Мне пришлось почти прогнать из храма маму с детьми
Москва, центр:
— Большинство наших прихожан сидят дома: послушались призыва духовенства и воздерживаются от посещения богослужений. Что меня самого серьезнейшим образом волнует, — это то, что наше священноначалие разделилось в трактовке слов Патриарха.
Смущает сердце, когда видим фотографии и видео со служб других московских храмов, переполненных. Есть внутреннее колебание: «А правы ли мы? А правы ли они?». У нас и в храме священники по-разному оценивают ситуацию. Конечно, взаимные помыслы осуждения возникают. Это не значит, что мы перестанем друг с другом здороваться, не сможем причащаться, обвиним друг друга в ереси. Но было бы лучше, чтобы священноначалие выпустило еще раз более внятное разъяснение именно для московских храмов. Если бы мы понимали, что мы едины в соблюдении карантина, то и нам, и прихожанам было бы проще выполнять этот призыв Святейшего.
У меня был один неблагоприятный момент, за который крайне стыдно до сих пор. Я буквально прогнал одну многодетную маму со всенощного бдения. Она ходила на все службы со всеми детьми. Я подошел к ней и сказал: «Почему ты не слушаешься Патриарха?». И она ушла, расстроенная. Сейчас у меня нет с ней связи. Очень неспокойно на душе от того, что я буквально нарушил слова Христа: «Грядущего ко Мне не изгоню вон». Но она была большим соблазном для тех, кто смотрит трансляцию.
Многие семьи с детьми, в том числе мои дети, воздерживаются от посещения богослужений. Мы как раз пытаемся проявлять образец такого строго запрета. Поэтому они находятся все дома, тоже смотрят службы онлайн, я регулярно выкладываю фотографии с их домашней молитвы.
Но в целом сохраняется спокойная и доброжелательная обстановка. Создана группа в вотсапе, мы переписываемся с прихожанами. Там уже больше сотни человек. Друг друга поддерживаем, каждый день в шесть часов вечера у нас совместная молитва. Организованы трансляции всех богослужений, их просматривают сотни людей.
Мне кажется, нам удалось убедить наших прихожан, что это новый опыт. В корне подавляем распространение страхов, этому здорово способствует группа в вотсапе. Всякие фейки, наночипы, приход Антихриста, «мы все умрем» — это все довольно быстро подавили разъяснительной работой, разговорами.
В последние дни подбежала статистика по заболевшим: старшего поколения заболело в Москве гораздо меньше, чем в других регионах. И это здорово подтверждает тезис, что мы прекрасно изолировали наших стариков по первому же сигналу. Говорим: «Смотрите, как здорово, все работает! То, что вы сидите дома, бережете наших бабушек». Создана волонтерская группа в храме, хотя такой необходимости пока нет. Был только один случай, когда потребовался ремонт домашней техники. Волонтеры выехали, вызвали к бабушке ремонтника, оплатили все это дело.
Пожертвования, безусловно, упали серьезнейшим образом. Чтобы было понятно: у нас обычно в пост в воскресные дни приходят человек 800, а причащается 300–400. А сейчас даже на Благовещение было 20 причастников. Кроме того, храм находится в удобном месте, и обычно мимо нас проходит большое количество паломников. Это тоже прекратилось. Мы сейчас устроили возможность подачи на сайте записок онлайн, возможность поставить свечу — без указания суммы пожертвования. Везде написали, что можно позвонить в лавку, продиктовать имена на поминовение, попросить поставить свечу, передать в алтарь ладан или кагор.
Мы вынуждены были сократить певчих с восьми до одного человека, семь ушли в неоплачиваемый отпуск. У них и так не было никакого оклада, это сдельная работа: человек вышел и получил за службу. С уборщицами то же самое: две уборщицы раньше убирались каждый день, сейчас только раз в неделю. Их работа тоже сдельная, и теперь они, соответственно, получают меньше.
