Как-то на улице меня остановил пожилой мужчина. Я думала, ему нужна помощь. А он, может, пошутить хотел. Сказал:
— Вы похожи на нашего русского писателя Гоголя. Он ваш родственник?
— Да, — ответила ему.
И я действительно ощущаю себя его родственницей. Прежде всего — мы в одной Церкви, а здесь все братья и сёстры, соединены Кровью Христовой. К тому же он задавал себе в жизни такие же вопросы, которые мне тоже близки. Ошибался, путался, но всегда искал Истину. С большой буквы.
«Много, много в это трудное время совершилось в душе моей, — писал Гоголь осенью 1845 года, — и да будет вовеки благословенна воля Пославшего мне скорби и всё то, что мы обыкновенно приемлем за горькие неприятности и несчастья. Без них не воспиталась бы душа моя, как следует, для труда моего; мертво и холодно было бы всё то, что должно быть живо, как сама жизнь, прекрасно и верно, как сама правда».
Взлёт
Николай Васильевич Гоголь родился 20 марта 1809 года по старому стилю в местечке Великие Сорочинцы Полтавского уезда. До него в семье уже появилось двое детей, — и оба умерли. Мать писателя дала обет перед образом Николая Чудотворца: если родится мальчик, назовёт его именем этого святого.
Видно, по молитвам святителя, ребёнок был особенно восприимчив к вере. Когда поступал в Нежинскую гимназию, только один предмет сдал хорошо — Закон Божий.
Гоголь довольно быстро завоевал признание. Его «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Миргород» (а здесь был и «Тарас Бульба»), «Петербургские повести» читала вся Россия. Его пьесы шли на лучших сценах, в том числе на сценах императорских театров. «Мёртвые души» Гоголя произвели буквально ошеломляющее впечатление на читающую публику. Он прочно стал писателем номер один в России. Критики и поклонники ждали продолжения поэмы. Да и автор считал её главным делом своей жизни.
Но как могла продолжиться книга? Кое-кто из читателей надеялся, что во втором томе будет острая сатира, «смех сквозь невидимые миру слёзы». А Гоголь решил иначе. Он хотел, чтобы души его героев ожили, узнали Христа, возродились — через покаяние. И начинает готовить публику к такому повороту.
Николай Васильевич пишет книгу «Выбранные места из переписки с друзьями». Его главная мысль проста: Россия имеет бесценное богатство — Православие. Научиться бы жить им.
30 июля 1846 года Гоголь сообщает своему другу Петру Александровичу Плетнёву: «Все свои дела в сторону и займись печатаньем этой книги… Она нужна, слишком нужна всем… эта книга разойдётся более, чем все мои прежние сочинения, потому что это до сих пор моя единственная дельная книга…»
Ещё одно письмо Плетнёву — 20 октября: «Ради Бога, употреби все силы и меры к скорейшему отпечатанью книги. Это нужно, нужно и для меня, и для других; словом, нужно для общего дела. Мне говорит это моё сердце и необыкновенная милость Божия, давшая мне силы потрудиться тогда, когда я не смел уже и думать о том, не смел и ожидать потребной для того свежести душевной.
И всё мне далось вдруг на то время: вдруг остановились самые тяжкие недуги, вдруг отклонились все помешательства в работе, и продолжалось это всё до тех пор, покуда не кончилась последняя строка. Это просто милость Божия, и мне будет грех тяжкий, если стану жаловаться на возвращение трудных, болезненных припадков.
Друг мой, я действовал твёрдо во имя Бога, когда составлял мою книгу; во славу Его святого имени взял перо; а потому и расступились передо мною все преграды и всё, останавливающее бессильного человека».
Свершилось
В январе 1847 года Плетнёв пишет Гоголю: «Вчера совершено великое дело: книга твоих писем пущена в свет. Но это дело совершит влияние своё только над избранными; прочие не найдут себе пищи в книге твоей. А она, по моему убеждению, есть начало собственно русской литературы. Всё, до сих пор бывшее, мне представляется как ученический опыт на темы, выбранные из хрестоматии. Ты первый со дна почерпнул мысли и бесстрашно вынес их на свет. Обнимаю тебя, друг. Будь непреклонен и последователен. Что бы ни говорили другие, иди своей дорогою…»
Гоголь начинает получать отклики на новую книгу. Александра Осиповна Смирнова, супруга калужского губернатора: «Книга Ваша вышла под Новый год. И Вас поздравляю с таким вступлением, и Россию, которую Вы подарили этим сокровищем. Странно! Но Вы, всё то, что Вы писали доселе, Ваши „Мёртвые души“ даже, — всё побледнело как-то в моих глазах при прочтении Вашего последнего томика. У меня просветлело на душе за Вас».
Крупный помещик и писатель Сергей Тимофеевич Аксаков: «Друг мой!.. Вы грубо и жалко ошиблись. Вы совершенно сбились, запутались, противоречите сами себе беспрестанно и, думая служить небу и человечеству, оскорбляете и Бога, и человека».
