Перед нами классический, яркий «вундеркинд», необыкновенная цепкость ума проявилась в нём пугающе рано. Не столь важно, где и чему он учился официально – в Благородном пансионе, а потом и в Московском университете. Ему легко давались и иностранные языки, и философия, и математика.
Поэт, музыкант, политик, воин – во всех своих воплощениях он проявился ярко. К пятнадцати годам его можно было смело считать человеком с университетским образованием. Быть может, ранняя учёность определила и суть самого известного грибоедовского творения – «Горе от ума».
Ему нелегко было отделаться от ощущения собственного превосходства над всеми. Нелегко было адаптироваться и на службе, и в пёстром мире искусства. Александр Сергеевич бывал неуживчивым и резким.
Он участвовал в войне 1812 года – а потом всё мечтал написать об этих героических событиях трагедию. Весной 1816-го оставил военную службу, не достигнув высоких чинов. А в 1817-м началась его блистательная дипломатическая карьера.
16 июля 1818 года граф Нессельроде письменно известил главнокомандующего Кавказской армией генерала Ермолова, что «Поверенным в делах Персии назначается чиновник Мазарович, секретарем при нем Грибоедов, канцелярским служащим Амбургер». Нессельреде любил краткость – но с этого беглого упоминания началась кавказская глава в жизни нашего героя.
В то время Грибоедов разрывался между творчеством и службой, подчас грезил «уволиться от дипломатической службы и отозваться из печальной страны, где вместо того, чтобы чему-нибудь научиться, забываешь и то, что знаешь».
Александр Сергеевич Грибоедов. Акварельный портрет работы Петра Андреевича Каратыгина (1805—1879)
Но генерал Ермолов – мудрейший из мудрых – проникся глубоким уважением к молодому таланту, именно он – в то время – могущественный полководец – вызволил Грибоедова из Персии, сделав своим секретарем «по иностранной части». Любя Грибоедова как сына, по свидетельству Дениса Давыдова, он старался не загружать его повседневной работой. Грузия – не Персия, здесь Грибоедову вольно дышалось и вволю писалось.
Набиравший силу дипломат не забывал о делах литературных. Попытки создать эпическую драму, трагедию шекспировского размаха остались в эскизах. Служба отвлекала Грибоедова от творчества, а мания совершенства мешала работать быстро.
«Горе от ума» – единственное крупное законченное произведение Грибоедова. Язвительную комедию удалось полностью опубликовать в официальной печати через несколько десятилетий после смерти Грибоедова. Но к тому времени она изменила лицо русской литературы, повлияла на лучших наших писателей, вызвала споры… Десятки остроумных реплик вошли в русскую речь, стали крылатыми.
Ещё Пушкин заметил: «Половина стихов должна войти в пословицы». Так и случилось. По Чацкому, Фамусову и Молчалину судили о социальных типах.
Комедия Грибоедова совершенна. Более отточенной стихотворной пьесы у нас нет. Комедия считалась нестерпимо вольнодумной, хотя Грибоедов явно выступал с патриотических позиций. Сарказма он не пожалел ни для Фамусова, ни для Скалозуба.
Первую попытку поставить «Горе от ума» на сцене пресёк столичный генерал-губернатор Милорадович. Но в 1830-х комедия увидела сцену в обеих столицах. Это загадочное произведение, разгадывать его будут веками – и с пользой. Сатирическая комедия и психологическая драма в одном клубке, как усмешка и страдание.
Комедия быстро обрела поклонников, среди которых в первую очередь нужно назвать Ивана Андреевича Крылова, Фаддея Венедиктовича Булгарина, трагика Каратыгина, актрису Колосову, друзей-литераторов Жандра, Греча, Хмельницкого. Они поддержали Грибоедова, не оставили его непонятым.
