«Отдай, он же маленький»
Юлия Романовская, мама четверых детей (11 лет, почти 9 лет, 3 года, 6 месяцев):
— Разница у моих старших детей — 2,8. В младенчестве среднего сына я не помню каких-то сложностей. Но у меня довольно быстро сформировались правила, которых я придерживалась.
Старший ничего не должен младшему только потому, что тот маленький. Ну разве что силу в каких-то моментах рассчитывать. Но я никогда не говорила фразы вроде «Отдай, он же маленький» или «Поделись, что ты жадничаешь?».
У каждого могут быть собственные игрушки. У старшего — накопленные к тому моменту, у младшего — погремушки и прочее младенческое. При этом оба проявляли интерес к вещам друг друга. И обоим я всегда доносила мысль, что либо они играют только своими игрушками, либо договариваются и делятся, если хотят играть в чужое. Когда старший не давал свое, а потом покушался на погремушку, я каждый раз проговаривала: «Либо ты делишься и меняешься с ним (не хочешь давать эту машину — предложи другую), либо он не трогает твое, а ты не трогаешь его». И обычно старший находил, чем может поделиться, чтобы взять погремушку.
Старший мог поиграть в лялю. От того, что родился младший, он не стал резко большим. Поэтому я пережидала моменты, когда он играл с погремушками в свои три года, сильнее коверкал слова, ползал, сосал соску (в своем младенчестве ее не брал) и даже однажды надел комбез брата. В нашем случае это все быстро заканчивалось, как и любые другие игры.
Проблемы начались годам к пяти старшего. Он мог исподтишка толкнуть, ущипнуть, что-то забрать. При этом в другие моменты они прекрасно играли вместе. Я в разные годы обращалась к нескольким детским психологам. Одна из них предположила, что в этом возрасте старший начал воспринимать брата как отдельного человека, в каких-то вопросах соперника. Но злиться в открытую не мог, поэтому выпускал свою злость таким образом. Это помогло мне сместить фокус внимания, начать по-другому относиться к их ссорам и спокойнее реагировать. Теперь старший воспринимался не как «ай-ай-ай, плохой мальчик, зачинщик всех ссор, притесняет маленького», а «как же ему плохо, раз больше не может по-другому выразить свое напряжение и злость».
Разные способы по типу «покричать» или «побить подушку» не работали. Поэтому я постепенно вводила правила, чтобы поводов для ссор становилось меньше. Например, каждый вечер они ругались и спорили, кто какие игрушки доставал, и кто должен все убирать. Опытным путем мы пришли к графику, когда каждый прибирается через день. Правила вводились и для ситуаций: кто нажмет кнопку лифта, кто первый выходит, кто первый в душ, кто убирает кошачий лоток — то есть для регулярных действий.
В разовых ситуациях споров подкидывали монетку или решали, кто что делает, с помощью камень-ножницы-бумага. Когда они не могут о чем-то договориться, то не я решаю за них, а типа судьба. Так я пытаюсь снять с себя проблему «ты всегда за него».
Долгое время я пыталась детей как бы уравнять. В целом можно сказать, что я плюс-минус одинаково к ним отношусь. Из-за небольшой разницы в возрасте и большого стремления младшего к самостоятельности у них довольно быстро появились одинаковые обязанности. Но, по словам одного из психологов, это тоже могло быть причиной ссор. А именно — желание хоть как-то выделиться на фоне другого, обратить мое внимание на себя. Тогда я стала каждому чаще проговаривать про личные границы и собственность. А для себя подмечать больше различий между ними. Это помогало меньше их сравнивать в моменте.
Чаще всего у меня получается воспринимать ссоры между детьми как обучение жизни и общению, отстаиванию своих границ. Иногда я могла просто развести детей в стороны и дать разные занятия.
Но часто мы разбирали ситуации. Если я точно не знала «виновного», а только слышала крики из соседней комнаты, то звала обоих и слушала их версии. Каждому давала слово, возможность говорить по очереди, перебивать нельзя. Обоим рассказывала, как можно было среагировать по-другому. В моменте кажется, что прогресса нет, дети так и продолжают ругаться. Но по факту их конфликты переходят на новый уровень. Дети больше разговаривают, пусть и на повышенных тонах, они учатся сдерживаться перед ударом.
Сейчас у меня четверо детей. Мальчики — 11 лет, почти 9 лет, 6 месяцев — и девочка, 3 года. Основные принципы продолжают действовать со всеми. С младенчества дочки я старшим детям повторяла, что они имеют право не давать ей свои вещи и игрушки. Но при этом сами должны заботиться, чтобы она не могла их достать. А она, в свою очередь, могла со слезами забрать вещь старших. Я успокаивала и повторяла, что это вещь брата, трогать нельзя, можно вот эти 100500 игрушек. То есть снова никакого «ну поделись, она же маленькая и плачет».
