Господь, римские гиацинты цветут в горшках и раз-
Гораясь зимнее солнце ползет по зимним нагорьям;
Упорное время года загостилось у нас.
Жизнь моя легка в ожиданье смертного ветра,
Как перышко на ладони около глаз.
Пыль, кружась в луче, и память в углах
Ждут, когда остужающий ветер, смертный час
понесет их в землю умерших.
Даруй нам мир твой.
Многие годы ходил я перед Тобой в этом городе,
Храня обычай и веру, не забывая нищих,
Принимая и воздавая честь и дары.
Никто не ушел от дверей моих с пустыми руками.
И кто вспомянет мой дом, и где дети детей моих
найдут себе крышу,
Когда настанет время скорбей?
Они изучат козьи тропы и лисьи норы,
Спасаясь от чужеземных лиц и чужеземных мечей.
Прежде времени бича и хлыста и сокрушенья
Даруй нам мир твой.
Прежде стоянок на горах запустенья,
Прежде верного часа материнского вопля,
Ныне, при нарожденье болезни
Пусть это Чадо, это еще бессловесное, непроизнесенное Слово
Покажет Израилево утешенье
Тому, у кого восемьдесят за спиной и ни дня впереди.
По глаголу твоему.
Они будут петь Тебе и терпеть в каждом роде и роде,
В славе и униженье,
В свет из света восходя по лестнице святых.
Не для меня дела исповедника, не для меня исступленье
ума и молитвы,
Не для меня последнее виденье.
Даруй мне мир твой.
(И меч пройдет твое сердце,
И твое тоже.)
Я устал от собственной жизни и жизней тех, кто за мной.
Я умираю собственной смертью и смертью тех, кто за мной.
Отпусти раба твоего,
Ибо видел я твое спасенье.
Перевод Ольги Седаковой