Сергей Худиев
Мефистофель у Фауста говорит о том, что он “часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо”. С революционерами — социальными или религиозными — дело обстоит наоборот. Они хотят блага, воодушевляются высокими идеалами сострадания и справедливости, исполняются благородным негодованием на то, что представляется им неправдой и угнетением — но оборачивается все это злом.
Чтобы, борясь за все хорошее, не наломать дров, нужно иметь не только благие намерения, но и мудрость и рассудительность. Потому что не раз и не два на мировой сцене являлись идеологии, которые видели себя последним словом добра и справедливости, люди весьма вдохновлялись и видели светлое будущее уже не за горами — и горько негодовали на Церковь, что она не хочет поддержать их, безусловно доброе и праведное дело. Потом оказывалось, что эти идеологии были ужасным заблуждением — и Церковь же упрекали в том, что она противилась им недостаточно решительно.
Если Вам кажется, что вы добрее, мудрее и справедливее Господа Иисуса, Апостолов, Отцов и всех предыдущих поколений христиан, то, не исключено, вам стоит допустить возможность того, что вы ошибаетесь.
Это сейчас мы видим, что сторонники евгеники, или большевики, или национал-социалисты, или маоисты, или адепты других идеологий заблуждались самым ужасным образом — а в то время люди глубоко и искренне верили, что смело подвизаются за добро и правду. Многие охотно отдавали жизнь за свои убеждения. Но потом оказалось, что права Церковь, а не идеологии.
Для своих адептов ЛГБТ-идеология — воплощение добра и правды, и истинной любви и сострадания к людям. Однако снаружи, в историческом контексте, это просто еще одна идеология, которая стремительно превращается — и уже превратилась — в еще один инструмент власти и подавления в руках сильных мира сего. Почему я говорю о ЛГБТ-идеологии а не ЛГБТ-людях? Потому что это разные понятия, и их необходимо различать.
Под термином ЛГБТ могут пониматься, по крайней мере, две разные вещи. Во-первых, речь может идти о людях, имеющих определенные устойчивые психосексуальные особенности. Прежде всего, о людях, испытывающих половое влечение к лицам своего пола. Что же, мы все тут бедные грешники, испытывающие различные искушения — грехопадение привело все сферы человека (в том числе, сексуальную) в большой беспорядок. Церковь есть врачебница, мы все здесь больны, не с этими симптомами, так с несколько другими.
Но под тем же термином может иметься в виду — и, чаще всего, имеется — другое явление. Не личные искушения, а приверженность определенной идеологии и определенной самоидентификации. Для этой идеологии принципиально, что сексуальные контакты с лицами своего пола — это нечто правильное и одобряемое, а любое несогласие, выраженное в какой бы то ни было форме, следует демонизировать как «гомофобию», «ненависть» и «изуверство», а тех, кто позволяет себе выражать какое-либо неодобрение — скажем, поддерживая кампанию в защиту традиционного брака (Как Брендан Айк), или просто уклоняясь от участия в гей-мероприятиях (как пекари из Орегона, отказавшиеся печь торт для гей-”свадьбы”), следует подавлять и преследовать.
Масштабную кампанию демонизации христиан, связанную с тем, что, как предполагают, завсегдатай гей-клуба в Орландо совратился в ДАИШ и поубивал посетителей, еще можно наблюдать в реальном времени.
Если мы говорим о людях, испытывающих искушения определенного характера, то они, разумеется, могут быть членами Церкви — мы все тут испытываем искушения.
Но вот исповедовать ЛГБТ идеологию и быть членом Церкви невозможно. Христианское учение о сексуальной этике вполне последовательно в устах Пророков, Господа Иисуса, Апостолов, Отцов, всех поколений христиан. Для него любые сексуальные отношения вне брака греховны и несовместимы со спасительной верой. С точки зрения ЛГБТ-идеологии любое неодобрение гомосексуальных связей есть зло, подлежащее искоренению, и, таким образом, христианская традиция является неизбежно тотально “гомофобной”. Вы не можете следовать этой традиции и ЛГБТ-идеологии одновременно.
Испытывать влечение к лицам своего пола — искушение, с которым человек может сталкиваться, совершенно его не желая; идентифицировать себя с ЛГБТ-идеологией — это всегда его свободный выбор. Перед лицом искушения человек может сказать “я христианин, испытывающий искушение; с Божией помощью я надеюсь избежать греха; если я впаду в грех, я исповедую его, как грех, приму прощение, и буду искать Божией помощи к исправлению”. А может сказать “я буду следовать своим желаниям, определять себя через них, и требовать от всех остальных, чтобы они это одобряли”. Человек может не выбирать характер искушения, но всегда выбирает, как к нему относиться.
Как пишут в обращении,“примирение в себе «религиозной» и «сексуальной» составляющей своей идентичности – одна из самых тяжких битв, с какой может столкнуться на своем пути верующий”. Это совершенно верно — но в этом нет ничего специфически гомосексуального. В этом отношении непонятно, почему а аббревиатуре ЛГБТ отсутствует еще одна “Б”, или, в английском варианте, F, для Fofnicators, то есть обычных, гетеросексуальных блудников. Для “натуралов” конфликт между сексуальным драйвом и заповедями может быть ничуть не менее острым.