Я не верю, что можно как-то насильно или словами заставить полюбить брата или сестру, привить ответственность за них. Вот это вот все «мы же семья, он твой братик, ты должен его любить и заботиться о нем» — не про меня. Но при этом я верю, что отношения формируются во время частого или долгого приятного взаимодействия. Поэтому я стараюсь показать старшим младших в каком-то приятном свете. Например, порадоваться вместе каким-то новым умелкам. Формировать самые первые отношения на основе интереса, наблюдения за «живой куклой». Постепенно добавляется приятная совместная деятельность, та же игра с погремушками. Я отмечала и проговаривала: «О, он смотрит, как ты играешь. Ему нравится, он улыбается тебе!»
Я не верю в то, что можно напитать ребенка своим вниманием во время беременности. На мой взгляд, он скорее привыкнет к тому, что мама вся его, а потом очень сильно удивится, что какой-то маленький комочек эту маму забрал. Поэтому я старалась научить старших большей самостоятельности к моменту родов. Чтобы для них было привычным, например, самостоятельно поесть, обслужить или занять себя.
У меня разница с младшей сестрой 10 лет, и я помню свои мысли и ощущения в подростковом возрасте. Я считала несправедливым, что меня в детстве ругали и наказывали, в том числе ремнем, а на сестру даже не помню, чтобы голос повышали. Или мне часто в моменты наших с ней ссор высказывали, что я старше, я должна быть умнее, терпимее, что нам нечего делить и так далее. И я многие годы жила с ощущением, что «мама любит только ее».
Поэтому сейчас я стараюсь показывать своим детям, что они все для меня важны, ценны и любимы. И когда старший кричит на младших, я не на него ругаюсь («ты же большой», «будь умнее», «поделись», «забей на себя», «они маленькие»), а понимаю, что ему сейчас нужно побыть одному, без всех этих мелких ползающих под ногами и забирающих все у него со стола.
«Знаю, что не права, но порой не хватает сил»
Алена Гулеватая, мама четверых детей (9 лет, 7 лет, 4 года, 1 год):
— Моим старшим мальчикам 9 и 7 лет, девочкам — 4 года и год. Очень яркой и внушительной детской ревности у нас не было ни у кого. Старший после пяти лет говорил пару раз, но без злости: «Лучше б Пети не было». Еще говорил так: «Мама, знаешь, когда ты Петю ругаешь, у меня возникает чувство радости. А когда ты его хвалишь, то мне неприятно». Или потом, когда мы оставались с ним вдвоем и с новорожденной сестрой на день или два, он признавался: «Мне так хорошо, очень хочется подольше пожить вот так без Пети и Таси».
У второго ребенка синдром Аспергера, и это просто отдельная история. Я сейчас поняла, что вообще не видела от него никаких проявлений ревности. Он, конечно, может обидеться, разозлиться, может наговорить гадостей и проклятий, но это всегда связано с конкретной ситуацией и человеком (или всем миром сразу).
А вот третий ребенок — девочка ревнивая… Она всегда «лезет», если общаются, обнимаются/занимаются, читают не с ней. Ей надо о-о-очень много внимания, и она всеми силами его привлекает. Когда родилась самая младшая дочь, третья постоянно пыталась ее взять, дернуть, подвинуть, сделать что-то, что может ей навредить. То есть она понимала, что я не разрешаю это делать и это небезопасно. Она стала капризничать, истерить на пустом месте. Требовать, чтобы я оставила малышку и занималась с ней, пыталась вырвать ее у меня из рук. Но в то же время она была всегда на подхвате. Подгузник? Соска? Комбез? Игрушка? Она уже бежит, несет и ждет моей похвалы. Такую готовность и желание угодить я тоже вижу как ревность: я буду относиться к малышке как мама, и тогда мама будет видеть во мне помощника. Это я так чувствую.
Мы с мужем стараемся проводить время с каждым ребенком по отдельности. То есть взять одного кого-то и пойти с ним в магазин, прогуляться, съездить на соревнования, в деревню, посидеть в кафе. Летом поочередно устраивали детям «каникулы» с тетушками: один ребенок с тетушками и папой веселится в городе. Дети очень ценят такие моменты, когда они по одному. Они всегда говорят: «Как мне нравится быть с тобой/папой вдвоем». Еще мы очень много обнимаемся с детьми и говорим о том, какой конкретно он любимый ребенок. С каждым ребенком смотрим его старые фото и вспоминаем истории, связанные с ним: как мы его сильно ждали и выбирали имя. Сейчас младшей дочке год, и мы говорим специально: смотри, какой у тебя крутой брат/сестра. В общем, стараемся каждому ребенку дать почувствовать его важность.
