Вряд ли ставленники лицемерят, когда приносят священническую присягу – кроме разве что совсем уж редких патологических случаев. Но слова об ответственности за свой приход, которые там написаны, видятся по-одному, когда знаешь, что будешь служить в процветающем регионе со множеством спонсоров, и совсем по-другому, когда вокруг твоего храма начинают ложиться снаряды или к тебе стучатся люди в штатском.
Каждому из нас, когда-то изъявивших желание послужить Церкви в Донбассе – причем не только в священном сане, в любой епархии трудится достаточное количество мирян, – пришлось делать выбор между верностью своей «первой любви» и личным комфортом. Верность предполагала вероятность быть убитым или обвиненным в измене Родине и неизбежное снижение уровня жизни. Сейчас подобный выбор делают православные христиане Украины западнее линии разграничения.
Даже когда глобальных катаклизмов нет и не предвидится, с любым может случиться локальная трагедия. Знаю человека, против которого за отказ участвовать в беззаконии сфабриковали дело и надолго посадили в тюрьму. В процессе его предали те, кто, наоборот, должен был помочь и поддержать. Когда он выйдет на свободу, он не сможет вести прежний образ жизни и заниматься любимым делом. Мой знакомый понимал, куда развивается ситуация и какими будут последствия его нравственного выбора, но поступил так, как поступил. В момент истины оказалось, что Христос для него дороже жизни, а Евангелие – гораздо больше, чем буквы на бумаге. И в тюрьме он не сломался, а остался благородным человеком с большим сердцем.
По сути, в такие моменты жизни Бог с разной степенью остроты и глубины ставит перед нами тот же вопрос, который некогда поставил перед праведным Иовом: сможешь ли ты жить, если у тебя не останется ничего и никого, кроме Меня? Сможешь ли ты выжить в Царствии Небесном?
Да, мы все привыкли думать, что это что-то такое, где нет «болезни, печали и воздыхания» – но это ведь лишь следствие. Первое и главное – что там «всё и во всём Христос». А мы умеем ли быть с Ним по-настоящему, в том числе и на Голгофе – не мысленно, стоя со свечкой в храме и слушая умилительное пение, а опытно?
Вопрос страшный своей серьезностью. От ответа на него зависит, останешься ты личностью или превратишься в месиво иллюзий, войдешь в Царство Божие или будешь обречен на пустыню безнадеги. Любому разумному человеку хотелось бы иметь возможность подготовиться к принятию этого решения. Такую возможность Церковь нам дает: это ее аскетическая практика, самый емкий и понятный нам элемент которой – Великий пост.
Если, входя в дни Святой Четыредесятницы, христианин спросит себя, что из невинных житейских радостей в час Х сможет заставить его колебаться, и потренируется несколько недель пожить без них, он не будет задавать дурацких вопросов священнику и ломать копья в соцсетях. Он обнаружит, что проблема гораздо глубже содержимого его или, тем более, чужой тарелки. Она поистине вселенского масштаба.
Сейчас в православной среде становится модным не поститься и бравировать этим. Что ж, это свободный выбор конкретных людей. Действительно, нет абсолютной взаимозависимости между строгостью жизни и качеством ее финала – бывают и условные Вонифатии. Но так надеяться на себя – это все же игра с огнем для безрассудно смелых. А может, и просто банальная теплохладность, прикрытая дымовой завесой из красивых слов.
Самые удивительные вещи, которые хочет показать нам Бог, лежат за зоной нашего комфорта, и ключ к ним – наш опыт болезненного преодоления собственного несовершенства.
Мы это знаем и из Книги Иова, и из многочисленных свидетельств святых нашей Церкви – особенно новомучеников. Бог никогда не бывает так близок к человеку, как в момент скорби, переносимой с терпением и доверием к Его Промыслу. Не потому, что Ему нравится нас мучить, просто мы так устроены: чтобы по проводу пошел ток, он должен быть оголенным. Великий пост дает нам возможность немного зачистить изоляцию самим, не дожидаясь ножа свыше. Тогда мы обретем возможность отчасти увидеть тайны Божии, самая большая, страшная и радостная из которых – Воскресение.