Перевод статьи New York Times: Sacred and Secular Mix in Turkey’s Museums Юлии Зубковой специально для портала «Правмир»
Если вы встанете в центре Айя-Софии и посмотрите вверх на один из самых высоких куполов в мире, вы будете поражены перемежающимися слоями разрушения и величия в этом храме Премудрости Божией. Я имею в виду не только облупившуюся краску, строительные леса, обещающие запоздалую реставрацию, призрачные мозаики, обнаруживаемые под слоями штукатурки.
У Святой Софии Константинопольской. Фото nytimes.com
Почти тысячу лет после возведения в шестом веке этот собор был самым большим в мире, самым выдающимся памятником византийскому христианству. И до сих пор ему удается выглядеть изысканным и внушительным, обращенным к себе и властным – поразительное совершенство, учитывая столетия религиозных войн и разрушений, которые сорвали с него почти все его украшения.
Крестоносцы 13-го столетия были настолько оскорблены чуждым им восточным христианством собора, что разграбили его сокровища. После непродолжительного периода, в который он действовал как римо-католический собор, он снова стал византийским храмом. Затем в 1453, после турецкого завоевания, султан Мехмед II превратил храм в мечеть, последующие правители возводили минареты, которые до сих пор придают экстерьеру странную двойственность. Даже сейчас пористую поверхность храма отягощают огромные каллиграфические закругления арабских букв, подтверждая, что хотя это и дом Божий, но господствует здесь дух ислама.
В храме Святой Софии. Фото Nytimes.com
Наконец, в 1934, по приказу основателя светской Турецкой Республики, Мустафы Кемаля Ататюрка, мечеть преобразовали в музей, хотя неполная реставрация предполагает, что после почти 80-ти лет работа еще продолжается.
В храме Святой Софии. Фото Nytimes.com
Это не были невинные преобразования, и немногие постройки здесь остаются настолько же твердыми и устойчивыми, как эта, отягощенная более полутора тысячами лет битв, кровопролития и влияния смешений. Нечто подобное, конечно же, всегда происходит на заре религиозных войн: великая мечеть Кордовы в Испании, например, была превращена в римо-католический собор после христианского завоевания в 15-том столетии.
Но, возможно, потому что в Стамбуле изменения были настолько резкими и уходят настолько далеко в века (и не только для этого здания), а, может быть, также потому что я был в этом городе не так давно, когда дебаты по поводу идентичности Турции как светского государства были в самом разгаре, кажется, что все здесь несет отблеск нестабильности. Можно увидеть все слои одновременно. Ничему не позволено стать удобным и привычным. И прямо сейчас секулярные и исламские силы находятся в противоборстве.
Пройдитесь пешком вдоль пешеходной зоны по улице улицы Истикляль, и постепенно вы обнаружите, что бродите по многонациональному европейскому торговому району с первоклассными магазинами и ресторанами или пробираетесь сквозь толпу, как театрал на Таймс-сквер. Но стоит только пройтись мимо мечетей в часы намаза в окрестностях Фатиха или Балата, и секуляризм покажется чужеродной фантазией. Фото: Nytimes.com
В некоторых случаях, как с музеем, который был мечетью, которая была церковью, эти силы перехлестываются. В других районах — как прямо сейчас, в турецкой политике, где ведущая происламская партия ведет дебаты о природе судебной власти и судебном преследовании военных лиц — они сталкиваются. Для постороннего эти нити переплетаются почти с византийской сложностью.
Я тоже испытал это чувство после прочтения книги лауреата нобелевской премии Орхана Памука. В его романе «Снег» поэт, которого настигла буря в пограничной турецкой деревушке в 1990-х, пытается понять смысл того, что он открыл. Произошла волна самоубийств молодых женщин, и по крайней мере некоторые из них убили себя потому, что их светские школы запретили исламские головные уборы, при том, что исламист является мэром городка. Есть исламские радикалы, которые наводят ужас, безжалостны, и есть секуляристы, которые также наводят ужас и безжалостны. Теории заговора секуляристов схожи с теориями исламистов, и те и другие похожи на правду. Г-н Памук сохраняет интригу.
Хотя и есть нечто слишком поверхностное в том, как г-н Памук устанавливает соответствия. Это может быть очень близким к тому, как все выглядит, по крайней мере здесь, частично из-за того, что в Турции секуляризм вовлечен в жизнь совсем иначе.
Обычно на Западе мы думаем о мирской жизни практически как о негативном явлении. Это происходит потому, что мы «выносим за скобки» религиозные взгляды или же полностью выходим за их границы. Секуляризм берет начало в эпохе Просвещения, его доминирующим воззрением является то, что разум, а не вера должны царить в общественной сфере.
