естественно воспринимает за это и благословение благоплодности. Лестница, возводящая на небеса, [ныне] утверждается, и земная природа, поднимаясь над свойственными ей пределами, поселяется в небесных жилищах. Владычний трон приготавливается на земле и [все] земное освящается; общаются с нами Небесные Воинства, а лукавый, тот, кто первый нас обольстил и явился первым устроителем козни против нас, видит свою силу сокрушенной, ибо погибли его уловки и планы. Кто будет в силах поведать о чудесах Божиих? Какие слова выразят силу того, что превыше слов? Какой ум не оцепенеет, простирая ниц свое разумение перед величием деяний?

XI. Движимый неизреченным изобилием человеколюбия, в начале Бог создал человека как творение Своих собственных рук и даровал ему носить образ Создателя, соединив благолепие во плоти с благородством духа. И насадил [Бог] на востоке сад, радостный и приятный, полный запахами неувядающих цветов с его лугов и изобилующий прекрасными и разнообразными плодами растений. И [были там] реки, текущие посреди его и чистым потоком орошающие лицо равнины, которые придавали всему месту необыкновенную красоту. В таком-то месте Создатель поселяет любимое творение Своей Державной руки, определив его владыкой всех (тварей) и обильно оделив всеми благами. После того Он сотворил ему неизреченным порождением из ребра помощницу, чтобы она почитала заимодавца, от которого она была взята, как главу — и взирала на него, памятуя о своем долге, а также чтобы через союз естества водворился в них союз единомыслия.

XII. Но даровав [человеку] вкушать все и господствовать над всем, что есть в раю, [Бог], так как надлежало [человеку], которому была вверена столь великая власть, быть воспитываемым некоей заповедью, дает ему закон, не трудный к исполнению, но и требующий осторожности. Этим законом определялись или наказания, или вознаграждения. Ибо, отделив от остальных произрастающих [в раю] некое дерево с прекрасными плодами, [Творец] дал заповедь, повелевающую не есть с него одного. Но лукавый зверь и отец зла, который по делам своим был назван диаволом, с завистью взирал на человека от самого сотворения. Использовав в качестве орудия другого зверя из числа пресмыкающихся, обратившись к женщине со словами соблазна и обольщения и излив многую хулу на Законодателя, он убеждает женщину, а через нее и супруга пренебречь заповедью и съесть то, что было повелено не есть. Они тотчас преступили предписание и лишились всех даров, в чем и была цель злоумышленника. Ведь в данном случае его замысел удался. С этого момента, пока грех распространялся от прародителей к потомкам, злоумышленник держал весь наш род порабощенным под свою власть.

XIII. А что же Творец и Промыслитель? Неужели Он до конца пренебрег Своим творением, страждущим, погружающимся в столь великое заблуждение и постоянно порабощенным страстями? Никоим образом. Разве мог Он потерпеть, чтобы тот, кого Он столь славно сотворил, был соблазнен и похищен? Поэтому Единица [Пресвятой] Троицы, сотворив совет, если так можно сказать, Сама с Собой (а так можно сказать о воссоздании, ибо о творении было сказано: Сотворим человека по образу Нашему и по подобию (Быт 1:26) относительно единого намерения в решении), распорядилась о воссоздании сокрушенного творения. Но так как род человеческий совершенно ожесточился и опустошился грехом, так что не мог быть возведен ни угрозами, ни карами, ни законом, ни пророками, — то [Пресвятая Троица] искала человека, имеющего ту же, что и мы, природу, в котором можно было бы увидеть непорушенное соблюдение закона, так чтобы человеческий род имел чему подражать, видя своего единородного  и единоплеменника, так живущего, и чтобы измыслитель козней против нас был лишен господства в законной победе и битве посредством тех средств, которыми он захватил власть над нами.

