«Снимая о маньяках большие фильмы, им дают признание»
Дмитрий Соколов-Митрич
Дмитрий Соколов-Митрич, журналист:
— У каждой профессии есть свои этические нормы и такие тонкости, которых люди, пришедшие со стороны, не понимают или понимать не хотят. Опытные журналисты знают, что если ты показываешь маньяка или террориста и даешь ему слово, то непроизвольно в душе у любого зрителя возникает отклик. Он осознает, что перед ним преступник, но все равно психика человека так устроена, что для него это уже не просто злодей, которого нельзя оправдывать, а человек, у которого есть дети, жена, соображения о том, почему он, скажем, захватил школу в Беслане или еще что-то. И это не зависит от того, какие оценки журналист раздает герою. Гуманистический отклик все равно возникает. Поэтому во всех странах давать слово террористам категорически запрещено.
В данном случае история с маньяком аналогична. Люди целый час смотрят сюжет и понимают, что он совершил чудовищный поступок, но все равно перед ними уже не исчадие ада, а реальный человек. И в неокрепших душах такой сюжет может пусть в микроскопической степени, но все-таки размыть некоторые моральные установки. А точно ли нельзя? Его ведь вон по телевизору показывают. Все это производит эффект частичной легализации недопустимого.
Конечно, они не скажут после просмотра, что насилие допустимо, но в критический момент эта легализация может сработать. Давая маньякам слово, снимая про них большие фильмы, тем самым мы делаем то же, чего насильник добивался, — то есть признания, пусть даже в такой извращенной форме. И как минимум такие сюжеты его поощряют в его действиях, по нему видно, что он доволен, многими вещами бравирует, у него повысилась самооценка.
Проблема в том, что в последние 10 лет в СМИ пришло много людей, которые думают, что, если у них в руках есть камера, микрофон и даже известная физиономия, то они уже журналисты. Но журналист — не подставка для микрофона. Чтобы заниматься серьезно такими вещами, нужно иметь прежде всего знания, опыт и моральный багаж.
Правду показывать можно и нужно, но при этом опираясь на этические нормы профессии.
То есть надо думать о том, какой эффект произведет твое слово или картинка, принесет оно пользу или вред. Мне самому приходилось общаться с маньяками и террористами в разных тюрьмах для пожизненно осужденных. Но даже там я понимал: показывать некоторые запредельные вещи незачем. Какая в них общественная значимость?
Одна из тонкостей журналистики как раз в этом и заключается — различать общественную значимость и общественный интерес. Например, нет однозначного мнения, но многие сходятся в том, что даже не совсем законным путем можно добыть информацию и выдать ее в эфир, нарушив какие-то приватные границы, если эта информация имеет большую общественную значимость. Например, несет неопровержимые доказательства виновности в коррупции высокопоставленных чиновников. А то, что на свободу вышел еще один маньяк — в этом значимости нет. У нас в тюрьмах полно пожизненно осужденных, почему бы теперь не сделать серию передач о них, это тоже вызовет интерес у определенной аудитории. Но какая польза?
Как-то я делал репортаж из США об американской системе правосудия. В Бостоне в здании суда штата Массачусетс на последнем этаже я увидел подозрительно много людей в черных очках. Оказалось, это маньяки и педофилы — они обязаны периодически приходить отмечаться. В США информацию о том, что на свободу вышел маньяк, считают значимой, но эта информация распространяется исключительно в том месте, где он будет жить.
Есть три степени надзора после тюрьмы. Первая: он поселился в каком-то районе, и на каждом столбе там расклеивают предупреждения. Вторая степень: если он какое-то количество лет прожил и никого не трогал, публичную информацию снимают. Он может уже переехать, но там он будет в местной полицейской базе, которая доступна любому человеку. И третья степень: когда маньяк прожил около десяти лет и ничего не совершил, базы из в публичной плоскости изымаются. То есть информация об освобождении маньяка значима, но лишь для тех, кого она непосредственно касается.
Если же некто, называющий себя журналистом, делает из истории шоу на всю страну, он в значительной степени становится его соучастником.
