Мода: до Советов
Мода как массовое явление в городской культуре России существовала уже в конце XIX века. Только в Петербурге незадолго до событий 1917 года работало около сотни крупных пошивочных мастерских. При каждом модном магазине не только в столице, но и в крупных городах царской России работали портные, которые подгоняли фасоны под парижскую моду и под фигуру клиента.
Уже в 70-е годы XIX века в городах можно было приобрести журналы мод, нередко с выкройками. Накануне революции появились и так называемые «фабрики механического производства одежды». Фабрика Керстена, более известная россиянам как «Красное знамя» (так ее назвали в советское время), успешно производила трикотаж: чулки, носки, белье, джемпера и даже женские костюмы.
Кожанка: революционный унисекс или просто форма?
Появляется ли у нас специальная революционная мода после 1917-го? В ответе на этот вопрос существует два плана: мода как массовое явление культуры и «модные» вещи как маркеры нового социального состояния. Прежде всего, о маркерах и мифах, с ними связанных.
Возьмем всем известную кожанку – ее запечатлела литература, кинофильмы, это, казалось бы, символ времени. Но ведь кожанку никто специально как маркер не создавал, это получилось случайно.
Куртка из кожи была удобна, как любой вид кожаной одежды, – она не мялась, не мокла, хорошо подходила для переездов. Ее с удовольствием носили представители новой власти. И постепенное превращение обычной форменной одежды шоферов и летчиков Первой мировой войны в социальный маркер – очень интересная история.
Кожанку носили и мужчины, и женщины – в современном понимании это первый «унисекс». Я тоже так раньше думала. Но потом нашла любопытную фотографию, где есть кожанка женского покроя, в которую, кстати, одет мужчина.
На самом деле, в царской армии были женские батальоны, и ярко выраженной бесполости там не прослеживалось. В данном случае унисексуальный характер имела не сама вещь, а то, из чего она сделана, то есть кожа. Ведь мы хорошо знаем, что существуют выраженные женские и мужские ткани.
Да и вообще кожанка оказалась временным атрибутом. С середины 20-х годов она перестала быть остро модной. Молодые текстильщицы Иваново-Вознесенска в 1927 году с явной грустью писали в «Комсомольскую правду»: «Что иногда говорит комсомолец? Если ты в кожанке, какой к тебе интерес!» В разгар НЭПа, когда жизнь утратила неустроенность военного времени, ушла и мода на кожанку.
Юнгштурм – попытка одеть «сверху»
Одежда всегда является способом как-то «дисциплинировать» человеческое тело. Французский философ Ролан Барт вообще писал о существовании тел, «деформированных модой». Вот и кожанка во многом «деформировала» внешний облик и мужчин, и женщин. Происходило это стихийно, не по инициативе большевиков. Но есть в истории советской моды и вещи, с помощью которых власть действительно пыталась «дисциплинировать» молодых людей. Получалось, что политика приходила к людям через моду.
Речь пойдет о юнгштурмовской форме. В 1928 году на собрании комсомольцев Ленинграда обсуждали вопрос: «Что должен носить комсомолец и можно ли по одежде определить классового врага?» Для того, чтобы преданные власти юноши и девушки отличались от хорошо одетых «врагов», и была придумана юнгштурмовка.
«Комсомольская правда» писала летом 1928 года: «Образец формы… гимнастерка с откладным широким воротником, с двумя карманами по бокам, с двумя карманами на груди, брюки полугалифе (юбка для девушек), чулки и ремень, можно портупею». На юнгштурмовку власть возлагала большие надежды. Форма цвета темного хаки должна была, как писала «Комсомолка», «воспитать чувство ответственности, примерность поведения у станка, на улице, дома…»
Как еще недавно кожанка, юнгштурмовка маркировала сопричастность человека системе новых социалистических ценностей. Но просуществовала форма недолго: на поддержание проекта банально не хватало государственных денег.
Первый журнал мод и другие эксперименты
В 20-е годы на фоне НЭПа была очень развита частная инициатива в сфере моды. Но и новое государство тоже пыталось создать в этой области что-то свое. Например, в 1922 году был создан «Центр по становлению нового советского костюма». А в 1923 году стали издавать журнал «Ателье», правда, вышел всего один номер.
Портные с «дореволюционным» стажем нередко работали в пошивочных мастерских для большевистской верхушки. Художник Юрий Анненков вспоминал: «Известный московский портной, …одевавший до революции московских богачей и франтов, был поставлен во главе “народной портняжной мастерской”, доступной, конечно, только членам советского правительства и партийным верхам».
