Одной замечательной особенностью Евангелий является то, что Евангелисты передают нам не только слова Спасителя, но и реакцию на них окружающих людей, Его слушателей. И реакция эта, как мы видим, весьма противоречивая. Одни приходили в восторг, испытывали воодушевление, благодарили Бога, восхищались чудесами, а другие говорили: Он богохульствует, в Нем бес, Он вне себя. Одни радуются, а другие выражают свое возмущение, гнев, недовольство. И что удивительно: эта негативная реакция исходит от людей авторитетных, ответственных, привыкших взвешивать каждое свое слово, от людей самых серьезных и самых почтенных, от ученых, посвятивших всю свою жизнь исследованию Писания — фарисеев и книжников.
Действительно, в словах Господа было нечто такое, что возмущало и шокировало ревнителей благочестия, подрывало, как им казалось, основы их вековой праведности. И, быть может, самым ошеломляющим, самым непостижимым из всех заявлений Спасителя было то, что Бог любит грешников. Вот это никак не укладывалось в голове благочестивого иудея: Бог любит грешников; Он приходит не ради праведника, а ради грешника. Он приходит, чтобы найти и спасти грешника, и даже девяносто девять праведников — вся эта гора праведности — ничто в сравнении с одним кающимся грешником. Не о нем, достойном всех похвал праведнике, но о кающемся грешнике радуются ангелы. Не о нем, а о грешнике бывает радость велия на небесах. А они, набожные и благочестивые, придирчиво педантичные в исполнении всех, и больших и малых предписаний, именуются то змеиным отродьем, то гробами, то сынами лжи. Конечно, все это в глазах фарисеев было полным безумием, равно как если бы кто-то назвал белое черным, а черное белым. Но видно, Господь иначе судил о праведности и о том, кто есть праведник и кто грешник…
Когда мы читаем Ветхий Завет, нас увлекает живое религиозное чувство, которое раскрывается на страницах этой книги, и конечно, в первую очередь в Псалтири. И наверно одним из лучших, самым замечательным и самым любимым псалмом является пятидесятый: Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое (Пс 50:3). На вершине всей ветхозаветной гимнографии стоит гимн-покаяние. Человек, царь Давид плачет о своем грехе, и весь псалом как бы сплетен из молитвенно-покаянных призываний: помилуй, очисти, омой, окропи, сотвори во мне чистое сердце и укрепи меня Твоим Духом, я грешник, я родился во грехах, как же мне оправдаться перед Тобой…
Нельзя сказать, что фарисеи не уделяли внимания проблеме греха; напротив, она была исследована ими со всей тщательностью и скрупулезностью. Но при этом живое религиозное чувство было подменено сложной и в целом формальной казуистикой. Что такое грех? Это нарушение заповеди. Следовательно, надо произвести строжайший учет всех заповедей. Сосчитали все заповеди Торы, их оказалось 613. Они подразделяются на предписывающие и запрещающие. Грехи делятся на вольные и невольные, незначительные, тяжелые и смертные. Главное — не делать последних, потому что прочие могут быть компенсированы заслугами. Идея заслуг — это еще одно проявление фарисейской казуистики. Из чего складываются эти заслуги? Это, во-первых, заслуги отцов, то есть древних праведников, чьи заслуги переходят на потомков уже в силу принадлежности к их роду. “Мы из рода Авраама, мы дети Авраама”, — так говорили иудеи, выставляя на вид свое самое большое оправдание. Обличая это заблуждение, Иоанн Предтеча взывал к ним: Кто внушил вам [что вы сможете] бежать от будущего гнева <…> и не думайте говорить в себе: “отец у нас Авраам” (Мф 3:7–9; ср. Лк 3:7–8). За заслугами отцов шли далее заслуги за исполнение заповедей. Копилка заслуг пополнялась соблюдением постов, чтением молитв, омовениями и самым тщательным отчислением десятины — как вы помните, фарисеи отчисляли ее даже с пряностей. Эти заслуги наподобие капитала хранятся на небесах, и важно, чтобы в последний день, в день Страшного суда чаша заслуг перевесила чашу греха. А то, что именно так произойдет с ним, — в этом, конечно, не сомневался ни один фарисей.
И в сегодняшнем Евангельском чтении мы видим, как фарисей уверенно заходит в храм, становится на своем месте и начинает молиться, но вся его молитва — это по сути ничто иное, как перечисление заслуг: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди <…> пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю (Лк 18:11–12). Но как мало эта молитва похожа на древний псалом, на покаянную молитву Давида. Да это и не молитва вовсе, это какой-то отчет о своих добродетелях, перечень благодеяний. Здесь нет даже и нотки покаяния. И это понятно: ведь каяться не в чем, потому что все отношения с Богом уже давно выяснены, все счеты сведены и по этим счетам получается так, что он — фарисей — достоин самой блаженной, самой лучшей доли и здесь, и в мире грядущем. Остается лишь одно… убедить в этом окружающих людей. И вот появляются молитвословия на перекрестках, расширение воскрылий одежды, председательские места и т. п. Так молитва и пост и все прочие добродетели, лишенные личного, живого общения с Богом, без покаяния, без смирения оборачиваются сплошным лицемерием.