«Этот фильм увидят жертвы насилия»
Елена Альшанская. Фото: otkazniki.ru
Елена Альшанская, руководитель благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам»:
— Я не смогла досмотреть сюжет. Попробовала и не смогла. Я не понимаю этих вопросов, позиции автора.
Читала в рассуждениях, что журналистика — это когда ты даешь слово всем сторонам. Конечно, идея дать слово всем — иллюзия и обман. Никто никогда не дает слово всем. И кому дать слово и что из сказанного выпустить в эфир, выбирают журналисты. И неверно говорить в таком контексте о честной журналистике, когда мы пытаемся дать слово и насильнику, и жертве на равных. Они не на равных, это не два одинаковых голоса. Это не две точки зрения. Это насильник и его жертва.
И самый большой вопрос в том, какая задача у подобных сюжетов. Зачем, кроме того, чтобы с этого получить хайп, аудиторию и большое количество просмотров? Честно говоря, у меня нет никакого другого ответа на этот вопрос. Что отсюда можно извлечь полезного или как минимум безопасного?
Здесь еще нужно понимать, что все это будут смотреть, во-первых, жертвы насилия, бесконечно ретравматизируясь, а во-вторых, — последователи. Потому что, к сожалению, у таких людей, как Мохов, они есть всегда. И есть люди с довольно большими отклонениями в развитии поведения, с проблемами в сексуальной сфере.
Эта история о том, что человек воспользовался девушками и 4 года держал их взаперти, вышел на свободу и стал мегазвездой, которой дают деньги за интервью, — очень ложный посыл для тех людей, которые сейчас, возможно, сами находятся на грани подобных фантазий.
Безусловно, это может кого-то вдохновить. Он и сам, насколько я помню, эту идею взял, посмотрев телевизор.
И конечно, это небезопасно для общества и совершенно безжалостно по отношению к жертвам насилия. Наверное, другого слова я здесь не подберу.
С моей точки зрения, то, что сейчас происходит в российских СМИ, ужасно. Это ведь не один журналист сделал, было уже несколько интервью на разных каналах, которые формируют этому человеку славу. Он и сам говорит, что ему это нравится. И мне кажется, что такая история совершенно неэтична, а главное — небезопасна для нас. Социум и так находится в напряженном психическом состоянии из-за коронавируса и длительного карантина, и понятно, что это не самая здоровая ситуация для него в целом.
«Этическая дискуссия не должна превращаться в травлю»
Ольга Алленова, журналист:
— Это очень сложный этический вопрос. Запрета на интервью с маньяками нет. Есть запрет на
Ольга Алленова
интервью с террористами. Приравнять одних к другим можно, но приведет это только к росту маргинальных ресурсов, где об этом будут говорить, тогда как в официальных СМИ — не будут.
Смотрите, власти запретили цитировать мат в СМИ. Я сама никогда не употребляю мат, у меня вообще плохая переносимость такой лексики. Но иногда в репортаже, когда журналист цитирует героев, важно транслировать их речь без купюр — она характеризует человека, это важный способ показать его характер, социальный статус, его ценности. Сейчас журналист не может цитировать героя дословно. Мы обязаны заменить нецензурные слово синонимом. И если на телевидении его заглушат, но смысл останется понятен, то в написанной статье этот синоним вычищает речь, лишает героя его личности.
Раньше я к этим конкретным требованиям регламентирующих органов относилась нормально, но потом как журналист я стала понимать, что это ограничение свободы слова. Это лишение журналиста или писателя возможности правдиво показать героя его материала. И самое важное — эти запреты нецензурной лексики не привели к исчезновению мата, подростки в социальных сетях на нем разговаривают, для них применение такой лексики — что-то современное, крутое, запретное. То есть, свободу слова ограничили, а целей не добились.
Вот история с транслированием мнения маньяков — она тоже многослойная. Как обычный человек я возмущена тем нездоровый интересом, которым разные электронные ресурсы окружают таких людей. Но я понимаю, что запрещать — нельзя. Мы лишим возможности серьезных журналистов делать какие-то важные истории, например, о том, как защищать девочек от таких угроз, какую просветительскую работу проводить среди подростков, чтобы защитить их от насилия. А разные маргинальные, никем не контролируемые каналы только получат дополнительную аудиторию.
