Я вам не скажу за весь Советский Союз, но большая часть моего поколения (за исключением тех, кто вырос в местах, где успехи богоборческой зачистки не были, скажем так, идеальными) в детстве и в молодости даже не задумывалась о происхождении фамилий детского писателя Эдуарда Успенского, поэтов Андрея Вознесенского и Роберта Рождественского.
А ведь это – так называемые «семинаристские фамилии», которые в духовных училищах, семинариях и академиях давали взамен «неблагозвучных». Ну, о происхождении этих фамилий многие не знают и поныне, а вот в до чего же параллельной реальности мы жили, если эти фамилии не ассоциировались у нас с церковными праздниками?.. Да и о каких праздниках, кроме Пасхи и Рождества (спасибо Гоголю) мы знали?
Любопытно было бы провести хотя бы теперь социологический опрос о происхождении фамилии «Успенский». Что-то мне подсказывает, что даже сегодня, когда церковная терминология на слуху, а по СМИ, пусть поверхностно и не без путаницы, освещаются все великие церковные праздники, все равно найдутся люди, которые скажут, например, что фамилия эта происходит от «успевать» или «быть успешным».
«Успение» – от слов «спать», «уснуть». Смерть для христианина – сон как бы. «У Бога все живы», поэтому мы называем тех, кто покинул этот мир, не «мертвыми», а «усопшими», т.е. «уснувшими».
Родство ветхое и новое
Говоря о всечеловеческом родстве, мы имеем в виду, что человечество – все люди, когда-либо родившиеся, и кому это еще предстоит, – происходит от одной супружеской четы. Это единство еще называют «Адамом» – по имени первого человека, из которого ему была «пожата» жена (чем, по мнению святителя Иоанна Златоуста, показывается «равночестие» женщины с мужчиной), и «в чреслах» которого уже от сотворения пребывало все человечество.
Единство в «ветхом Адаме» – единство родовое, можно сказать, единство биологическое, но с поправкой на то, что если условием биологической жизни вообще является сочетание души и тела, то биология человека обусловлена особенностями его душевной жизни, неразрывно связанной с его духовным началом (каким бы оно ни было подавленным).
Отсюда призвание к богоуподоблению, но отсюда же – наследование первородного греха и его последствий, ибо «…как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили» (Рим. 5; 12).
Однако родовое единство человечества не замыкается на первой супружеской чете, но восходит к Богу, сотворившему человека по Своему образу и подобию (Быт. 1; 27). Потому мы и обращаемся к Нему «Отче наш» (Мф. 6; 9–13), как бы напоминая себе о том, что Он – Небесный Отец всем нам – всем людям, независимо от каких-либо особенностей происхождения или состояния и даже от мировоззрения, в силу единой богоподобной человеческой природы, сотворенной Им в Адаме.
Единство в Адаме не в прародительском грехе состоит, а в Отце Небесном, и благодаря этому становится возможным единство в Новом Адаме – Иисусе Христе, Которого апостол Павел еще называет «последним Адамом», говоря: «первый человек Адам стал душею живущею; а последний Адам есть дух животворящий. <…> Первый человек – из земли, перстный; второй человек – Господь с неба. Каков перстный, таковы и перстные; и каков небесный, таковы и небесные. И как мы носили образ перстного, будем носить и образ небесного» (1 Кор. 15; 45–49).
Первый Адам – образ Божий, человек, призванный к богоуподоблению, Новый Адам – Бог, вочеловечившийся, чтобы мы обожились (святитель Афанасий Великий). Именно ставший человеком, а не гуманоидом, сотворившим для Себя некое точное подобие человеческой природы; Бог, ставший поистине Человеком, а не всего лишь принявший призрачный образ, или же, согласно ереси Нестория, родившийся человеком, который потом якобы принял Божественную природу…
Нет, потому и отстаивали Отцы III Вселенского Собора термин «Богородица», что родила Она совершенного Богочеловека, в Котором обе природы полноценны, и соединены «неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно» (определение IV Вселенского Собора).
