-
Протоиерей Игорь Прекуп
Наверное, нет более опошленного в массовом сознании образа, чем ангельский. Что только не творили над ним на протяжении последних свыше полутора тысяч лет (т. е. начиная с Высокого Возрождения), руководствуясь плотским умом, идя на поводу у собственных фантазий или же действуя в угоду заказчикам и массовому потребителю, художники и поэты всех времен и народов христианской цивилизации.
Слащавые изображения, знакомые большинству из нас по произведениям западной религиозной живописи, на которую, особенно начиная с эпохи Петра I, холуйски стали равняться наши отечественные «богомазы», сформировали в массовом сознании порочные стереотипы, согласно которым Ангел — это такое странное человекообразное существо с крыльями из марципана, причем зачастую явно женского пола (варианты типажей — от «доктора Вари» до Елены Ваенги), или же, если и мужского, то в виде генетически модифицированных толстоморденьких карапузов, полученных не иначе как путем скрещивания шалуна Купидона и Gallus domesticus породы «русская белая».
Как тут не вспомнить слова протопопа Аввакума: «…пишут Спасов образ Еммануила, лице одутловато, уста червонная, власы кудрявые, руки и мышцы толстые, персты надутые, тако же и у ног бедры толстыя, и весь яко немчин брюхат и толст учинен, лишо сабли той при бедре не писано»?
Причем он же и объясняет причину распространения такого типа изображений: «А все то писано по плотскому умыслу: понеже сами еретицы возлюбиша толстоту плотскую и опровергоша долу горная… пишите таковых же, якоже вы сами: толстобрюхих, толсторожих, и ноги и руки яко стулцы». Трудно не согласиться с возмущением о. Аввакума, если помнить, что иконопись — одна из форм Священного Предания.
Начавшееся еще в допетровскую эпоху, «одебелевание» иконописи, то есть утрата прежней прозрачности плоти изображаемых, уплотнение или, лучше сказать, оплотянение ликов, искажающее восприятие Божественного Откровения, особенно неуместно в изображениях Ангелов. Религиозному сознанию приходится как бы прорываться сквозь ложные стереотипы, которые нынче насаждаются еще и новейшими техническими средствами современного кинематографа.
Архистратиг Михаил. Кипр, XV век
Только путем приобщения к благодатной духовной реальности возможно преодоление напластований «бабьих басен» и ненаучной фантастики, облепивших Священное Предание.
Под приобщением имеется в виду не только ознакомление с источниками достойными доверия, то есть с наследием Отцов, но и непосредственное приобщение горнему миру путем духовного единения с Богом и Его святыми как в личной молитве, так и за богослужением.
В особенности это касается богослужений, посвященных Небесным Силам.
21 ноября (8 ноября по юлианскому календарю) мы празднуем Собор Архистратига Божия Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных, отмечать который было определено в IV в. Поместным Лаодикийским Собором, 35-е правило которого отвергает поклонение Ангелам как творцам и правителям мира. Дата выбрана не случайно. Ноябрь — девятый месяц года по римскому календарю, который начинался (кстати, как и у славян) с весны. Март — первый месяц и т. д.
Некоторые месяцы сохранили в своих названиях корни латинских числительных: сентябрь (september) — седьмой (septĭmus), октябрь (october) — восьмой (octāvus), ноябрь (november) — девятый (nonus), декабрь (december) — десятый (decĭmus). Девятый месяц выбран в честь девяти чинов Небесной Иерархии, а восьмой день (восемь — число, означающее вечность) символизирует День Господень: день Всеобщего воскресения, с которого начинается иное бытие — вечное; день, когда Сын Божий вновь явится, но уже не в «рабьем зраке», а «в славе Отца Своего со святыми Ангелами (Мк. 8; 38).
Ангельский мир — мир духовный; мир, предшествующий человечеству и в святости, и в падении, и в увлечении злом, и в сопротивлении ему. Первым пал Денница, увлекший за собой часть ангелов, и он же выместил свою ненависть к Богу на Его образе — на человеке, которого соблазнил в погибель (вот где корни иконоборчества). Первым противостал Деннице Архистратиг Божий Михаил, возглавивший Ангелов, устоявших в истине. По примеру Ангелов, не познавших зла, противостоят соблазну и люди, преодолевающие свою «удобопреклонность ко греху».
Небесное воинство сражается с «миродержителями тьмы века сего» (Еф. 6; 12) за «лежащий во зле» мир (1 Ин. 5; 19): за каждого из нас. Только мы порой себе эту борьбу представляем как-то очень своеобразно, в смысле, по своему образу — падшему, оземлененному, страстному, представляем и смысл ангельского служения: так, словно нет другого предназначения у ангельского мира, кроме как обслуживать наши персональные или геополитические интересы!..
Никто не спорит: и Писание, и Предание полны примерами, когда Небесное Воинство помогало сражающимся за правое дело, но в этом ли смысл существования ангельского мира? Каждый может вспомнить хотя бы один, а то и несколько примеров из жизни, когда явно «кто-то» уберег его самого или кого-нибудь из хорошо знакомых людей от неминуемого увечья или даже смерти. Но в этом ли основное предназначение Ангела-Хранителя?
«А в чем же?!» — воскликнет иной «православный-как-все». В самом деле, в чем же еще предназначение Ангела-Хранителя (коль уж о нем зашла речь), он же — «хранитель»?.. Раз так, значит, он должен нас хранить, то есть беречь от всяких неприятностей, напастей и скорбей, чтобы нам не оказаться «не в том месте и не в то время», чтобы авиабилеты на обреченный рейс закончились пред нашим носом, а щипцы, побывавшие во рту больного, допустим, гепатитом В (очень, скажу я вам, устойчивый вирус) и недодержанные в автоклаве из-за нехватки инструментов, не попали бы в руки стоматолога в тот момент, когда в его кресле оказались именно мы. Ну и прочее в том же плане: этакий невидимый сотрудник департамента профилактики несчастных случаев и коррекции кармы.
