Учебники истории будут проверять на предмет искажения исторических фактов
Правительство РФ подготовит законодательную инициативу по предварительной экспертизе учебников истории на предмет искажения исторических фактов, сообщил вице-премьер Дмитрий Козак на Конференции доверенных лиц президента Владимира Путина. Комментирует предложение историк Арсений Замостьянов.
Чего-чего, а цензуры я не боюсь. Куда страшнее торжество контрпросвещения, эпидемия национального уныния. А отсутствие цензуры, в моём понимании, не есть гуманитарная ценность. Ценность, к примеру, — всеобщее бесплатное образование, которое мы потеряли. А разговорами про «свободу слова» нам только голову морочат. Не время думать о петушках над карнизом, когда фундамент вот-вот треснет…
За последние 12 лет несколько раз наши властители заговаривали об учебниках истории. Когда-то я резко отреагировал в журнале «Народное образование» на заявления тогдашнего премьер-министра Касьянова, который примерял тогу корифея исторической науки. Потом несколько раз на «исторических встречах» заговаривал об истории президент Путин – и, как правило, громкие заявления не порождали революционных изменений. А президент Медведев и вовсе стал инициатором «года российской истории», во весь голос заговорив о 1150-летии нашей государственности – а, когда наступил этот самый год, ушёл в тень. И на юбилейных торжествах первых лиц государства не было. Не сравнить с тем, как отмечалось тысячелетие России сто пятьдесят лет назад! Думаю, что и на этот раз реальность перемелет инициативы. Да и не нужны нам в школе революции, только – осторожные преобразования.
Чего мне не хватает в современных учебниках истории? Фактов! Социологических данных! Цифр! Убеждён: данные всех переписей населения – от 1897 года до 2008-го – должны стать сведением школьников – разумеется, с чётким комментарием о менявшейся территории нашей страны. Все данные о промышленном и военном потенциале, об уровне образования в России и у соседей, о климате – вплоть до показаний погоды… Вспомним об этом накануне столетия 1913 года! На основе этих данных можно и нужно давать учащимся первые «аналитические» задания… Все данные о средней продолжительности жизни, об уровне жизни, об алкоголизме и наркомании – в сравнении с показателями наших соседей на Востоке и Западе – должны подкреплять рассказ о той или иной эпохе. И не где-нибудь в сборнике дополнительных материалов по истории, а в основном учебнике. Гуманитарным наукам и категорически не хватает точных оценочных критериев, а мы разбрасываемся данными. Они есть под рукой, но мы не пускаем их в школьный оборот… Наши школьники не могут ответить на вопрос – что случилось в октябре 1917-го? Многие вам скажут прямо: «Царя скинули». А ведь элементарный анализ результатов думских выборов и выборов в учредительное собрание прояснил бы половину «проклятых» вопросов, связанных с Русской революцией. Когда в учебнике есть статистические контуры знаний, которые каждый школьник обязан усвоить, как таблицу умножения – неизбежная субъективинка в трактовке событий уже не собьёт школьника с пути самостоятельного исследования истории. Школьник будет знать, на какую полку в личном черепном архиве положить очередную трактовку, оценку исторического эпизода, очередной спорный факт. Мы получим молодого человека, способного самостоятельно анализировать новые знания по истории Отечества. Сегодня школа эту задачу не выполняет. Простой пример: любознательный школьник читает о смутном времени – и не может понять, почему Польша представляла для Московского государства серьёзную угрозу. Возможно, он уже пролетал над Польшей – и убедился, что страна, по сравнению с Россией, малогабаритная. А данных о населении, о промышленном развитии, об урожае в Речи Посполитой и Московском царстве в учебнике нет. А, если есть – не на них зиждется публицистическая построечка, и цифры в голове не оседают.
Учебник непременно должен содержать хронологию событий и судеб. Увы, современному студенту подчас непросто определить, кто был раньше – Николай Васильевич Гоголь или патриарх Никон. Теряя хронологию, мы утрачиваем и логику, обедняем себя, не различаем линию причин и следствий… Нет смысла мучить школьников зазубриванием дат, но последовательность событий – это основа нашей грамотности, тут не повредит строгий спрос.
