Внимание к священникам со стороны светских СМИ — хорошо это или плохо? Что хотят знать о Православной Церкви неверующие и иноверцы? Какие требования они предъявляют к нам и на каком основании? Рассуждает Андрей Десницкий.
Андрей Десницкий
Представим себе такую ситуацию: начальство уволило за грубое нарушение дисциплины (реальное или мнимое, не важно) директора краеведческого музея или сельского дома культуры, может быть — редактора районной газеты или главврача больницы. Не балерину Большого, не члена совета директоров медиахолдинга, не видного оппозиционера, а человека из провинции, правда, известного своей независимой позицией и публикациями в прессе. Или, допустим, начальство перевело его в порядке наказания на другую работу. Услышим мы о таком? Едва ли. Подобных историй происходит много, и мало кого они интересуют.
В случае с двумя священниками (одного переместили в собор, другого запретили в служении) — взрыв внимания в СМИ. Хорошо это или плохо? Происки ли это очередных врагов (нам по телевизору расскажут, каких) или естественные процессы?
Мне кажется, что это скорее естественно и хорошо, нежели наоборот. Что это вообще один из немногих положительных признаков, какие только можно увидеть в нашем обществе в последнее время. И что это явление ровно того же порядка, что и огромные тиражи книги «Несвятые святые», написанной еще одним священником, при всем несходстве положений, взглядов и характеров этих «ньюсмейкеров». Сейчас объясню, почему.
Что касается самой сути конфликтов, связанных с о. Иоанном и о. Дмитрием — я знаю о них только с чужих слов и не считаю правильным о них высказываться, тем более, когда столько всего уже было сказано, и лишнего в том числе, когда каждый торопится вынести приговор. Могу только засвидетельствовать свои самые добрые впечатления от непродолжительных встреч с каждым из этих двух священников. Они живые и настоящие, это я знаю точно. И еще знаю, что «несть человек, иже жив будет и не согрешит», а о прочем судить не берусь.
А вот теперь поговорим о реакции общественности… Первые двадцать лет после обретения религиозной свободы или даже почти четверть века говорить о церкви в СМИ было принято примерно так: «сегодня, дорогие братья и сестры, церковь празднует память такого-то святого, готовится к такому-то празднику, так-то постится и так-то молится». Ну, и немного сведений из истории и этнографии.
Фигура священника во всем этом выглядела примерно так: живет в алтаре, питается просфорами, размножается почкованием, непосредственно транслирует мудрость всех святых и волю Божью по каждому вопросу. Ну, а «если кто-то кое-где у нас порой», тут же явится епископ аки архангел с огненным мечом и восстановит порядок.
Но люди-то не переставали видеть иное: что пастыри тоже люди, со своими склонностями и взглядами, характерами и привычками, со своими достоинствами и талантами, ошибками и пристрастиями. Да, все они — церковь, но не всё в них — от церкви. Многое и от них самих. У многих прихожан годы ушли на то, чтобы понять: следовать за Христом и копировать жесты да интонации любимого батюшки — вещи разные, порой несовместимые.
И людям было все-таки интересно: а что там на самом деле происходит? Какие они в жизни, а не только в алтаре? Им как-то по привычке отвечали: да это всё неважно, зато у нас служится литургия, она должна стать центром всей христианской жизни… А мы уж какие есть, и ладно.
Фото: sobor.by
Золотые слова. Литургия действительно должна быть центром жизни христианина. Но центр — он только тогда центр, когда вокруг него есть что-то еще, когда всё к центру обращено. Если люди живут какой-то совершенно обычной жизнью, но при этом у них есть литургия — никакой она не центр. Так, эпизод, пусть даже важный и нужный, но все-таки эпизод жизни по существу своей совершенно обыкновенной, нехристианской.
«Зато у нас есть литургия» — плохое оправдание для такой жизни. Еще пророк Исайя в самом начале своих пророчеств передавал этот горячий призыв Господа: «кто требует от вас, чтобы вы топтали дворы Мои? … И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу: ваши руки полны крови. Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову. Тогда придите — и рассудим, говорит Господь».
Общественное мнение наше, конечно, любит присваивать себе полномочия Господа, оно хочет рассудить здесь и сейчас, и судом крайне пристрастным. Но что ж поделать, такое оно, это общество. Главное, что не только перед ним придется отвечать: а как мы на самом деле живем, насколько соответствуем собственным декларациям? Так что можно с пользой для себя принять и этот взгляд со стороны, не обязательно соглашаясь с ним. Всерьез принять именно что это «несть человек…»
«Несвятые святые» — ведь это именно что рассказ о священниках и монахах как о живых людях, рассказ одного из них. Не общие слова, не просфорки в алтаре, а человеческие характеры и судьбы. Можно спорить, насколько точен и хорош этот текст, но до чего же он оказался востребованным, рассказ о живых людях!
И когда публика видит столкновение такого живого человека с епархиальной канцелярией, ее реакция полностью понятна и предсказуема, вне зависимости от того, кто тут прав, кто что сделал и в чем виновен. И дать достойный ответ на канцелярском языке теперь уже невозможно, надо учиться говорить иначе.
Можно, конечно, попросить, чтобы оставили епископов и клириков в покое, дали им самим разобраться, не вмешивались. Просить можно, но ждать, что так поступят — теперь уже не получится, и дело тут не в продажных блогерах, не в информационных войнах и всём таком прочем. Существует вполне обоснованный интерес, запрос на информацию, и чем меньше ее будет, чем больше будет сухих официальных заявлений — тем больше будут снаружи домысливать. Чем ниже уровень сигнала — тем больше опасность принять шум за сигнал, это же азы.
Это по минимуму, про информацию. А если всерьез — в обществе существует очень серьезный запрос на Церковь в самом настоящем понимании этого слова. Не на комбинат ритуальных услуг, не на фольклорный заповедник, не на ископаемый реликт — на сообщество пастырей, архипастырей и верных, которые живут в соответствии со своей верой и несут ее другим людям не только в стандартных проповедях, но прежде всего в своих поступках. И всякое несоответствие этому идеалу, реальное или мнимое (а это всегда вопрос дискуссионный) воспринимается очень болезненно.
Так это же очень хорошо! Что было бы по-настоящему ужасно? Если бы публика сказала: да ладно, наше какое дело, живите там как хотите, нас не касается, все мы тут одним миром мазаны. Это означало бы, что Церковь стала восприниматься как еще одна корпорация или клуб по интересам, но не более того. Вот недавно в российском городе с населением свыше 60 000 человек закрылся последний книжный магазин. Всё, нерентабельно, нецелесообразно, есть интернет, есть диски, есть журналы. И хватит. Никто не хватается за голову, не приходит в ужас, не разносит эту весть. Научились жить без книг, и ничего.
А с Церковью совсем не так, и слава Богу. Она людям нужна, и нужна настоящей, живой, не декоративной. Вот они и беспокоятся, и нам не дают впасть в безразличную дремоту. Спасибо им за это!
Читайте также:
О «добром свидетельстве от внешних»
Прот. Максим Первозванский: Не давайте повода ищущим повода