Мне даже как-то неудобно кого бы то ни было разочаровывать, но не то чтобы Ангел-Хранитель этими вопросами не занимается (занимается, можно выдохнуть), только далеко не в первую очередь. Насколько душа важнее тела, настолько забота об ее здоровье и выживании значимей, чем забота о физическом выживании и здоровье, о преходящих благах, имеющих пусть и высокую, но все же относительную ценность.
Тем более, это касается Ангелов, имеющих более масштабные задания: они заботятся о благе мира сего, но в первую очередь о благе значимом для вечности, а прочие блага, хоть и не выпадают из их поля зрения, но все же не имеют приоритетного значения. Поэтому не стоит рассматривать все подряд неприятности, будь то личного плана или глобального, как признак ослабления заботы ангельского мира о нас.
Наоборот, иной раз именно давая, по попущению Божию, нам (в любом масштабе) почувствовать причинно-следственную связь греховного настроения или действия с ощутимым (то есть воспринимаемым нашими пятью чувствами и эмоционально переживаемым) ущербом — именно этим Силы Небесные удерживают нас от соскальзывания, а то и решительного шага в погибель.
И не в войне с нечистой силой — смысл сотворения ангельского мира. Бог ничего и никого не создавал ради разделения и борьбы, хотя бы и священной.
Ангельский мир — это мир служебных духов, прославляющих Творца и служащих Ему, в том числе через заботу обо всем видимом творении Божием, и в первую очередь о «венце творения» — человеке. И если бы не грехопадение наших прародителей, эта забота не носила бы характера битвы, поле которой — сердца людей.
«Яко огнь, и пламень, и свет, безплотныя сущия, от вещественныя тли умом восперяеми, бренными устнами, невещественныя со страхом песньми да почтим», — восклицаем мы в каноне на утрени праздника. От нашей сгорбленности духовной, прижимающей взгляд к земле, то есть от мышления и действий по образу мира сего, от всего материального и преходящего, человек призывается устремить взгляд к миру горнему, к свободе в Боге, и почтить в песнях Архистратига Божия Михаила и весь сонм Небесных Сил бесплотных. Почитание молитвенное, однако, лишь точка опоры для почитания практического: «Ангельскому поревнуем житию, и мысли вперим к высоте» (там же).
«Поревнуем» не в том смысле только, что удивимся и восхитимся, а в том, что постараемся посильно подражать им.
Оправдывая свои слабости, иной раз говорим: «Ну мы же люди — не ангелы…», как если бы противостояние греху было делом исключительно ангельским, а человеку по природе свойственно было бы заблуждаться и грешить. Вот, дескать, их дело стоять в истине, а мы на то и люди, чтобы грешить. Это лукавая позиция. Да, человеку присущ грех. Но присущ не по природе, а наподобие хронической наследственной болезни, которая настолько давно, поколениями передается, что ее перестают воспринимать как что-то чуждое.
Однако, хотя «привычка — вторая натура», но все же не первая. А первая — неистребимый образ Божий и призвание к богоуподоблению. И как бы грех ни опутывал, ни пропитывал наше существо, как бы мы ни падали и как бы нам ни казалось, что это и есть наша натура, наша сущность, а потому надо отложить «мечты, отвлеченные от реальности» и жить «по-людски», какими бы чуждыми ни казались призывы подражать ангельскому житию — тут дай Бог только не отчаиваться и не сворачивать с узкой евангельской тропы на кажущиеся попутными магистрали.
Пока человек помнит, что Евангелие — это общая норма, а не инструкция для святых «от чрева матери», он на пути спасения.
Пусть даже он на этом пути не стоит, а валяется, но он валяется на пути заповедей, на пути святом, не уступая соблазну пойти путем соседним, путем, на котором заповеди нет, не отрицаются, но руководством к действию они являются, лишь когда «обстоятельства позволяют», вернее, когда рассмотрение жизненных обстоятельств в свете Евангелия не ставит под угрозу личные или корпоративные интересы.
Возможно, это странным покажется, но человек павший и все никак не встающий, однако же и не сходящий со спасительного пути, т. е. не перестающий соотносить свои помыслы и поступки с Евангелием (а ведь проще жить, если принять установку на облегченную схему якобы христианской жизни), он, даже находясь, казалось бы, в падении, на самом деле не погибает, потому что продолжает бороться, стараясь свести до минимума свой грех и, не переставая предпринимать усилия, чтобы хоть как-то, хоть ползком по этому пути двигаться, не оставляет надежды со временем встать и пойти по-человечески.
Конечно, падшее состояние ангельским едва ли назовешь, но в том-то и особенность человека, что он постоянно перед выбором, кому из духовного мира отдать предпочтение, на кого ориентироваться: на бесов, которые пребывают в нераскаянном падении, или на Ангелов, которым свойственно быть непоколебимыми в добре. И в зависимости от выбора человек или придумывает себе «удобную религию», или старается честно в свете Евангелия оценивать не только свои поступки, но и мотивы их, свои внутренние побуждения, не позволяя себе лукавить.
Ангелы — светоносны по восприятию от Первого Света — Бога. Лукавство — тоже свет, но искусственный, поддельный, который излучают падшие ангелы для обольщения человека. А потому практическое почитание Ангелов Божиих состоит в том, чтобы отвергать лукавый свет и руководствоваться светом Истины.