Когда дети ссорятся, то встаю на сторону каждого — пока не видит другой. Иногда у меня не хватает ресурса, и я игнорирую звоночки ревности и потребности во внимании: «Разбирайтесь сами». Или сержусь на капризы и истерики дочери и, вместо того чтобы обнять и успокоить, срываюсь, угрожаю, ругаюсь и манипулирую. Знаю, что не права, но просто порой не хватает сил.
Сейчас они могут вместе играть, скучают при расставании, думают о друг друге, когда покупаются какие-нибудь ништяки или игрушки, чтобы купили для каждого. Ссорятся, не сильно дерутся, обзываются, но быстро мирятся, просят прощения, друг другу помогают. У меня не возникает поводов для беспокойства. Я вижу и чувствую, что они любят друг друга.
Когда я пришла из роддома с младшей, то, пока она спала, просто садилась и обнималась с остальными детьми, фотографировалась. Мы вместе любовались малышкой и делились впечатлениями от ее появления в нашей семье.
Конечно, хвалила всех за помощь. Читала с ними, укладывала их спать и так далее. Весь тот окситоцин, который зашкаливал после родов, выплескивала на старших детей. Когда малышка подросла, то стала просить детей о посильной помощи — покормить, раздеть, покачать. Им это очень нравится. Ну и повторюсь: важны отношения с каждым ребенком индивидуально.
«Если не поделили игрушки, старший может ударить и ущипнуть»
Мария, двое детей (4 года и 9 лет):
— Еще до рождения младшего я читала и смотрела видео о детской ревности. Вместе с мужем мы посмотрели беседу отца Константина и матушки Елизаветы Пархоменко, а еще — отца Максима Первозванского с детским психологом. Мне важно, чтобы мы с мужем видели одинаково основные вопросы воспитания. Следуя советам, мы решили начать с профилактики. Поэтому я много разговаривала с 5-летним сыном о том, что скоро у него родится брат и какой он будет. Рассказывала, что и сам он был таким, показывала фотографии. Он был рад и очень ждал.
Я понимала, что из-за проблем со здоровьем мне понадобится помощь. Муж устроился на удаленку, плюс первое время к нам приезжала моя мама. До этого они со старшим виделись редко, но он легко идет на контакт со взрослыми, так что они поладили.
Несколько месяцев после роддома я в основном лежала. Старшего с самого начала приводили, когда младший заснул. Мы лежали в обнимку, читали. Так у нас появилась традиция: во время сна младшего я со старшим. Он понимал, что если брат проснется, то я переключусь на него, поэтому вел себя тихо. Когда он спал днем, и я старалась лечь с ним, отдав младшего папе или бабушке. В остальное время старший был с ними.
Конечно, старший ребенок переживал и резко стал хуже себя вести. Мою маму он периодически щипал, часто капризничал, не слушался. Видимо, вымещал обиду на ситуацию, когда хочется к маме, а приходится быть с бабушкой. По навыкам и поведению у него был явный регресс. Я была к этому готова, старалась чаще уделять ему внимание.
Младший плохо спал, и я в какой-то момент решила попробовать дать соску. Старший увидел — тоже попросил. Так мы стали играть в малыша. Я объяснила, что по правилам можно только лежать и пить молоко из бутылочки. Запеленала в простыню, дала бутылку с молоком. Сначала ему было весело, потом надоело. Он понял, что быть малышом не очень-то интересно. Я при этом подчеркивала, как много он уже может в своем возрасте, как это здорово, что можно гулять, играть, есть любую еду, а не лежать целыми днями.
Одно из проявлений ревности у детей — это стремление быть поближе к малышу, помогать с ним, играть. Старший так и делал. Постоянно был рядом, разговаривал, играл. Просил себе погремушки, пытался отбирать их у брата, жевал грызунки. При этом говорил, как он рад, что у него есть брат, какой он хороший.
Конечно, играли они только под присмотром. У старшего СДВГ, он ведет себя непредсказуемо, нередко опасно. Был период, когда он постоянно хотел обниматься, при этом делал младшему больно. Или хватал за руку и куда-то тащил. Или затевал игры, которые малышу не по возрасту и опасны. Каждый день что-то новое, и приходилось постоянно останавливать.