Когда мужчину “сексуальная составляющая его идентичности” тянет на юных девиц, а “религиозная” требует хранить верность постаревшей и подурневшей жене, это тоже немалый конфликт и тяжкая битва. (У мужчин вообще неважно обстоит дело с моногамностью — а Писание тут совершенно однозначно) Когда “религиозная идентичность” требует от гиперсексуального подростка подождать до свадьбы — когда все кругом не ждут — это тоже нелегко. Да, “желание остаться в Православной Церкви входит в противоречие с принятием правды о себе” — потому что правдой о нас всех является то, что мы нередко испытываем желания, противные Божиим заповедям. Со всеми бывает. Пытаться требовать от Церкви переписать заповеди, конечно, можно — но что вы тогда скажете всем остальным христианам, которые сражаются со своими искушениями, а не идентифицируются с ними?
Попытки создать “дружественные к геям” христианские общины неизбежно порождают крайне абсурдную этическую ситуацию — на каком основании вы можете призывать обычных, гетеросексуальных блудников к покаянию, если одобряете гомосексуальных? Если сильное хотение оправдывает пересмотр заповедей, то почему только гомосексуальное? Почему все остальные страсти человеческие подвергаются дискриминации? Если человек, направляющийся в гей-бар на поиски юношей, должен быть принят и одобрен, то почему не человек, отправляющийся в обычный бар на поиски девушек?
Недавно я прочитал историю о том, как бывший христианский рок-музыкант Трей Пирсон объявился геем. Все его поздравляют, ободряют и хвалят, и приводят либеральные толкования Писания, которые должны убедить всех, что так и надо. Правда, до этого подвига он успел жениться и зачать двоих детей. Удивительно не то, что «гей» успешно и результативно исполнял супружеские обязанности. Это обычное дело. Там интересно другое — брошенная жена совершенно не вызывает никакого сочувствия. Ноль эмоций у публики. «Love» не распространяется на эти сопутствующие потери.
Автор статьи в Guardian, приводя историю Трея, рассказывает как он десять лет назад тоже ушел от жены в геи, она обзывала беднягу словами, неупотребимыми в фейсбуке, отчего он очень страдал, и вообще — она одна из обидчиков и гонителей. Все его не понимали.
В комментариях к статье робко является некая женщина, под псевдонимом straightwife, которая пишет: “Каминг-аут видится современным обществом как смелый и даже героический акт. Мы склонны забывать о другой стороне и как этот героический акт мужчины задевает жен и детей. Как мать трехлетнего ребенка и жена человека, который совершил каминг-аут, я подтверждаю, что голоса этих женщин никто не слышит. Необходимо привнести беспристрастность в эту статью. Найдите отважную женщину, которая бы рассказала, через какой кошмар она прошла в тени героического каминг-аута”.
В самом деле, почему-то к брошенным женам — никакого сочувствия. Совсем. Их боль и огорчение не вызывают ничего, кроме презрения. То, что женщина, обманутая и брошенная тем, кто обещал ей любить и заботиться, пока смерть не разлучит, ругается на него гомофобными ругательствами — ее преступление, а он жертва.
Но что интересно — если бы Трей просто ушел к другой женщине, то был бы клятвопреступник, развращенный и безответственный тип. А так — ни светские комментаторы, ни либеральные христиане вообще не ставят вопрос о клятвопреступлении и наличии обиженной стороны, с которой поступили вероломно. Они празднуют смелый поступок Трея как славный подвиг.
Но почему? Почему если человек следует своим гетеросексуальным импульсам, он все еще грешит, а если гомосексуальным — то множество народа в либерально-протестантской среде спешит его одобрить?
Я боюсь, что единственное объяснение — чисто внешнее давление. Вы не можете вывести из Писания или Предания, что гомосексуальный блуд чем-то почтеннее гетеросексуального. Просто у блудников и прелюбодеев нет политического движения, за ними не стоят могущественнейшие лица в могущественнейшей стране мира, никто не назовет вас “блудофобом” и не создаст вам существенных неприятностей, если вы не одобрите чьей-то связи с секретаршей.
Но давайте попробуем предположить, что права — как и в прошлые разы — именно Церковь. Да, мы все — грешники, виновные и испорченные. Наши желания и стремления противоречат заповедям Божиим. Это ровно то, о чем говорит Апостол — “Законом познается грех”. Это, конечно, неприятное открытие. Мы можем требовать пересмотра Закона — но не Церковь его устанавливала, и она не может его пересмотреть.
Но мы можем покориться Евангелию — мы можем быть прощены, приняты, и Бог будет возиться с нами столько, сколько нужно для нашего спасения. Но для этого нужно признать, что Церковь права, а очередная антихристианская идеология — ошибочна.