В 1824 году он решился передать рукопись «Горя» для переписи своему другу и соавтору (они написали совместно, вернее, перевели с французского, комедию «Притворная неверность»), Андрею Андреевичу Жандру, правителю канцелярии Военно-счетной экспедиции, близкому к тайным обществам…
Декабрь 1825-го – ещё одна веха в судьбе. В показания декабриста С.Трубецкого мелькнула фамилия Грибоедова – и он оказался под следствием. И тут под своё крыло взял молодого сотрудника А.П.Ермолов.
Генерал благожелательно подготовил Грибоедова к аресту, уничтожил все его бумаги, чтобы они не попали в руки следственных органов и написал в Петербург: «Имею честь препроводить к Вашему превосходительству г-на Грибоедова. Он был арестован таким образом, что не имел возможности уничтожить находившиеся при нем документы. Но при нем не оказалось ничего такого, кроме немногих, которые Вам пересылаю».
Под следствием он находился до 2 июня 1826 года, стойко отрицал своё участие в заговоре и в конце концов доказал непричастность к мятежу.
Из-под ареста его освободили с «очистительным аттестатом» – и дипломат снова направился в Тифлис. Заменивший Ермолова генерал Иван Фёдорович Паскевич также высоко оценивал способности Грибоедова и, если подчас журил его за безрассудную храбрость, то уважения при этом не скрывал. Во время переговоров с персами Паскевич вполне полагался на дипломатическую предусмотрительность Грибоедова и открыто восхищался им.
Первостепенным политическим бенефисом Грибоедова стал Туркманчайский мирный договор, который знаменовал победу над Персией, закреплял территориальные приобретения Российской империи, гегемонию России на Каспийском море и в восточной торговле.
Современники не оспаривали главную роль Грибоедова в разработке и подписании этого прорывного документа. Генерал Паскевич предоставил именно Грибоедову честь «поднести договор» императору. Николай Павлович пожаловал ему чин статского советника, орден Святой Анны, алмазами украшенный, и четыре тысячи червонцев. Грибоедов принимал восторженные улыбки, но опасался придворной рутины, держался независимо.
В Тифлисе его встречали с ещё большей пышностью, даже величали Грибоедовым-Персидским. Паскевич дал в честь него салют, как это было сделано и в Петербурге, когда все пушки Петропавловской крепости дали одновременно 201 залп. Что ж, ведь это именно он, Грибоедов, привез Николаю I долгожданный и победный Туркманчайский договор.
Неудивительно, что в Персии Туркманчайский договор воспринимали как национальную катастрофу. Россия вступила в войну с Турцией – и персы надеялись уклониться от исполнения договора, воспользовавшись запутанной международной ситуацией.
Базарные ораторы разжигали в народе фанатическую ярость, замешанную на псевдорелигиозных дрожжах. А Грибоедов как раз должен был потребовать у иранцев очередную часть контрибуции… Он пытался сгладить противоречие, призывал Петербург принять вместо денег шёлк или драгоценности. Но вердикт императора был строг: договор следует выполнять чётко.
Русское посольство располагалось не в столице Персии, а в Тавризе, в Тегеране в начале 1829 года Грибоедов пребывал временно – чтобы представиться шаху.
Конечно, опытный политик чувствовал нерв сложившегося положения. Жену он просил на время оставить Тевриз, вернуться в Грузию – и такое путешествие удалось устроить. Грибоедов писал жене ежедневно. «Грустно без тебя, как нельзя больше. Теперь я истинно чувствую, что значит любить…» – это последнее послание мужа, которое она прочитала.
Муджтехиды убеждали разгорячённый народ, что Грибоедов – виновник введения новых налогов, безбожник, завоеватель… Ненависть не знала пределов, муджтехиды вызвали дух фанатизма.
Ещё Грибоедова обвиняли в укрывательстве армян. Он действительно скрывал нескольких армян на территории посольства, чтобы переправить их в Россию. Но действовал в соответствии с Туркманчайским договором! Это горячие персы готовы были отказаться от своих обязательств.
За этими яростными выступлениями стоял Аллаяр-хан, опальный министр – политик авантюристического склада, пытавшийся вернуть утраченное влияние. Для шаха эти волнения были неприятной неожиданностью, капканом, из которого он пытался выпутаться. Шах старался избежать новой войны с Россией, а вёл именно к войне.