Но природа секуляризма в Турции совсем иная. Вплоть до начала 20-того столетия связь между религиозной и политической властью была настолько тесной, что когда Ататюрк учредил республику в 1923 году, он навязал секуляризм почти как религиозную доктрину. Концепцию светской республики пришлось насильственно утверждать на руинах Оттоманской империи, чьи султаны были воинами ислама. В то же время, секуляризм современной республики должен был охватывать исламскую историю империи.
Суть проблемы можно увидеть в музеях дворца Топкапи, где некогда жили султаны. В одной галерее находятся священные останки, которые когда-то могли видеть только королевская семья и их гости. Надписи говорят нам, что мы видим волоски из Мухаммедовой бороды, посох, которым Моисей ударил по скале в пустыне, меч царя Давида и тюрбан, который носил Иосиф. Секуляризм должен быть гораздо сильнее, чем европейский, чтобы состязаться с такими артефактами (оставив в стороне вопрос их подлинности).
И секуляризм здесь является формой милитаризма: в школах и в правительстве был запрещен хиджаб. Религиозные службы и проповеди контролировались. Военные стали орудием светской власти. Демократия была растоптана секуляризмом.
В этом смысле, наиболее мощной, двусмысленной данью турецкому секуляризму может быть не торговля в Истикляле и не художественные галереи по соседству, а огромный Военный Музей — здание, кабинеты которого забиты доспехами, ятаганами, револьверами и вооружением 20-го века. Более тысячи лет турецкой истории представлены в форме военной истории, и повестование разворачивается вокруг внушительного здания, которое было военной академией, где учился сам Ататюрк.
Военный музей. Фото: Nytimes.com
Экспозиции открываются вдохновляющей цитатой из Ататюрка: более 7 000 лет, напыщенно гласит она, «эти земли были турецкой колыбелью», и сейчас, «из грома и молнии и солнца» восстает, торжествуя, «турок».
Музей является не менее, чем попыткой сформировать современную мифологию, в которой турецкая история становится частью единой последовательной традиции, достигающей своего наивысшего выражения в современном светском государстве.
Эта попытка сформировать традицию, говорящую о триумфе турков, также может быть причиной того, как здесь интерпретируются массовые убийства армян в 1915 году. Несмотря на то, что погромы предшествовали республике и явно имели отношение к религиозным разногласиям, в толковании Военного Музея они становятся государственным вопросом.
В Зале с документами, посвященном армянскому вопросу, мы читаем, что было время, когда армяне демонстрировали принципы «Толерантности, Любви и Справедливости» — основные принципы традиционного турецкого правления. Но затем, в 19 столетии, армяне стали враждебными. «Армянская террористическая организация» убила тысячи невинных турков. Галерея полна фотографий, предназначенных не для того, чтобы засвидетельствовать турецкие расправы над армянами, но убийства турков армянами, что предполагает, что армяне отступили от доктрины толерантности, внедренной светским государством.
Эта иногда неправильная ассоциация секуляризма с милитаризмом также, вероятно, привела к уравновешивающей ассоциации ислама с либерализмом, которая поддерживалась нынешней правящей партией (и сентиментально, некоторыми на Западе). Но это сомнительная ассоциация.
Несомненно, при султанах в исламском Стамбуле существовала традиция толерантности к меньшинствам, хотя осуществлялась она только при наличии разной степени почтения и разных требований. Но почему так сложно признать это? Кажется, что Еврейский Музей Турции здесь намеренно игнорирует данные, он был открыт в 2001 году под патронатом фонда, учрежденного здесь в ознаменование 500 лет толерантности и гармонии между турками и евреями. Многие евреи в Стамбуле (некогда одном из крупнейших в мире центров с еврейским населением) были изгнанниками из Испании и Португалии начиная с 1492 года.
Стенды в этом небольшом музее постоянно делают акцент на том, какой теплый прием нашли здесь евреи, и на религиозной свободе, «обеспечиваемой как Оттоманской империей так и Турецкой Республикой». Панно воспевают триумф турецких евреев в гражданском обществе. Более 500 лет, казалось бы, не существовало достойных упоминания темных пятен. Но это слишком большая натяжка и резко расходится с кровавой историей империи и ее султанской властью.
Само наличие музеев внушает некоторый скептицизм по этому поводу. Он расположен в старой синагоге, не из-за навязываемой идеи секуляризма, но потому что все, что осталось от еврейской общины здесь пришло в упадок. В последние годы вспыхнул исламский терроризм: в нападениях на другие городские синагоги были убиты десятки и ранены сотни людей. И хотя музей находится недалеко от самой оживленной магистрали Стамбула, его почти невозможно найти. Он расположен в небольшой аллее, где преобладают магазины технических товаров и судового оборудования. В конце аллеи есть небольшой знак со стрелкой, который гласит, не уточняя «Музей». Знак закреплен на маленькой белой будке, в которой располагается вооруженная охрана.
Читайте также:
Святая София справилась с возвращением
Падение Константинополя. 29 мая 1453 года :: Журнал «Правмир»