И ещё вопрос вопросов: почему историю не изучают с первого класса? У нас есть традиция исторической литературы для детей. Одна Авдотья Ишимова чего стоит – помните, кого читал Пушкин перед последней дуэлью? Анатолий Митяев, Сергей Алексеев, Евгений Осетров писали для детей об истории увлекательно и мудро. Их книгами зачитываются и в наше время. А поэма Натальи Кончаловской «Наша древняя столица»? Для тех, кто повзрослее – такие книги, как «От Калки до Угры» Александра Дегтярёва и Игоря Дубова. Много, много у нас талантливых книг, на основе которых можно составить курс рассказов по истории Отечества для младшеклассников. А пока остаётся только обратиться к родителям: найдите, пожалуйста, для детей эти книги!
Школьному учебнику полагается быть лояльным и благонамеренным по отношению к государству. Школьная история культивирует патриотический миф об Отечестве, показывает всё, что сплачивает нас, всё, что даёт почувствовать возвышающую причастность ко всем поколениям соотечественников. Миф не есть ложь. Он даёт романтизированное представление о фактах – и подчас, как это ни парадоксально, оно оказывается более точным, чем правда диссертаций и научных трактатов.
Нас многое разъединяет, что что-то должно и сплачивать – Куликово поле, Пожарский, Гермоген, Суворов, Бородино, Пушкин, Шаляпин, Сталинград, космический прорыв… Всё это – пространство мифа, который сплачивает Россию. И в школьных учебниках не стоит сдирать позолоту с устоявшихся исторических монументов.
Требовать иного – значит, впадать в каприз и блажь. Наука и историческая публицистика влияют на учебник, но не напрямую. Здесь работают фильтры государственной целесообразности – в той или иной степени они работают во все времена. Но дискуссия должна продолжаться – в том числе и споры вокруг школьных трактовок истории. В «Литературной газете» я публикую беседы с историками – и вовсе не замыкаюсь на единомышленниках. Ценю многих историков (как и писателей), с которыми не согласен и очень не хотел бы оказаться в компании абсолютных единомышленников, в компании нескольких замостьяновых. Например, в ближайшее время мы предоставим трибуну и Юрию Васильевичу Емельянову, и Игорю Александровичу Курляндскому, чьи взгляды на эпоху Сталина «как два различных полюса, во всём враждебны». Рад, что и «Правмир» — не узкопартийное издание, редакции удаётся вызывать на разговор идеологических противников, и это бесценно. Мне не близок благородный максимализм художника Андрея Яхнина, который в недавней правмировской статье сетовал на «когнитивный диссонанс» в восприятии Отечества, в котором переплелись мотивы царские, имперские, советские, демократические… Да, каждый по-своему тоскует о «введении единомыслия на Руси». «Когнитивный диссонанс» — звучит грозно, но есть ведь и такое понятие – «продуктивное противоречие».
Истина не рождается в спорах, похожих на свару. Но без содержательного изложения противоположных мнений, без совмещения несовместимого в исторической памяти не складывается полноценная культура. Нам нужно учиться у точных наук: в каждом материале, будь то научная гипотеза или эмоциональный всхлип, можно найти хотя бы пять процентов правоты. Знание складывается из таких фрагментарных прозрений разных людей – не единомышленников.
В русских былинах мы видим и православное, и языческое. И преклонение перед княжеской властью, и бунтарство. Природа, мир Божий – всё учит нас принимать красоту противоречий. Не будем путать гармонию с монотонностью и однозвучностью.
Многое уживается в одном человеке, что уж говорить об обществе.
А завершить эти заметки придётся не в благодушном тоне. Мы неуклонно лишаемся всеобщего бесплатного среднего образования… Контрпросвещение занимает наши бастионы. В условиях ХХI века элитарность смерти подобна. Ситуация, когда на двадцать миллионов крепостных приходится один диковинный Царскосельский лицей для аристократов, в наше время обернётся катастрофой. И разговоры об учебниках истории потеряют смысл.