Но то, что происходит сейчас в СМИ, вот это подогревание нездорового интереса к людям, чье поведение нарушает и законы, и нормы общественной жизни, — это не радует.
Понятно, что используются самые низкие человеческие интересы для раскрутки каких-то каналов, удержания рейтингов, но этому можно противостоять только этической дискуссией.
Чтобы для авторов стало моветоном делать такие сюжеты, чтобы людям было стыдно признаваться, что они вот это смотрят. Но эта этическая дискуссия должна быть именно дискуссией, а не травлей. А другого способа я не вижу.
Но если мы говорим о конкретном интервью с маньяком, в котором тот, по сути, произнес угрозу в адрес жертвы, то тут должна быть реакция правоохранительных органов и в отношении этого человека, и в отношении тех, кто выпустил это в эфир.
«Обществу дают сигнал: “Совершишь преступление и станешь звездой”»
Алена Попова, соавтор законопроекта о профилактике домашнего насилия, сооснователь сети взаимопомощи для женщин «Ты не одна»:
— Совершенно неэтично приглашать маньяков на бенефис в СМИ, особенно давать им слово и
Алена Попова
позволять высказывать свою версию событий, поскольку у них очень быстро находятся последователи. Обществу как бы транслируется сигнал: «Ты можешь совершать преступления, а потом стать звездой и, вероятно, потом еще и написать книгу, получать гонорары». В общем, много различных опций, которые говорят о том, что преступление — это не плохо, это буквально социальный лифт.
Поэтому существует множество норм о забвении, когда осужденным за тяжкие насильственные преступления, особенно в сфере половой неприкосновенности, полностью заказан путь в публичность. Забвению предаются их интервью и книги, как в случае, например, с Джеем Симпсоном в США, когда он хотел выпустить свою книгу: весь тираж был снят с продажи, а Fox, который должен был брать интервью, извинился даже за то, что собирался это сделать.
Поэтому хорошо, что сейчас в обществе поднялась дискуссия о таких важных, основополагающих нормах, как защита жертв насилия. Прямая речь маньяка ставит в опасность и ретравматизирует в том числе людей, которые от него жутко пострадали, он просто разрушил жизнь двух школьниц.
Мое мнение никогда не изменится: давать маньякам возможность прямой речи в СМИ нельзя. Описывать историю маньяка — это еще вопрос дискуссии. Но говорить с маньяком, который вышел на свободу, давать ему карьеру, дорогу в жизнь — просто неприемлемо.
«Такой контент надо блокировать»
Анна Межова. Фото: facebook
Анна Межова, президент фонда «Сохраняя жизнь»:
— Когда журналисты дают трибуну маньякам, они, с одной стороны, способствуют двум очень страшным вещам — повторной травматизации жертвы, усилению ее страха, воспоминаний травмы, а с другой — провоцируют нездоровых людей на аналогичные преступления.
Меня удивляет одно: неужели те журналисты, которые это делают, не понимают силу своих ресурсов? Или они, понимая это, намеренно соглашаются на такие тяжелые последствия для общества? А еще меня удивляет, куда в этой истории смотрит регулятор. Мне кажется, что это как раз-таки тот контент, который надо блокировать.
Как видите, у меня больше вопросов, чем ответов. Ответ, конечно, один — такое поведение недопустимо.
«Это увидят и не совсем здоровые люди»
Борис Положий
Борис Положий, психиатр, доктор медицинских наук:
— Приглашать в эфир психически неполноценного человека — это глупость. Люди это слушают, они не все правильно могут понять. Поэтому я считаю, что эфир — не место для подобных сенсаций и выступлений маньяков или еще кого-нибудь в этом роде.
Как водится, журналисты должны освещать все, но везде есть свои правила. И поэтому одно дело — поговорить с хорошим врачом или специалистом, а другое — поговорить с психически больным. Он не человек для студийного материала, он может говорить совершенно искаженные вещи, и транслировать их, с моей точки зрения, недопустимо.
Интервью с маньяком — это не тема для печати, телевидения и всех других масс-медиа. Болезнь есть болезнь. Неизвестно, кто это читает, ведь порой и не совсем здоровые, кстати сказать, люди. Какие могут быть последствия? Очевидно, ничего хорошего.