Если этот месяц еще можем продержаться на общих запасах, то дальше в планах настоятеля начать расходовать на содержание храма деньги, пожертвованные на целевые сборы. Особенно если сохранятся коммунальные платежи или взносы в патриархию. Это средства, которые мы собираем не первый год. И это болезненный момент: люди жертвовали на конкретные вещи, а мы это будем расходовать на поддержание жизни храма. Так мы выживем пару-тройку месяцев, не больше. И делаем это, естественно, в надежде потом восполнить. Но как оно сложится, сказать сложно.
При этом мы не ездим просто так причащать прихожан, сидящих дома. Я был несколько раз только у умирающих. Это никак не связано с простудными заболеваниями, человек долгое время уже изолирован. Посещение людей дома осталось на докарантинном уровне, мы не увеличили количество треб.
Духовенство, естественно, не соблюдает режим самоизоляции, и мы сами можем быть разносчиками инфекции. Хотя это была бы возможность поправить материальное положение. Но мы между собой договорились, что пожертвуем этим, чтобы не заражать прихожан.
Важный тезис, который дошел практически до всех прихожан, высказал наш настоятель. Он сам из священнического рода, непрекращавшегося в советское время, в том числе, такой хранитель традиций и в этом смысле авторитет для прихожан. Он предложил вспомнить, обращаясь, в частности, к тем бабушкам, что ходили еще в советское время: «Сколько раз вы причащались в старые времена?» — «Два раза в год: постом и именинами». И хотя мы много лет приучали прихожан причащаться еженедельно, и для них отрыв от таинств болезненный, мы им напомнили, что постом они уже все причастились. А тем, кто не причащался постом, посоветовали приходить в будние дни. И запустили такую идею, что мы все вместе совершим ночную службу на отдание Пасхи и все вместе помолимся, и Пасха никуда не уйдет от нас, в том числе, богослужебно.
Я не сомневаюсь, что все это когда-нибудь закончится. Внутренние изменения будут. Конкретные прихожане и священники что-то для себя поймут и пересмотрят. Кому-то будет очень стыдно за то, как он вел себя в это время. Кто-то оценит и больше полюбит богослужения. Кто-то научится молиться дома. Кто-то, возможно, наоборот озлобится, охладеет и отойдет. Но я не думаю, что мы увидим какие-то серьезные внешние изменения в церковной жизни.
Людям важно знать, что служба совершается
Москва, спальный район:
В общении с собратьями-священниками на первом месте обсуждение «сводок с боев». Главный вопрос — сколько вчера (сегодня, или пару дней назад) было людей в храме. Ведь, как говорил один маститый протоиерей: «Есть приход — есть доход…». Все обвалилось в понедельник 30 марта. Людей не стало…
Конечно, с тем доходом, который есть сейчас, каши не сваришь. Но мы не планируем в ближайший месяц никого сокращать. У нас и так минимальное количество людей.
Проблемы с персоналом могут начаться, если власти начнут контролировать передвижение людей по улицам. Ведь мы не всем сотрудникам можем выдать справки о том что человек у нас работает. Возможно кто-то из-за этого не сможет добраться до своего рабочего места. В одноштатных храмах, где служит один священник, количество людей, которым будут выдаваться справки, ограничили до 5-6 человек. Певчих мы не сокращаем. Пошли по пути снижения и перераспределения нагрузки. Там где раньше пели четыре человека, теперь поют два. Где было два человека, теперь один. Кто-то сам самоизолировался, уехал на дачу… Свечные работники контролируют входящие звонки, поддерживают связь с прихожанами по телефону.
Слава Богу, богослужение продолжается. Но мы дожили до таких времен, когда прихожанам приходится настойчиво объяснять, что в храм в ближайшее время приходить не нужно. Пожилые прихожане не все понимают, как так можно. Ведь храм открыт, служба идет… Это кстати сейчас самый часто задаваемый по церковному телефону вопрос: «А есть ли в храме служба?». Конечно потом приходят не все звонившие, но людям важно знать, что служба совершается и молитва не прекращается.
Не думаю, что будут проблемы с выплатой средств сотрудникам за апрель. Ведь до этого были февраль и март — не самые пустые месяцы в году. Будем оплачивать работу сотрудникам из тех средств, которые накопили и не успели потратить на ремонт.
