На их праздник, весенний, исполненный солнца и синего неба над белым снегом, пекут сладких постных «жаворонков». Их икону опытные свечницы рекомендуют «для мира в семье». И заплаканные жены, и деловитые свекрови-тещи покупают эту икону – на которой сорок полуобнаженных воинов стоят ледяном мартовском озере. «Надо, чтобы в семье было такое же единодушие, как у этих святых воинов!» — говорят благочестивые свечницы.
Ах, эта сладкая мечта о военном единодушии в семье! До нас дошёл черепок с интереснейшей надписью – и не из четвертого века, в котором жили эти мученики, а из многих веков до нашей эры. Египетский ремесленник не смог явиться на работу и написал (несомненно, с помощью писца) объяснительную. Иероглифы строги, сдержанны и печальны, но среди них дважды повторяется совсем недвусмысленный – человек с палкой в руке. «Телеменету не смог явиться на работу. Дрался со своей женой». Видимо, писец (начальство!) отнёсся участливо к бедолаге – далее следовала приписка, что Телеменету выглядел так, «словно его толкли в ступе».
***
В Деяниях Апостолов говорится: у всех «…уверовавших было одно сердце и одна душа» (Деян. 4, 32). «Эти слова Церковь понимала когда-то не в переносном, а в прямом смысле», — напоминал в своих проповедях на Пассиях Великого Поста прот. Всеволод Шпиллер.
Вот они – все сорок. Обнажённые до пояса, в исподнем, а не в вызывающей восхищение, «охи и ахи» военной форме – среди стихий. Словно оставлены они даже не на человеческий суд, не на законный суд императора, «августа» (или по-гречески – «севаста») а на суд стихий — ордалии ветра и воды. Они одновременно сильны и беззащитны, эти мужи, юноши и старцы. Они – словно один человек. Словно огромная человеческая жертва приносится среди воды и ветра.
…Большинство римских легионеров к четвертому веку уже не были пахарями Лациума – они были профессиональными воинами из варварских земель, романизированными, говорившими по-латински и часто носившими латинские имена. Многие воины были из Галлии. Эту страну и её обычаи описал ещё знаменитый военачальник Юлий Цезарь.
«Все галлы чрезвычайно набожны. Поэтому люди, пораженные тяжкими болезнями, а также проводящие жизнь в войне и в других опасностях, приносят или дают обет принести человеческие жертвы; этим у них заведуют друиды. Именно галлы думают, что бессмертных богов можно умилостивить не иначе, как принесением в жертву за человеческую жизнь также человеческой жизни. У них заведены даже общественные жертвоприношения этого рода. Некоторые племена употребляют для этой цели огромные чучела, сделанные из прутьев, члены которых они наполняют живыми людьми; они поджигают их снизу, и люди сгорают в пламени. Но, по их мнению, еще угоднее бессмертным богам принесение в жертву попавшихся в воровстве, грабеже или другом тяжелом преступлении; а когда таких людей не хватает, тогда они прибегают к принесению в жертву даже невиновных», — писал Юлий Цезарь в своей книге «Галльская война».
Галлам, набожным в своем диком язычестве, казалось, что богов можно умилостивить человеческими жертвами, засунутыми для мучительной казни в огне в уродливые чучела. Есть мнение, что это жертвоприношение – выродивший ведический обряд, когда образ таинственной жертвы – Пуруши, человека «тысячеглавого, тысячеглазого, тысяченогого», описанной в Ригведе («Жертвою боги пожертвовали жертве»), стал не поиском пути к Богу истинному, а путём к избавлению от проблем. Сами древние индоарии понимали, что образ всечеловека – тайна, и не совершали человеческих жертвоприношений, более того, такие жертвоприношения были запрещены.