В середине 1920-х годов среди кремлевских дам особым шиком считалось иметь туалет «от Надежды Ламановой». Она, кстати сказать, в 1925 году получила Гран-при на выставке в Париже. Ламанова представила модель платья, где сочетались модный силуэт и национальный русский стиль – домотканый материал с вологодским кружевом. Создавали модели одежды и тканей художники-конструктивисты Александр Родченко и Варвара Степанова, а также будущий известный скульптор Вера Мухина.
Рубеж 20-х – 30-х: физкультурницы
Что во внешнем облике характерно для рубежа 20-х – 30-х годов? Женщина, «приспособленная» для индустриальной работы, для работы на фабрике. Идеал спортивности, мобильности, силы. Это видно во всей одежде. Есть даже чудесная карикатура, опубликованная в 1927 году в журнале «Смехач»: идет одетая в узенькое нэпманское платье и шляпку дамочка, а мимо нее строем, широким спортивным шагом шествуют работницы в коротких штанах и майках. Под карикатурой подпись, гласящая о том, что слишком узкая юбка мешает шагать в ногу с жизнью.
Здесь очень важно понять, что на рубеже 20-х – 30-х годов существовал и своеобразный стиль красоты, как писал Юрий Олеша, «возникающий от частого общения с водой, машинами, гимнастическими приборами». Вспомните картины Александра Дейнеки: женщины очень спортивны, подтянуты, у них простые одежды. Популярным видом одежды стали «соколки» – трикотажные футболки с цветными шнуровками. Пригодные для занятий спортом, они превратились в атрибут официальной моды. Многие женщины были одеты так, как изобразил Александр Самохвалов – картина «ГТО» (1931 год).
Технологизм эпохи отражали и ткани – знаменитый советский агиттекстиль. На ткацких фабриках спешно уничтожали эскизы тканей с «флоральной орнаментацией». Им на смену пришли ситцы с рисунками «Комсомол за работой», «Участие красноармейцев в уборке хлопка», «Коллективизация», «Военно-морской флот».
Рубеж 20-х – 30-х годов вообще был периодом расцвета конструктивизма – свободных, очень четких форм и в то же время мощности. Но продолжался он недолго.
Конструктивизм – одно из направлений в искусстве авангарда. Наиболее ярко проявился в архитектуре. Прослеживается также в изобразительном искусстве, фотографии, декоративно-прикладном искусстве.
Отличительная особенность конструктивизма – активное использование геометрических форм. Для зданий этого стиля четко высчитывалась функциональность. Именно поэтому в этом стиле выдержаны многочисленные дома культуры 1920-х – 1930-х годов, а также дома-коммуны, фабрики-кухни, жилые дома.
В середине 1930-х конструктивизм в СССР подвергается критике и даже запрету, однако переживает еще одну волну популярности в 1960-е.
Наиболее известные архитекторы, работавшие в стиле конструктивизма – братья Веснины, Константин Мельников.
Примерами сооружений в стиле конструктивизма могут служить Дворец культуры ЗИЛ (проект братьев Леонида, Виктора и Александра Весниных, Москва) и общежитие-коммуна Текстильного института на улице Орджоникидзе (проект Ивана Николаева, Москва).
В дизайне и полиграфии конструктивизм проявился геометрическими формами и стремлением к контрастной цветовой гамме (черный, красный, белый, серый с добавлением синего и желтого). В фотографии – съемкой с неожиданных ракурсов.
В дизайне текстиля – геометрическими узорами и отпечатанными прямо по ткани лозунгами.
Одним из основоположников конструктивизма был Александр Родченко (1891-1956), работавший совместно с супругой Варварой Степановой (1894-1958).
«Большой стиль» 1930-х
С середины 30-х годов начинается новый этап развития советского общества, который я и еще некоторые исследователи называют периодом «большого стиля». Он продолжался и после войны как высшая стадия сталинизма.
Роскошь, пышность, помпезность – характерные черты большого стиля. В архитектуре этот стиль знаком нам прекрасно. Знаменитые сталинские высотки в Москве и просто жилые, так называемые «сталинки» во многих городах СССР – это всё «большой стиль».
Всё то же было в моде – пышность, роскошь. Любовь Орлова и Григорий Александров – адепты «большого стиля» во всём. Здесь почти Голливуд: лучезарные улыбки, красивые позы.
Как себя чувствовал обычный человек в этой ситуации? Конечно, он тянулся к красивым платьям Любови Орловой, но у него возникали проблемы. Такая помпезность требовала хороших материалов; для женской одежды это был, прежде всего, крепдешин. Для мужчин – бостон, хорошая шерстяная ткань. Требовалась и хорошая обувь. Всё это на самом деле было недоступно, но рекламируемо.