Что будет с настоятелями, которые не сдали деньги
Ленинградская область:
— Я — жена священника. Знаете, почему согласилась на интервью? Cтала сегодня свидетелем одной сцены в храме после вечерней службы. У нас хористы получают свою зарплату, каждый раз пропев. Поют, спускаются, и из лавки им свечница выдает те деньги, которые они зарабатывают за каждую службу. И когда она протянула эти деньги, они сказали: «Мы отказываемся. Пока не пройдет карантин, мы решили у прихода деньги не брать». Это была минутная сцена, я могла бы выйти раньше и разойтись с ними. И это было сказано не для меня, я стояла поодаль и вообще не была участником происходящего.
Мы в семье и на приходе не смогли принять решение стоять на входе и говорить: «Нет, останьтесь дома». На проповеди моим супругом, настоятелем храма, неоднократно сказано было: «Вы слышали проповедь Патриарха, вы вольны поступать так, как он сказал. У нас нет рекомендаций закрыть храм ни от светских властей области, ни от правящего епископа. Поэтому я буду продолжать служить. Приходить вам или нет — мера вашей ответственности». К сожалению, никто не проговаривает дальше, что кроме личной ответственности есть еще ответственность перед теми, к кому вы придете потом в семьи.
Супруг, получается, оказывается меж двух огней. Есть нагнетающая информация от говорящих голов в телевизоре и интернете, иногда совершенно беспочвенная. Есть напуганные бабушки. Они звонят и плачут: «Мы не знаем, что делать», и он им отвечает: «Лично вас я благословляю оставаться дома». Так человеку проще: не принимать самому решение, а опереться на слово священника, который за него решил. Это не единичные случаи, и такова иногда психология верующих.
Есть еще процент людей, который говорят: «А что со мной может случиться? Я прихожу в храм». Я пытаюсь говорить с такими людьми, объясняю: «Вот я приехала из Петербурга, в этом пуховике в метро ездила, не стирала его. Неужели вы считаете, что когда мы пересекаем порог храма, законы физики перестают действовать?». А были семьи, которые после слов Патриарха звонили и говорили: «Батюшка, у нас волнуются наши близкие, вы уж нас простите, но мы отсидимся дома пару недель». Людям важно объяснить свою позицию, что они не просто пропали, а приняли взвешенное решение. Я считаю, что это правильно.
В больших городах приходит три сотни человек, и, в принципе, без разницы, кто в это воскресенье пришел, а кто в следующее. А когда всего прихожан 30 человек, ты знаешь и семьи, и детей, и жизни этих людей. И если они не приходят, сердце екает: «А не случилось ли что?». Это такая ответственная позиция: позвонить и предупредить.
От нашего местного епископа никаких циркуляров, как вести себя при пандемии, нам не поступало. Патриаршая комиссия выпустила инструкцию, там больше десяти пунктов: как причащать, как соборовать, давать ли одну лжицу. Камень преткновения ведь какой? Мы все причащаемся от одной чаши и одной ложкой. Как при этом соблюдать эпидрежим? Там были еще такие вещи: проветривать, протирать спиртом киоты, дезинфицировать поверхности. Свечница наша в перчатках работает.
И если две недели назад это воспринималось со смешком, то сейчас все понимающе кивают головой: «Да, да, я вообще со своей кружкой пришла!». Люди адаптируются жить в новых условиях.
В обычное время заканчивается литургия, после проповеди люди идут целовать крест, который держит священник. В патриаршей инструкции написано, что крест не дается для целования, а накладывается на голову подходящему. Это священник может контролировать, и он это делает. Контролировать, целуют ли люди иконы, он не может. Но у нас настоятель несколько раз говорил об этом на проповеди: «Храм — такое же место в физическом плане, как любое другое на планете. Не хотите целовать иконы, не целуйте, не прикасайтесь губами. Можете трогать рукой или прикасаться лбом. Мера вашего благочестия от этого не убудет». Но люди ригидны и консервативны: или они упираются в свою привычку, или это просто мышечная память. Ты идешь к иконе, сначала крестишься, потом ее целуешь, а потом вспоминаешь: «Ой». И каждого не заставишь себя контролировать.