Святитель Григорий Палама так обосновывает необходимость вочеловечения Бога: «Чтобы нам уничтожить в себе смертоносный яд душевный и телесный и снова приобрести себе жизнь вечную, для нашего рода совершенно необходимо было иметь новый корень. Нам необходимо было иметь нового Адама, который не только был бы безгрешен и совершенно оставался бы непобедимым, но мог бы прощать грехи и избавлять от наказания подверженных ему, – и не только обладал бы жизнью, но и способностью оживотворять, чтобы сделать участниками жизни тех, которые прилепляются к Нему и принадлежат к Его роду, и не только представителей последующего за Ним поколения, а и тех, которые уже умерли до Него».
И далее: «Было делом совершенной справедливости, чтобы естество наше, которое добровольно было порабощено и поражено, само же снова вступило в борьбу за победу и свергло с себя добровольное рабство. Потому-то Богу и угодно было принять на Себя от нас наше естество, чудесным образом соединившись с ним ипостасно. Но соединение Высочайшего Естества, чистота которого непостижима для нашего разума, с греховным естеством было невозможно прежде, чем оно очистит себя. Поэтому, для зачатия и рождения Подателя чистоты необходима была Дева совершенно Непорочная и Пречистая».
И вот Господь нам провозглашает новое родство, родство в Нем, во Христе, указывая при этом на признаки родства: слушание слова Божия и его исполнение, т.е. не только жизнь по заповедям «как получится», но живой интерес к слову Божию, стремление знать его, чтобы по нему жить. Рождение свыше в таинстве крещения – это еще не все, оказывается. «Слушать» и «исполнять», т.е. узнавать и вникать, прилагая слово Божие ко всем жизненным ситуациям, решая их в новозаветном ключе.
Именно так поступала Пресвятая Богородица, которая почитается как новая Ева, «ибо, как та была обольщена словами ангела к тому, чтобы убежать от Бога, преступив Его слово, так другая чрез слова Ангела получила благовестие, чтобы носить Бога, повинуясь Его Слову. И как та была непослушна к Богу, так эта склонилась к послушанию Богу, дабы Дева Мария была заступницею девы Евы.
И как чрез деву род человеческий подвергся смерти, так чрез Деву и спасается, потому что непослушание девы уравновешено послушанием Девы. Грех первозданного человека получил исправление чрез наказание Перворожденнаго, и хитрость змея побеждена простотою голубя, и таким образом разорваны узы, которыми мы были привязаны к смерти» (святой Ириней Лионский).
Успение христианина – его кончина в родстве с Богородицей
Дважды посещая преподобного Серафима Саровского на одре болезни, Божия Матерь, исцеляя его, говорила сопровождавшим Ее апостолам Петру и Иоанну: «Сей от рода нашего».
Выше мы упоминали о смерти как успении, предваряющем всеобщее воскресение, о нашем родстве во Христе, которое стало возможным благодаря Пресвятой Деве, а также о признаках и условиях этого спасительного родства. Божия Матерь, усыновляющая нас, как бы напоминает своим успением о том, что кончина христианина – это его праздник, если, конечно, он к этому событию достойно подготовился. Успенский пост символизирует образ жизни, к которому человек призван, чтобы его кончина стала торжеством, а не крахом.
Все мы движемся по жизни навстречу вечности, приближаясь к порогу разлучения души от тела, к порогу, за которым покровы спадают, и все становится ясно: и что чего стоило, и каковы были истинные намерения, – вся подоплека наших мыслей и чувств, слов и дел.
Будет ли наше посмертное состояние «во блаженном успении вечным покоем» в ожидании всеобщего воскресения мертвых или ожиданием этого дня в «мучительном стыде за бесцельно прожитые годы… за подленькое и мелочное прошлое», как начала Страшного суда?
Какова жизнь – таково и успение. Успенским постом готовимся встретить Успение Пречистой, своей жизнью – свое успение… или смерть – это уж как проживешь.