«Человечество существует в бесчисленном множестве лиц или ипостасей, оно многоипостасно; но естество их — одно. Здесь уместно заметить, что имя Адам по древнейшим комментариям значит: всеединое человечество. Человечество не есть огромное множество отдельных индивидуумов, существующих среди бесчисленных потоков электронов и протонов, среди невидимых, сталкивающихся и перекрещивающихся волн, наполняющих мировое пространство. Мы все связаны друг с другом – с теми, кто жил до нас, кто живет с нами, кто придет после нас — одной и той же единой духовной целостной сущностью человеческого естества. Это оно в лице первозданного человека, или всечеловека Адама, получило сообразность Богу. В лице того же первозданного человека духовное естество всеединого человечества оказалось поврежденным, сообразность Богу в нем оказалась искажена. Никогда свою сообразность Богу оно не утратило, образ Божий в нем неуничтожим, но он был в естестве нашем искажен, испорчен, затемнен, подавлен первым грехом, той метафизической катастрофой, которую мы называем грехопадением Адама» (прот. Всеволод Шпиллер)
Но жрецы-друиды галлов и сами галлы воспринимали древнюю традицию проще и практичнее, и их веселье не было похоже на веселье славянской Масленицы, на которой тоже сжигают чучело – но без людей внутри.
В водах Севастийского озера, под небом Севастии Армянской, города, названного в честь императора Рима, стояли его верные и лучшие воины, а не поверженные и несчастные пленники галлов. Воины были родом не галлы, а каппадокийцы, они стояли под небом родины и в ледяной воде самого прекрасного озера своей родины – скованного льдом. Над их головами сияли весенние звезды, созвездие Рыб. Император Константин, август и севаст, уже объявил христианство «разрешённой религией», он видел крест и надпись «Сим победиши», он был в душе на стороне Христа, а не Митры или Юпитера. Но у него был соправитель, тоже август, тоже севаст, Флавий Галерий Валерий Лициниан Лициний, или просто император Лициний. Он тоже был варвар, он был из Дакии, он стал главным воином – императором. На первое место он ставил военную дисциплину, а все религии – потом. После того, как между бывшими соправителями готова была начаться война, Лициний велел заставить принести ему доказательства военной дисциплины и верности присяге – принести жертвы богам и себе. Он считал, что император – это бог.
Каппадокийские легионеры были непобедимы в бою. Их боялись парфяне и готы. Эти воины не были новичками или новобранцами – даже самые молодые уже успели показать чудеса храбрости и военной дисциплины, ведь и то, и другое важно, когда сражаешься плечом к плечу. Они были простыми и сильными людьми, их не удивляло, что воин может быть христианином. Их удивило, что Лициний боится их и требует каких-то жертв. И они отказались. И сами стали жертвами – за имя Христа.
Он, Христос Бог, творит всё новое – в водах, в порывах ветра, во тьме ночи творится новое человечество, со-телесное Ему, со-страдающее Страстям Его, со-приносящееся Ему – а Он приносит Себя в жертву добровольно за жизнь мира. И это новое творение, эта Церковь Его, является и видна тем, кто, как сторож, случайно оказался рядом – и вовсе не видна даже тому, кто по ошибке долго был внутри, как трусливый воин, нашедший гибель в огне бани, который он принял за спасение и тепло.
Они, воины-севастийцы, словно участники состязания, Севастийских игр, которые проходили в античные времена в честь императора. Они не посрамили честь своего полка. Воды и ветер стали не их судьями и палачами, а теми немощными стихиями, которые тают, как снег, как воск от лица огня Воскресения.
Христос воскрес, и воины Его живы с Ним. И среди них все, кто любит его, но впереди – Севастийский полк. Какие у них прекрасные имена. И одно имя на всех – Имя Христово. Имя Настоящего Воина и Настоящего Человека.
севастийские мученики
Кирион, Кандид, Домн, Исихий, Ираклий, Смарагд, Эвноик, Валент, Вивиан, Клавдий, Приск, Феодул, Евтихий, Иоанн, Ксанфий, Илиан, Сисиний, Ангий, Аэтий, Флавий, Акакий, Экдит, Лисимах, Александр, Илий, Горгоний, Феофил,Дометиан, Гаий, Леонтий, Афанасий, Кирилл, Сакердон, Николай, Валерий, Филоктимон, Севериан, Худион, Мелитон, Аглаий.