Финансово на нас пока ситуация не отразилась. Я говорила сегодня с казначеем храма: зарплата за март была выдана целиком, там не было провальных недель. И вроде бы у нас, у сельского небольшого храма, проблем нет. Возможно, они будут чуть позже: неизвестно, что будет с Пасхой.
Есть еще одна сугубо церковная «кухня»: приходы собирают пожертвования на свою жизнь, но существует еще и церковный налог. Он отправляется в епархию, а та пересылает дальше, в патриархат. Здесь вопроса нет: Церковь как некий институт была так устроена всегда. Но сейчас, например, есть Псковская епархия, которая выпустила официальный циркуляр о том, что они на время пандемии аннулируют любые налоги. Есть Орская епархия, которая сказала: «Платите 50%». Кто-то сказал, что сейчас надо платить 30% от обычных налоговых отчислений, а остальные — 70% будьте любезны дробными частями в течение полугода.
Непросто всем: налоговые каникулы есть, но как оно будет дальше? Будут ли разговоры с архиереем? Будут ли жесткие меры применяться к настоятелям, не сдавшим деньги? Пределы карающей машины неизвестны: в одном случае тебя могут пожурить и вызвать «на ковер» к руководству, в другом сказать: «Ты не заплатил нам эту сумму, в следующем месяце просто ее поднимем». Испытывать судьбу не хочется никому.
А с другой стороны, я знаю примеры, когда священник просто пришел и сказал: «У меня строящийся храм, мне не с чего нашим бабушкам платить. Вот ключи, разбирайтесь, как хотите». И архиерей вник в проблему, священнику помогли со стройкой. В обратную сторону тоже работает. Вопрос в том, чтобы найти в себе силы не промолчать и правильно это аргументировать.
За всю Церковь говорить не буду. С одной стороны, не хочется ее очернять. С другой стороны, случаи бывают разные. И это данность, которая широко нигде не фигурирует и не обсуждается: «Как же так? Как мы можем осуждать священноначалие?». Ну, к сожалению, они тоже люди и тоже ошибаются.
Со многими прихожанами потеряна связь
Республика Татарстан:
— К сожалению, Церковь сейчас расколота на два лагеря. Одни считают, что введенные эпидемиологические меры в храмах и ограничение прихожан от их посещения — это правильно, другие считают, что эти меры излишние и неправильные.
Если говорить о светских СМИ, они, естественно, ищут повод сказать, что, допуская прихожан в храмы, Церковь печется не о прихожанах, а о доходах. Это неправда. Конечно, проблема такая существует, ведь работники храма тоже должны на что-то жить, но все это понимают и верят, что Господь не оставит и поможет выйти из этой сложной ситуации.
Главная проблема, как мне кажется, — духовное и моральное состояние прихожан, а оно, к сожалению, не очень благоприятное. Со многими прихожанами, особенно пожилого возраста, потеряна связь. Чтобы поддержать тех, кто пользуется интернетом, мы обращаемся к ним через нашу группу, но далеко не все прихожане в группе есть. Онлайн-трансляции богослужений эту проблему не решают даже для тех, кто имеет возможность их смотреть. Когда включаешь онлайн-трансляцию богослужения и видишь пустой храм, это радости не вызывает.
Как будем встречать Пасху, сказать не могу. Мы живем одним днем. Я знаю только, что богослужения совершаются. А что будет завтра, не знаю. Прихожане находятся дома, в своих семьях, и варятся в собственном соку. Кроме того, атмосфера в домах очень часто не церковная. Один-два верующих, а остальные — нет.