В нынешних фильмах про 20-30-е годы часто изображают героев, одетых в белое. Когда Андре Жид в 1936 году приехал в Советский Союз, то действительно заметил, что люди на улице ходят, в основном, в белом. Возможно, тут был идеологический подтекст: надо было показать, что у нас всё светло и прекрасно. Но реальная причина была много проще: краски не хватало, ткани трудно было красить.
Во второй половине 30-х годов в Москве открылись Дома моделей, где работали уже профессионально подготовленные в советских вузах «моделёры и моделисты» Так забавно называли дизайнеров одежды в то время. Они и создавали этот пышный большой стиль. Если говорить научным языком, в официальной моде существовала эстетика репрезентативного костюма.
«Большой стиль» – это, конечно же, и появление слоя советской аристократии. В гражданскую войну и 20-е годы ее было сравнительно немного. А начиная с середины 30-х годов происходило намеренное создание слоя советской аристократии, в который входила не только номенклатура, но «знатные простые люди», например, стахановцы. Самому Стаханову после его рекорда была предоставлена четырехкомнатная квартира, и в этой квартире был отдельный кабинет, непонятно для чего нужный. Для этой аристократии в шикарных домах моделей и создавалась репрезентативная мода.
Насколько я знаю, реакция иностранцев на всё это была очень забавной, они никак не понимали, что происходит в первом в мире социалистическом государстве. Знаменитый итальянский дизайнер Скиапарелли в своей книге «Моя шокирующая жизнь» вспоминала, что в советских домах моделей создали не одежду для работающих людей – простую и практичнyю, а некую «оргию шифона, бархата, кружев».
Конец 1940-х – 1950-е: советский New Look
Уже в 1944 году возобновили работу все Дома моделей в Москве, появились такие учреждения и в других городах, например, в Ленинграде. Но эта советская мода отставала от европейских тенденций, она копировала 30-е и 40-е годы в Германии.
Знаменитый New Look советские модельеры и обычные женщины стали осваивать лишь в середине 1950-х, тоже с неким отставанием, – когда в СССР пришли западные фильмы, в которых можно было видеть эти наряды. Модных журналов тогда было немного. Но в «Работнице» в середине 50-х исправно публиковались выкройки нижних юбок, которые надевались под тогдашние пышные платья.
Конечно, New Look – это роскошь и пышность. В советской действительности он существовал во время перелома, когда власть еще сама не знала, какой будет, – просталинской или демократической. После разгрома Хрущевым летом 1957 года так называемой «антипартийной группировки Молотова, Кагановича, Маленкова», явных сторонников сталинской линии, советские модельеры и модницы постепенно стали отказываться от голубой мечты – платьев в стиле New Look. Приведу пример из собственной жизни.
Моя матушка, очень стройная и элегантная дама, в 1958 году по блату пошила себе платье изумительной красоты из ультрамариновой шерсти. Два года поносила, потом оно стало настолько немодным, что его отослали в деревню. К нам приезжала торговавшая картошкой женщина из деревни Лябино Псковской области – вот она форсила в «ультрамариновой мечте» в сельском клубе. В советской моде восторжествовали элегантность и минимализм в духе Коко Шанель. Для поколения шестидесятников New Look стал напоминанием о сталинском большом стиле.
В конце 50-х и в 60-е годы мода стала ориентироваться на синтетические ткани. Современные представления о том, что «тогда ничего не было», – достаточно смешны. Тканей в СССР производили много. В моей коллекции есть капроновый шарфик, кусочек ткани, которую родители купили в Москве в 1955 году. Он до сих пор сохранил свой персиковый цвет и вполне пригоден для ношения.
New Look – стиль, появление которого в европейской моде связывают с коллекцией Кристиана Диора 1947 года.
Популярность стиля связана с тем, что Кристиан Диор возродил образ хрупкой изящной романтичной женщины с тонкой талией и широкими бедрами.
New Look пришел на смену европейским модным тенденциям 1930-х годов, когда в представлении большинства модельеров женщина должна была быть активной и спортивной (именно тогда появилась, в частности, мода на загар), и временам военной экономии.
«Технически» Кристиан Диор не изобрел ничего нового, вернув в моду корсеты и широкие юбки-кринолины. Более того, поскольку на отдельные его платья уходило по несколько десятков метров ткани, о модельере не раз скептически высказывались коллеги по цеху (Коко Шанель и Кристобаль Баленсиага), поскольку в 1947 году в Европе всё еще не отменили продуктовые карточки.