XIV. Стало быть, подобало Одному Лицу [Святой] Троицы стать человеком, дабы было явлено, что как творение, так и восстановление суть деяния [Святой Троицы]. Было также необходимо, чтобы Он как Сын совершал служение на земле и не умалил Своего Небесного достоинства, в котором Он Сын от века и Сущий, и прославляемый. Но невозможно было бы стать Одним из сыновей человеческих без воплощения. Воплощение же есть дорога к рождению, а рождение есть результат чревоношения, которое требует наличия матери, требует естественно, и чтобы приготовление Ее было заблаговременно осуществлено. Нужно было, чтобы Мать была приготовлена Создателю доле для восстановления сокрушенного [человечества] и чтобы Она была Девой, дабы, как первый человек был сотворен из девственной земли, так и воссоздание было осуществлено  через девственную утробу, и чтобы ни о каком сопутствующем наслаждении, даже и законном, нельзя было и помыслить при рождении Творца; ведь пленником наслаждения был тот, ради освобождения которого Владыка воспринял рождение.

XV. Но кто же была достойна явиться служительницей Таинства? Кто была достойна стать Матерью Бога и предоставить плоть Изобилующему во всем? Итак, кто же была достойна? Ясно, это была Та, Которая сегодня необычайным образом прозябла от Иоакима и Анны, бесплодного корня, Та, Чье рождество мы светло празднуем и Чье рождение предваряет чудо величайшего Таинства — имею в виду Рождество по плоти [Бога] Слова, — Та, в Чью честь совершается это всенародное и божественное Торжество. Надлежало, воистину надлежало, чтобы Та, Которая от самых пелен сохранила — не только на словах — чистое тело, чистую душу, чистые помышления, была предопределена стать Матерью Создателя. Надлежало, чтобы Та, Которая с младенчества была приставлена к Храму, вступила в недоступные [ни для кого] места [святилища], явилась одушевленным храмом Вдохнувшего в Нее жизнь. Надлежало, чтобы Та, Которая необычайным образом родилась из нерождающих чресел и сняла порицание с родителей, упразднила также и отступление прародителей; ведь Она, будучи потомком, оказалась способна послужить исправлению прародительского падения, родив Спасителя рода [человеческого] и дав Ему тело. Надлежало, чтобы Та, Которая великолепно украсила красотою Свой образ, оказалась избранной Невестой, подобающей Небесному Жениху. Надлежало, чтобы Та, Которая на стезях добродетели уподобила Себя звездному небу, признавалась всеми верующими как дающая восход Солнцу правды; надлежало, чтобы Та, Которая раз навсегда окрасила Себя пурпуром девственных кровей, послужила багряницей Всецаря.

XVI. О чудо! Того, Кого не вмещает все творение, без утеснения носит девическое чрево. Того, на Кого не дерзают взирать херувимы, Дева держит на Своих руках. Из пустой и бесплодной утробы происходит святая гора, от которой отторгнут был не руками камень (ср. Дан 2:45) краеугольный, драгоценный (Ис 28:16), — Христос Бог наш, сокрушивший уделы демонов и царства ада вместе с его господством. На земле куется одушевленная и небесная печь, в которой Создатель, испекши на божественном огне начатки плодов и попалив сбор плевелов, делает Самому Себе хлеб из чистого теста.

XVII. Но что может высказать, что испытать плывущий по пучине даров [Святой] Девы? Он и боится и радуется, и пребывает спокойным и ликует, и замолкает и восклицает, и умаляется и воспаряет, то влекомый страхом, то любовью. Предавшись ныне более любви, нежели страху, я охотно — как вы хорошо знаете — обратился бы к вам, растекаясь обильным, пусть даже и бесплодным, потоком слова, которому чудеса Девы дают возможность разливаться озерами и прибывать приливами, особенно когда я вижу, что вы охотно слушаете, устремляя и посвящая весь ваш ум прославлению Приснодевы (если в чем-либо я оказался посвященным в Таинства Девы). Но однако время призывает меня к другому, к воздаянию другой чести Деве, я имею в виду к принесению таинственной и бескровной жертвы (ведь служит к чести Матери воспоминание о добровольных страданиях Сына), которая привлекает наше внимание и священнодействие которой самое время начать.

XVIII. Но Ты, Дева и Матерь Слова, мое умилостивление и прибежище, необычайно от бесплодной произращенная, и еще более необычайно колос жизни нам принесшая, перед Сыном Твоим и Богом нашим ходатайствующая и посредничающая, Твоих песнословцев от всякой нечистоты и всякой скверны очистившая, яви их достойными небесного чертога, дабы, осия­емые в вечности тройственным светом Пресущественной Троицы, они насладились сверхъестественными и несказанными созерцаниями во Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Перевод с греческого

священника Максима Козлова