Колумнист портала «Правмир», клирик Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата протоиерей Игорь Прекуп комментирует решение Синода Православной Церкви Молдовы об ограничении права священнослужителей представлять в СМИ официальную точку зрения Церкви, вызвавшее дискуссию в ортосегменте рунета.
Протоиерей Игорь Прекуп
На просторах православного рунета началась дискуссия по поводу решения Синода Православной Церкви Молдовы об ограничении права священнослужителей представлять в СМИ официальную точку зрения Церкви. Да, именно так: официальную.
Между тем, обсуждение идет в таком ключе, как если бы Синод ПЦМ запретил священнослужителям «без предварительного согласования и архиерейского благословения» вообще какое бы то ни было общение с прессой, независимо по каким вопросам и с какой позиции. Однако такое понимание возможно только если ограничиться прочтением заголовков заметок об этом постановлении.
Например, портал ПРАВОСЛАВИЕ.BY опубликовал материал под названием «Синод Православной Церкви Молдовы запретил священникам выступать с публичными заявлениями» со ссылкой на статью «Amin cu preoţii vorbăreţi! Slujitorii Domnului n-au voie să facă declaraţii fără acordul Mitropoliei» (Аминь говорливым священникам! Служителям Господа не дозволено делать заявления без согласия Митрополии), опубликованную на Publika.md.
При этом упускается из внимания, что обсуждаемое синодальное решение следует рассматривать в контекстах, во-первых, своего названия: «О публичном представлении официальной точки зрения Православной Церкви Молдовы», во-вторых, упомянутого в нем синодального решения от 18 марта 2011 г. «О распространении информации и представлении официальной позиции Церкви». Т. е. речь идет не о любых контактах со СМИ, но о публичных выступлениях от имени Церкви.
Это подтверждает секретарь Митрополии прот. Вадим Кейбаш: «Решение, принятое на заседании Синода, относится к представлению официальной позиции руководства Церкви и не относится к тем случаям, когда священники обязаны говорить о богословских проблемах». Спасибо порталу ПРАВОСЛАВИЕ.BY за то, что в заметке об этом синодальном решении приводится интервью о. Вадима, разъясняющее смысл документа, но все же заголовок создает несколько искаженное впечатление.
Синодальное решение, по всей вероятности, было вызвано обсуждением в молдавских СМИ роскошной жизни части иерархии и клира ПЦМ на фоне вопиющей бедности большинства населения Молдовы (и большинства духовенства, кстати), а также обращением группы священников к церковному руководству посредством телевидения, чтобы, как они сами объяснили, быть услышанными, поскольку уже исчерпали все возможности церковно-традиционного плана. Тема обращения: соблазны в церковной среде и необходимость созыва Собора ПЦМ для принятия мер по их преодолению. Но это вопросы внутренней жизни ПЦМ.
Речь, однако, о другом: смущает готовность, с которой все стали обсуждать несуществующее решение о полном запрете священнослужителям откликаться на вопросы СМИ без предварительного согласования и архиерейского благословения. И что-то подсказывает, что да, заголовки искажают официальный смысл документа, зато вполне адекватно отражают подспудные, недекларируемые его разработчиками пожелания, инстинктивно считываемые «рожденными в СССР» из официального междустрочья и автоматически воспринимаемые как зашифрованное указание к применению.
Готовность общества к появлению такого документа, который полностью зажал бы в тиски какую бы то ни было публичную деятельность клириков — это как-то настораживает. Готовность, конечно, весьма неоднородная: кто-то приветствует, кто-то нет, но готовы все! Симптоматично…
Удивляет, впрочем, не готовность к запрещению клирикам вступать в контакт с прессой, и не то удивляет, что мнения по этому поводу разнятся. Удивляет другое: что никому из тех, кто критично высказался по поводу такого прецедента (напоминаю, что высказывались по неверно (расширенно) понятому постановлению) в голову не пришло, что оно неканонично. Во всяком случае, мысль эта не была озвучена.