Если у человека психические отклонения — это не повод брать у него интервью, да еще и для большой аудитории. Да, он может быть в состоянии ремиссии, у него могут быть улучшения, тогда еще как-то мы имеем право что-то у него спросить, и то мы должны определить совершенно четкий круг вопросов, а не давать ему рассказывать о том, что сложилось в его голове по чисто бредовым мотивам.
«Очеловечивание зла?»
Тутта Ларсен. Фото: Анна Данилова
Тутта Ларсен, журналист:
— Я думаю, что это вопрос все-таки личной этики человека. У меня был опыт, когда я общалась с одним ныне очень популярным журналистом, который тогда еще был просто заметной, провокационной фигурой в обществе. И я спросила: «А как далеко вы можете зайти в своем желании прославиться и самовыразиться?» — «А все, что не запрещает уголовный кодекс». Поэтому мне кажется, что этика сегодня, к сожалению, — это довольно субъективная категория. И сточки зрения закона человек ничего не нарушает, приглашая такого героя на беседу с собой. Равно как и ничего не нарушает зритель, который беседу посмотрит. Я могу говорить здесь только, исходя из своих этических норм и порядков. Я бы никогда не стала делать такое интервью.
Не верю, что здесь была попытка показать честную журналистику, равно как я не думаю, что это было сделано ради чистого хайпа. Это снято, конечно же, на каком-то кураже, но думаю, что здесь человек в полной мере не осознавал, что он делает, правда. Не по глупости, а по духовной незрелости. Мне это немного напомнило детский сад и любопытство из серии «раздавить жука и посмотреть, что у него внутри» или «расковырять болячку».
Я все-таки верю в то, что здесь не было осознанного желания показать насильника и педофила милым человеком. Очень хороший комментарий к моему посту об этом оставила Анна Косниковская, которая сказала: «Надо же, мы все боимся расчеловечивания. А оказывается, в некоторых вещах очеловечивание выглядит еще страшнее».
В соцсетях люди говорят о том, что такое очеловечивание зла — оно уже имеет свои дурные плоды, потому что в некоторой степени легализует то, что сделал этот человек, и дает людям, которые хотели бы совершить зло, лишний козырь в руки: ты тоже можешь прославиться, ты будешь принят обществом настолько, что с тобой будут говорить крутые интервьюеры и за хорошие деньги, возможно. Не знаю, про деньги — я предполагаю, не утверждаю, что они там были.
Но думаю, что самое страшное воздействие вообще-то эта история оставляет на личности самого интервьюера. Потому что такое неразличение добра и зла напоминает инфекцию.
Мне кажется, что подобного рода общение заразно. Как бы это грубо ни звучало, для меня этот герой прокаженный, на нем стоит печать неизлечимого зла. Хотя мы понимаем, что каждый может раскаяться, и Бог простит его и примет в Свои объятия. Но, во-первых, по нему раскаяния не видно, а во-вторых, все интервью было совсем не про это.
Поскольку интервьюер находился максимально близко к источнику заразы, мне кажется, что самые неприятные и драматичные последствия как раз могут быть непосредственно для него. Я просто сужу по себе: если бы я с таким человеком пообщалась даже не в кадре, а просто где-то в жизни, оказалась бы с ним в одном помещении, я бы после этого душевно болела. Если эти последствия незаметны и человек в них не верит, законы духовного мира все равно работают.
Мне кажется, что возможность интервьюировать Гитлера — тоже не журналистская удача. Это та возможность, которая журналисту не нужна. Потому что зло нельзя препарировать, оно распространяется. Нельзя без маски заходить в ковидное отделение. Нельзя патологоанатому вскрывать больного бубонной чумой без специальной защиты, потому что это смертельно опасно. И есть просто правила гигиены, духовной в том числе.
Поэтому я считаю, что интервью с таким людьми неприемлемо. Честно говоря, и документальные фильмы тоже, как, например, фильм про Ивана Демьянюка «Дьявол по соседству» от Netflix. Считаю, что и этого делать не надо.
Такие люди должны быть преданы забвению, а не пиару.