Домой священников никто не зовет ни на причастие, ни на совершение других таинств, хотя о такой возможности мы неоднократно говорили. Это наш пастырский долг! Это, как мне кажется, связано с другой проблемой. Человек, зовущий священника домой, невольно чувствует некое обременение. Проблема чисто психологическая, и мы не можем это изменить. Люди часто воспринимают священника, как небожителя, пригласив которого в свое жилище, нужно обязательно его принять, накрыть стол и уделить ему особое внимание. Священник всегда заложник любви своих прихожан и от этого, к сожалению, никуда не денешься. Это и является основной причиной того, что священника в дом приглашают только в крайних случаях, особенно, если в семье есть неверующие люди. Объяснить, что священник такой же человек и просто выполняет свой пастырский долг, очень сложно.
Церковь сегодня столкнулась с новыми вызовами. Думаю, что они будут иметь свои последствия. Как было до карантина, считаю, уже не будет. Появилось недоверие людей друг к другу. Оно никуда не денется. Все это так быстро не уврачуется.
Сейчас людям необходимо утешение. А утешения, к сожалению, они не видят: куда ни посмотришь, везде одни проблемы, коронавирус и разговоры только о нем. Нет радости, теряется надежда. Даже в праздники люди находятся в унынии. Сейчас наша общая задача — поддержать людей в их вере, зажечь огонек радости и остерегаться разделений.
Верю, что люди вернутся
Свердловская область:
— Прихожан сейчас буквально несколько человек. Один, два, три, может, пять. И, в основном, не постоянные. На отпевание, бывает, заходят люди, но значительно меньше, чем до этой ситуации. Сейчас стало в порядке вещей, что на отпевании один-два родственника присутствуют. Утренние службы в будние дни вообще проходят без прихожан. В праздник бывает десяток человек. На порядок меньше, чем раньше.
Служба совершается только клириками, причем тоже в усеченном варианте: один священнослужитель, один певчий, один сотрудник, который занимается свечами. Скромные богослужения стали, скажем так.
Это сказывается, конечно, на пожертвованиях, на том, как мы сможем оплатить коммунальные услуги. Возможно, это очень сложно будет сделать. Очевидно, что как и для всех, так и для нас, это все будет очень непросто.
Сокращений в штате нет, все работают в своем порядке. Но у нас и штат небольшой: приход городской, не слишком большой.
В период карантина стала очень активна группа во «ВКонтакте», количество подписчиков и просмотров заметно увеличилось. Там и фотографии публикуются, и онлайн-трансляции идут, и онлайн-пожертвования: можно подать записки, например. Люди этим пользуются благодарят, особенно за онлайн-трансляции. В субботу у нас была трансляция акафиста, на Благовещение тоже была.
Даже бабушки активно пользуются интернетом. У нас каждый раз публикуют расписание служб. Недавно мы на несколько дней позже выложили график на апрель, и уже бабушки спрашивали: «Когда что будет? Почему нет графика?». Активно интересуются.
А так, в общем, все замерло, во всех отношениях. Те же требы, крещения, причастия на дому — всего стало гораздо меньше. Видимо, переживают все. Бабушки очень послушные, стараются не приходить. Но кто-то, конечно, приходит, мы никого не выгоняем. Стараемся соблюдать все санитарные нормы, как предписано Патриархом и Священным Синодом. Исполняем свой пастырский долг и никого не можем оставить без Таинств, если человек сам пришел.
Таинства и богослужения регулярно совершаются. Хотя рассматривался вопрос, чтобы, может быть, в будни богослужения сократить. Но хотя и нет прихожан, мы молимся. Молитва это очень важно: за мир, за то, чтобы эпидемия быстрее прошла. По мере сил исполняем свой долг.
Не думаю, что в жизни прихода и храма будут какие-то необратимые изменения. Наоборот, люди вернутся. Сейчас очень заметно, что нет тех, кто постоянно исповедовался. Если до всего этого мы исповедовали прихожан в течение всего богослужения и после, сейчас фактически нет желающих прийти на исповедь.
Но я думаю, что все вернется на круги своя, и прихожане придут в храмы. Это важно и необходимо для спасения души. Сейчас люди просто исполняют повеления власти, думаю, это правильно. Но это, конечно, не может продолжаться постоянно: человеку необходима молитва, вера, участие в таинствах.