Действительный смысл документа, быть может, недостаточно ясно сформулирован (спасибо о. Вадиму за официальный комментарий), но все же он, если внимательно вчитаться, четко ограничивает круг вопросов, по которым требуется предварительное согласование и архиерейское благословение: «публичное представление официальной точки зрения Православной Церкви Молдовы». Ну, а гадать о желаемом, подразумеваемом, подсознательном, имплицитном и т. п. — по меньшей мере, неуместно в отношении столь авторитетного постановления и тех, кто его издал.
Мы имеем дело с выверенным и канонически грамотно составленным документом. Текст документа оставляет желать лучшего с точки зрения формы (из-за чего комментарий о. Вадима крайне важен для внесения ясности), но канонически он безупречен.
Если бы постановление грозило прещениями за любое предварительно несанкционированное общение клириков с представителями СМИ, оно было бы неканонично, потому что СМИ — это просто выход на более широкую аудиторию, чем паства или народ на какой-нибудь площади.
Прещения налагаются архиереями на священнослужителей не по произволу, а на основании канонов (в указе о запрещении в священнослужении всегда должен указываться канон, за нарушение которого клирик наказан). Существует ли канон, требующий, чтобы пресвитер, прежде чем обратиться к «нецерковной общественности» в месте ее скопления (тем более, в ответ на вопрос, заданный представителями этой общественности), должен предварительно благословиться у архиерея и согласовать с ним текст, в том числе и планируемый перечень вопросов и ответов? Вопрос риторический.
СМИ — это просто способ быть услышанным большим количеством людей. Если в древности для расширения аудитории требовалось самому прийти в людное место, встать на возвышенность и оттуда обратиться к присутствующим, то в наши дни представители этой аудитории сами к вам приходят и посредством соответствующих технических приспособлений предоставляют вам эту возможность.
Право быть услышанным принадлежит любому человеку, но… только по тому кругу вопросов, который входит в его компетенцию и с той трибуны, которую он вправе занимать.
И вот тут вступают в силу каноны: 39 апостольское правило предусматривает прещения за самоуправство священника в богослужебной, пастырской и хозяйственной сфере, в тех вопросах, которые он обязан согласовывать с архиереем (однажды в целом раз и навсегда или по каждой новой теме отдельно — это уже как решит архиерей), чьим представителем в пределах своего прихода он является. То же правило относится к тем, кто берется говорить от имени Церкви, не будучи на то благословлен Ее каноничным Предстоятелем, т. е. присваивая себе архиерейские полномочия.
Однако мы не найдем канона, воспрещающего не только клирику, но и мирянину самостоятельно думать, чувствовать, рассуждать по совести, занимать продиктованную христианской совестью жизненную позицию, отстаивать евангельские принципы и делиться своим мнением, помня об осторожности, дабы не ввести кого в соблазн.
И если посягательство на чужие полномочия (даже на уровне уклонения от согласования, тем более выступление от имени Церкви, не имея на то архиерейского благословения) — это уже само по себе каноническое преступление, то выступление клирика в СМИ от своего имени, без претензии на представление позиции Церкви, должно иметь свои последствия только в зависимости от качества выступления и его соответствия христианскому веро- и нравоучению, но ни в коем случае нельзя, руководствуясь принципом «как бы чего не вышло», запретить всем клирикам (за исключением «избранных спикеров»), общаться со СМИ.
По некоторым вопросам всем пастырям лучше воздерживаться от высказывания своих мнений (и не только в СМИ, но и в кругу прихожан), чтобы не провоцировать разделения на посторонней для веры почве (например, в области политических предпочтений, за исключением случаев, когда речь идет о человеконенавистнических или богоборческих по своим идеологиям и программам политических группировках).
Очертить круг священников, которым благословляется общаться со СМИ, как это предлагает о. Димитрий Смирнов, — хорошо, но это же не значит, что прочим надо запретить. Другое дело, что пастырь должен ответственно подходить к своим высказываниям, связанным с концепциями, принятыми на общецерковном уровне, требующими зачастую большой терминологической точности и глубоких знаний.
По ряду вопросов и в самом деле уместно ограничить круг лиц, которым благословляется публично высказываться хотя бы и от своего лица. Прочим клирикам достаточно рекомендовать отказываться от интервью в пользу «специалистов», предупреждая, что соглашаясь общаться со СМИ, они это делают на свой страх и риск, а потому пусть не обижаются, если, из-за неудачного выступления, будут перемещены куда-нибудь, где некого будет вводить в соблазн своим невежеством, косноязычием и бескультурьем.