Тем не менее, New Look быстро завоевал популярность среди европейской аристократии, стремившейся с помощью образа «шикарной женщины» забыть ужасы недавней войны.
«Тяжелая легенькая промышленность» 1960-х – 70-х
Существуют довольно вульгарные представления о том, что в СССР не было не только секса, но и моды, о том, что «все ходили в ватниках и были очень страшными». Советская мода была, и вовсе не бедная, а скорее закомплексованная, заорганизованная плановым хозяйством. Более того, модную индустрию в СССР можно легко назвать «тяжелой индустрией», вполне оснащенной людьми, техникой и всякого рода учреждениями.
В 70-е годы в СССР, вдумайтесь в цифры, работало почти пятьдесят республиканских и региональных домов моды и моделей. Кроме того, существовало больше двадцати исследовательских организаций, которые занимались разработкой моделей одежды. Но когда планы претворялись в жизнь, оказывалось, что то пуговицы не соответствовали замыслам модельеров, то ткань использовалась не та. В этом парадокс советской жизни и советской моды.
1970-е – 1980-е: время изворотливого потребителя
Наши 1970-е и 1980-е годы – по большому счету это потребительская революция. Советский человек в это время – не бирюк, который ничего не понимает, а очень изворотливый, активный, достаточно культурный модник, который может и умеет вертеться в рамках планового хозяйства.
О каких-то деталях этого периода я не могу судить как исследователь (я этим конкретно не занималась), но могу выразить свое мнение – мнение участника процесса. Нельзя фетишизировать высказывания типа: «Ой, джинсов не было, и все давились за дефицитом». Кто-то давился, а кто-то нигде никогда в жизни не давился.
Как-то в одной из своих книг я легкомысленно написала о том, что в СССР было сложно прожить без блата. А потом читатели меня спросили: «Ну, а вы блатом пользовались?» – на что я честно ответила: «Да как-то не помню». И ведь прожила как-то! Но умение выживать сформировалось.
Начнем с того, что поездки за границу были распространены уже даже в 70-е годы. Привезти себе джинсы оттуда было несложно. Помню, в первый раз я поехала в Болгарию, про которую говорили: «Курица – не птица, Болгария – не заграница». Но, тем не менее, что-то свеженькое, новенькое оттуда привезла.
Стоит вспомнить и уже вполне роскошные журналы 70-х – 80-х годов: например, журнал «Силуэт», который издавал Таллинский дом моделей. Там были потрясающие модели, вполне достойные конкурировать с Западом. Одновременно это не высокая мода, а мода демократичная и распространенная, мода для всех. Это можно было сшить.
Советская мода действительно существовала, другое дело, что плановая экономика задерживала отдельные тенденции. Но люди того времени совершенно не напоминали тот «серый совок, безграмотный, дикий, всегда безвкусно одетый», о котором теперь иногда пишут.
Современные модные шоу: зомбирование?
Сейчас на любом телевизионном канале нас лечат, кормят и учат, как одеваться. Я считаю, что на самом деле это новая форма государственного дисциплинирования тела. Может быть, она не всегда идеологически насыщена, но то, что она отрегулирована, – совершенно очевидно.
Появилась масса подобных передач, но не думайте, что это «отрыжка демократии». Послушайте внимательно все выступления Эвелины Хромченко и Александра Васильева: это жесткое, иногда бестактное дисциплинирование тела. И человеку культурному это нужно понимать. Хотя всем нам хочется быть не совсем простаками в этой области и не носить то, что мы носили пятьдесят лет назад.
Я думаю, что на телевидении идет работа на определенную сферу экономики, диктуемая определенными мотивами: вот что сейчас модно, что сейчас производится. Конечно, это очень хорошо. Но ведь это отчасти и зомбирование.
Как вам нравится название передачи: «Снимите это немедленно!» Я знаю, что все эти передачи – зарубежные кальки, и закупаться никто не бежит, все это смотрят просто как шоу, – но тем не менее.
А то, что сейчас у нас происходит в культуре официальной моды, можно назвать индивидуализацией: я сижу дома, попиваю кофеек, а одновременно смотрю, что есть модненького. И выберу себе, как мне кажется, то, что я хочу. Но на самом деле мне предлагают то, что хочет если не власть в прямом смысле слова, то некая группа людей, которая это регулирует.
Так что, господа, не думайте, что нас дисциплинировали раньше, но не дисциплинируют сейчас. Нас и сейчас дисциплинируют, но по-другому: с помощью особо престижной одежды, с помощью брендов. И движущая сила дисциплинирования теперь не идеологическая, а экономическая.
Фото из архива Наталии Лебиной