30 января 1829 года духовные власти объявили русским священную войну. Толпа, собравшаяся у мечети, направилась к дому русской миссии. Начался кровавый погром. В тот день в Тегеране был уничтожен весь состав посольства, уцелел только старший секретарь Мальцов, человек необычайно осторожный. Он предлагал спасение и Грибоедову, нужно было только спрятаться, уйти в подземные ходы… «Русский дворянин в прятки не играет», – таков был ответ. Гибель он встретил гордо и смело.
За гибель Грибоедова и всей русской миссии шах принёс императору Николаю официальные извинения, к которым присоединил уникальный алмаз.
Император счёл резонным проявить сговорчивость, он принял дар и отсрочил на пять лет выплату той самой контрибуции. В трудные дни Русско-турецкой войны Николай не желал портить отношения с персами. Он закрыл глаза и на мнение Паскевича, который говорил о роковом британском влиянии на персидскую толпу.
Вышло, что погромщики и провокаторы добились своего…
«Алмаз, по мнению персов, должен был искупить страшную вину убийц русского министра Грибоедова. Камень пополнил царскую коллекцию, им любовались придворные, а иноземные послы просили высочайшего разрешения взглянуть на такую редкость. Но в каких каратах можно выразить урон, нанесенный России зверским убийством одного из величайших ее творцов?..» – говорится в одной из биографий Грибоедова.
Памятник Грибоедову в Москве на Чистопрудном бульваре
Он любил гору Мтацминда, возвышающуюся над Тифлисом. Там, в монастыре Святого Давида, и завещал похоронить себя. Литургию совершил экзарх Грузии Моисей.
Нина Александровна Чавчавадзе-Грибоедова создала одну из самых запоминающихся эпитафий на свете:
«Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?».
При известии о гибели Александра Сергеевича она тяжело заболела. Случились преждевременные роды, смерть ребёнка. Траур по любимому мужу Нина Александровна носила всю жизнь искренне и безутешно.
Там, в тёмном гроте – мавзолей,
И – скромный дар вдовы –
Лампадка светит в полутьме,
Чтоб прочитали вы
Ту надпись и чтоб вам она
Напомнила сама –
Два горя: горе от любви
И горе от ума. –
писал про Нину, про «Чёрную розу Тифлиса», Яков Полонский.
Почтительная память о Грибоедове объединяет русских, грузин и армян. Кавказские христианские народы благодарны ему как своему защитнику. Он подолгу бывал в Тбилиси, даже создал записку «О лучших способах вновь построить Тифлис». Ходатайствовал об открытии газеты «Тифлисские ведомости» и учебных заведений.
Несколько раз бывал Грибоедов и в Армении. В составе армии генерала Паскевича, он участвовал в освобождении Эривани, Сардарапата, Нахичевани и был награждён медалью «За взятие Эривани».
Сегодня про Грибоедова вспоминают редко и невдумчиво, хотя из школьной программы «Горе от ума», кажется, не вычеркнули. Его образ, его идеи не сочетаются с установками нашей современности.
«Чем просвещеннее человек, тем полезнее он Отечеству», – говорил Грибоедов. И по мере сил следовал этой программе. Общество, которое у нас складывается с осени 1991 года, можно упрекнуть за многое, но не за излишнюю тягу к просвещению. Чего нет, того нет. Повсюду – не только в России – побеждает контрпросвещение, как будто от обилия мы разучились думать и чувствовать.
Трудно вообразить Грибоедова в современном мире. А вот его убийцы как будто сошли с первых полос сегодняшних или завтрашних газет – живёхоньки. Здесь речь, конечно, вовсе не только об исламских радикалах. Повсюду в ходу большие провокации и безответственная манипуляция худшими инстинктами. Все «хороши».
Варвары с айфонами «блаженствуют на свете». И перечитывать биографию статского советника и блистательного поэта Александра Грибоедова сегодня тяжело.