То, что священники высказывают разные мнения публично — это нормально. Люди видят, что в Церкви возможно живое общение. Принцип сформулированный блж. Августином: «в главном — единство, во второстепенном — свобода и во всем — любовь» должен быть действующим и явным в том числе и для «внешних». Тем более, что не всегда официальные спикеры в своих формулировках бывают идеальны (иной раз хоть соревнования на кубок Жириновского объявляй). В таких случаях высказывание их собратьями альтернативных мнений или тех же мыслей, но иначе по форме, смягчает или сводит на нет произведенный соблазн.
Кроме того, статус официального представителя исключает доверительное лично к нему отношение, потому что понятно: он «говорит то, что положено». Не то, чтобы журналистам всегда нужно услышать что-то «неположенное» (бывают и такие, но по ним не стоит судить обо всех). Им иногда нужно услышать официальное мнение (и тогда обращаются к пресс-секретарю), а иногда им интересно мнение «из народа». Так что, одно дело — официальный представитель, а иное — тот батюшка, к которому журналист подошел по своему выбору.
Есть мнение, что к словам любого священника люди относятся как к декларации позиции Церкви. Это не совсем так.
Во-первых, если уж священник решает дать интервью, он, прежде всего, должен подчеркнуть, что не представляет Церковь, но высказывает свое личное мнение. При этом он может договориться, что эти слова не вырежут. Если договоренность будет нарушена, он пишет рапорт архиерею, а тот издает циркуляр, в котором такое-то издание объявляется морально нечистоплотным, по причине чего клирикам и мирянам предписывается на будущее не вступать в контакты с его сотрудниками. Уверяю вас, это не останется без оргвыводов со стороны медийного сообщества.
Во-вторых, как уже было сказано, к определенным священнослужителям журналисты обращаются с вопросами именно потому, что хотят услышать личное мнение «одного из», т. е. стоящего на тех же позициях, что и вся Церковь, но при этом способного нестандартно мыслить, изъясняться на доступном живом языке и, что самое главное, не подменяющего церковность корпоративностью. Одним словом: за официальной позицией Церкви адекватный журналист обращается к официальному представителю, а чтобы разобраться в какой-то ситуации, касающейся церковно-общественных отношений — к тому, кому доверяет.
Что же касается доверия журналистам, думаю, не стоит впадать в крайности. Если нас на улице попросят объяснить, как пройти туда то, мы что, не замедляя шагу, пройдем мимо из опасения, что вопрошающий — террорист, а наши слова ФСБ истолкует как пособничество? Нет же, правда? Остановимся и кратко, но любезно объясним. С другой стороны, мы ведь о своих личных делах тоже не каждому встречному-поперечному рассказываем, так ведь? Значит, и в общении с журналистом надо думать, с кем и о чем говоришь. Какой-то аванс доверия в беседе должен быть, но его следует разумно дозировать.
Думаю, надо не ограничивать контакты клириков со СМИ предварительными согласованиями, которые технически иногда бывают просто невозможны («нерабочее решение», как верно отметил Андрей Золотов), а следует проводить для клириков специальные методические курсы, в ходе которых они учились бы азам коммуникации со СМИ (выясняли бы, какие темы являются прерогативой архиерея или благословленных им специалистов; учились бы определять и ограничивать сферу рассматриваемых вопросов, доходчиво излагать информацию; узнавали бы, чего избегать, чтобы не давать повода к неверной интерпретации своих слов, и, наконец, конечно же, как отказывать в интервью, чтобы при этом не производить впечатление «твари дрожащей», ибо такое впечатление — тоже ответ, и далеко не лучший).
Читайте также:
Прот. Димитрий Смирнов: Священноначалие может определить круг священников для общения с журналистами
Елена Зелинская: Разрешать или нет священнику общаться со СМИ — внутреннее дело Церкви
Прот. Владимир Вигилянский о решении Церкви Молдовы: Не всем священникам следует выступать в СМИ
Дмитрий Сладков: О стремлении к церковной пользе в общении со СМИ