Лицемер воздевает руки, но не достигает Святого. Лицемер поднимает глаза, но не зрит Всевышнего. Лицемер восхваляет Творца всякой плоти и благодарит Его за то, что он не подобен прочим людям. Лицемер постится и помрачает лицо свое, он воздерживается от хлеба, но пост не приближает его к Богу, потому что, заключая чрево для пищи, он открывает сердце для похвалы. Лицемер отчисляет десятину даже с мяты, тмина и аниса, но, отцеживая комара, то есть приношение с грядки, он не замечает, что проглатывает верблюда — самодовольство и небрежение ближними. А кто эти ближние? Все они воры, обидчики, прелюбодеи, и он благодарит Бога за то, что он не такой, как прочие. Да, лицемер, ты действительно не подобен прочим: ведь все они могут покаяться в своих грехах, а как покаяться тебе в твоей “добродетели”? Лицемер берет ключи от Царства, но и сам не входит в него, и другим не дает.
И кому уж действительно совершенно невозможно спастись, перед кем железная казуистика иудейских законоведов наглухо затворила дверь покаяния — так это мытарь. Осуществляя сбор податей в римскую казну, мытари (то есть сборщики податей) имели прекрасную возможность обогатиться за счет налогоплательщиков и вероятно нередко превышали свои полномочия, против чего выступал Иоанн Предтеча: ничего не требуйте более определенного вам (Лк 3:13) — обращается он к пришедшим к нему мытарям. Чтобы покаяться и восстановить справедливость, мытарь должен был восполнить весь нанесенный ущерб. Помните, как восклицает познавший Христа Закхей: если кого чем обидел, воздам вчетверо (Лк 19:8). А как ты это сделаешь, — мог бы возразить ему законовед-фарисей, — разве способен ты припомнить всех тех, кто пострадал от тебя? А если и припомнишь, то как отыскать их? А как вернуть долг тем, кого уже нет, тем, кто уже умер? Вот и оказывается, что грехи мытаря не могут быть искуплены, и строгая юридическая казуистика фарисеев не оставляет им даже малой лазейки для спасения. Вы скажете, что у мытаря остаются еще заслуги отцов, но ему — предателю и прихлебаю римской администрации, вошедшему в контакт с язычниками — фарисеи отказывали и в этом. На что же остается надеяться мытарю? Только на Бога; только на Бога, Который изрек: Мои мысли — не ваши мысли, ни ваши пути — пути Мои (Ис 55:8). На Бога, о Котором Давид возвещает, что милости Господней полна земля (Пс 32:5). Милость Его до небес (Пс 35:6). Милость Его вовек (Пс 137:8). И мытарь по множеству милости Божией входит в дом Его и, стоя при входе и не смея поднять глаз, бьет себя в грудь и молится: Боже! будь милостив ко мне грешнику! (Лк 18:13).
И кто же из этих двух ближе к Царствию Божию — фарисей или мытарь? Тот, кто соблюдал Закон, или тот, кто творил беззаконие? Тот, кто постился и жертвовал на храм, или тот, кто обирал вдовиц и сирот? Тот, кто склонился над Писанием, или тот, кто корпел над долговыми расписками? Тот, кто омывался и соблюдал ритуальную чистоту, или тот, кто осквернялся общением с язычниками? Патриот или предатель? Фарисей, который превозносился своей праведностью, или мытарь, который бил себя в грудь и смиренно просил о помиловании? Всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится (Лк 18:14) — заключает Господь и, обращаясь к Своим ученикам, говорит, что мытарь пошел оправданным в дом свой более, нежели тот, то есть нежели фарисей (Лк 18:14). Ибо фарисей своею “праведностью” удалился от Бога, а мытарь от безысходной греховности приблизился к Нему и с сердечным покаянием просил о помиловании.
Помилуй, очисти, омой, окропи,
Сотвори во мне сердце, сотки из росы
Благодати твоей и надмирной красы
Дуновения Духа. Во мне сотвори
Сердце чистое, Боже — венец чистоты.
Духом правым Твоей нерушимой любви
Сотвори во мне сердце. Тогда воспою
Паче пения слаще Твою высоту,
От которой, молюсь я, подай мне росу
Благодати Твоей. И мою нищету,
И мой грех, и позор, и безумье мое
Удали, отдали, отведи далеко.
Пусть не знает их день.
Пусть не помнит их ночь.
Пусть покроет их тьма.
Пусть их вихрь несет прочь.
Пусть не станут они одесную меня.
Между мною и ними пусть встанет стена,
Пусть на голову их обратится стрела,
Что нацелена в сердце мое. Пусть она,
Отраженная светом Твоей чистоты,
Пронзит голову тьмы. Ты мой Бог, только Ты
Можешь сердце во мне обновить. Как молить —
Научи, — как взывать, как кричать, как вопить,
Как мне милость Твою с высоты приклонить?
Ты мой Бог, только Ты, как мне быть…
В беззаконьи зачат — Сам ущедри меня!
Во грехах я рожден — убели до бела!
Сам помилуй, очисти, омой, окропи,
Сам явись в моем сердце, и Сам в нем яви
Свет любви.