Буря
Читающее общество разделилось. Многие, считавшие Гоголя «своим», пришли в негодование. Но самые «уничтожающие» слова адресовал писателю критик Белинский. Вот цитаты из письма Виссариона Григорьевича к Гоголю:
«Проповедник кнута, апостол невежества, поборник обскурантизма и мракобесия, панегирист татарских нравов — что Вы делаете! Взгляните себе под ноги — ведь Вы стоите над бездною… Что Вы подобное учение опираете на православную церковь, это я ещё понимаю: она всегда была опорою кнута и угодницею деспотизма; но Христа-то зачем Вы примешали тут? Что Вы нашли общего между Ним и какою-нибудь, а тем более, православною церковью? Он первый возвестил людям учение свободы, равенства и братства и мученичеством запечатлел, утвердил истину Своего учения. И оно только до тех пор и было спасением людей, пока не организовалось в церковь…»
Тут, как ни странно, демократ Белинский проявил себя как «правоверный иудей» времён Христа. Именно иудеи ждали, что Господь освободит их от римского владычества. Но Христос говорил об ином: «…создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её» (Мф. 16:18).
Белинский громил Гоголя: «…русский человек произносит имя Божие, почёсывая себе зад. Он говорит об образе (иконе. — Примеч. Н. Г.): „Годится — молиться, а не годится — горшки покрывать“. Приглядитесь попристальнее, и вы увидите, что это по натуре глубоко атеистический народ».
Призывал: «Если Вы любите Россию, порадуйтесь со мною, порадуйтесь падению вашей книги!..»
Пророчествовал: «…книга не будет иметь успеха, и о ней скоро забудут». «Пусть Вы или само время докажет мне, что я заблуждался в моих об Вас заключениях. Я… не раскаюсь в том, что сказал Вам».
И даже требовал: «…Вам должно с искренним смирением отречься от последней Вашей книги и тяжкий грех её издания в свет искупить новыми творениями, которые бы напомнили Ваши прежние».
Получив это послание, Гоголь не на шутку рассердился. В порыве гнева он начал писать Белинскому такой же «обличительный» памфлет, повторял его слова: «Вы стоите над бездною!»
Но всё-таки Николай Васильевич был христианином. Покровительство Николая Угодника помогало ему всегда. И Гоголь ответил Белинскому: «Желаю Вам от всего сердца спокойствия душевного, первейшего блага, без которого нельзя действовать и поступать разумно ни на каком поприще».
Последствия
Появление книги моей разразилось точно в виде какой-то оплеухи: оплеуха публике, оплеуха друзьям моим и, наконец, ещё сильнейшая оплеуха мне самому, — делился Гоголь с Василием Андреевичем Жуковским. — После неё я очнулся, точно после какого-то сна, чувствуя, как провинившийся школьник, что напроказил больше того, чем имел намерение. Я размахнулся в моей книге таким Хлестаковым, что не имею духу заглянуть в неё. Но тем не менее книга эта отныне будет лежать всегда на столе моем, как верное зеркало, в которое мне следует глядеться для того, чтобы видеть всё своё неряшество и меньше грешить вперёд…»
Гоголя не покидает его природный юмор. Он не теряет спокойствия, присутствия духа. Но вот что сообщает Аксакову 10 июня 1847 года: «Знаю только, что сердце моё разбито и деятельность моя отнялась. Можно вести брань с самыми ожесточёнными врагами, но храни Бог всякого от этой страшной битвы с друзьями! Тут всё изнеможет, что ни есть в тебе. Друг мой, я изнемог…»
Через некоторое время Николай Васильевич выполняет своё давнее желание и отправляется на Святую землю. В его письме Жуковскому есть такие слова: «Моё путешествие в Палестину точно было совершено мною затем, чтобы узнать лично и как бы узреть собственными глазами, как велика чёрствость моего сердца. Друг, велика эта чёрствость! Я удостоился провести ночь у Гроба Спасителя, я удостоился приобщиться от Святых Тайн, стоявших на самом Гробе вместо алтаря, — и при всём том я не стал лучшим, тогда как всё земное должно бы во мне сгореть и остаться одно небесное».
И всё-таки Гоголь изменился после этой поездки. Об этом писала княжна Варвара Николаевна Репнина: «Лицо его носило отпечаток перемены, которая воспоследовала в душе его. Прежде ему ясны были люди; но он был закрыт для них, и одна ирония показывалась наружу. Она колола их острым его носом, жгла его выразительными глазами; его боялись. Теперь он сделался ясным для других; он добр, он мягок, он братски сочувствует людям, он так доступен, он снисходителен, он дышит христианством».
Во все времена
Время всё расставило по местам. Книга действительно совершила переворот. Она заговорила о духовном поиске человека на земле, об очень непростой, запутанной, больной — и всё-таки такой прекрасной нашей жизни.
Священномученик Иоанн Восторгов сказал о Николае Васильевиче: «Это был писатель и человек, который правду свою и правду жизни и миропонимания проверял только правдой Христовой».
«Выбранные места» Гоголя уже в XIX веке помогали людям разбираться, где — правда, где — ложь.
Это, оказывается, нужно во все времена. Благодаря этой книге искренне обратился к вере, стал оптинским иеромонахом отец Климент (Зедергольм). А в XX веке через «Выбранные места» приходили к вере тысячи людей. Гоголь стал для них, как и для меня, ближайшим родственником.