Сейчас им 9 лет и 4 года, они хорошо играют вместе, но до сих пор надо быть начеку. Как-то в игре старший поднял младшего и уронил, тот больно ударился. В другой раз нацелился пальцем в глаз, я успела остановить. Если игрушки не поделили, может ударить, ущипнуть, толкнуть. Я такое сразу пресекаю.
Для нас с мужем важно, чтобы дети жили дружно. Для этого надо, во-первых, дать каждому достаточно внимания, чтобы они не видели друг в друге конкурента. Мы с мужем обязательно читаем каждому ребенку отдельно перед сном. Если старший на занятиях, я с младшим гуляю или уделяю ему внимание дома. Вообще мои дети не посещают ни сад, ни школу, поэтому внимания им хватает.
Во-вторых, мы разговариваем с детьми на тему дружбы, стараемся всячески поддерживать их совместные игры. Я каждый раз радуюсь и хвалю, когда они друг другу помогают, делятся, уступают. И еще считаю важным говорить каждому ребенку что-то хорошее именно про него. Старший, например, очень добрый, отзывчивый, всегда помогает нам и брату, часто уступает, делится, заботится. Я его за это хвалю и благодарю. А младшему говорю, какой он самостоятельный, вдумчивый, старательный. У каждого свои сильные стороны.
В-третьих, у детей должны быть свои личные игрушки, вещи, книги. Нашему старшему это очень важно. Для дележки общих игрушек у нас четкие правила, чтобы без обид. Правда, дети их забывают, начинают ссориться, приходится напоминать. Зато быстро успокаиваются и продолжают играть. В целом я довольна тем, как они общаются. Особой ревности не вижу, старший ее перерос.
«Если младший садится на стул старшего, это конец»
Анна, мама троих детей (14 лет, 7 лет):
— Будучи мамой близнецов, я считала, что никакой ревности у нас нет, потому что мы такие родители, которые что-то правильно делают. Но потом родился младший, и оказалось, что все не так.
Близнецы, наверное, просто привыкли, что их двое. Мы их готовили к тому, что у них появится брат, они все время играли в беременность — периодически у нас «рожали» плюшевые игрушки. Когда я приехала из роддома, для близнецов тоже особо ничего не изменилось: ну какой-то сверток.
Но потом начали ревновать. Им было по семь лет. Маленький брат их очень раздражал, они на него ругались — что, допустим, вот он опять плачет. Им не нравилось, что я его кормлю, что не могу все время проводить с ними, что у меня возникли новые обязанности.
Мне тогда пришла в голову «гениальная» идея отдать близнецов в сад. Они особые, и мне надо было, чтобы они досидели лет до 8–9 дома. Как раз подошла очередь в сад. Но я не учла, что это стресс. А когда в семье появился младенец — двойной стресс.
Первое время мы проблему никак не решали. Я считаю, что намного больше внимания — тогда так точно — я уделяла старшим. Это младший был как трава и спал в любой ситуации. Мы поехали к дефектологу — я этого ребенка на себя повесила в кенгуру. Старшие занимаются, он спит. Мы на детской площадке — он спит в коляске. Если на площадке мы играли в мяч, то я просто бегала с младшим на руках.
А потом я и муж начали проводить качественное время с каждым ребенком наедине. Один из близнецов у нас очень любит просто ходить в магазин, и мы ходили с ним. Только двое старших хотят в кино — идем с ними в кино. Всегда помогала игра — сразу все переставали что-то делить. Мне обычно давали роль персонажа, близкого к маме.
Помогало и помогает говорить про эмоции: «Ты сейчас, вероятно, злишься». Обычно в ответ слышу: «Да, это так!» Злиться — можно, а вот драться у нас не принято. Попытки бывали и бывают. Был острый период, когда младшего обижал один из братьев. Но здесь еще вопрос границ. Если младший садится на стул старшего, это прямо конец. И важно, чтобы я сказала: «Извини, это стул Максима». Я пытаюсь объяснить, что драками мы вопросы не решаем. Если они возникают, значит, есть о чем поговорить.
Игрушки мои дети не делили, но тут, видимо, сказались особенности. Одному просто уже было интересно все другое, а второму — то, что еще какой-то ребенок играет в то же, во что играет он.
Сейчас старшим 14 лет, младшему 7. Им сложно, что их трое. У старших по-прежнему нет ревности между собой, они друг друга поддерживают, хотя периодически друг на друга жалуются: «Почему он такой? Почему он на меня ворчит?» С младшим у них больше напряжения, при этом младший с одним из старших чаще играет. Другой больше на него ругается, потому что тот «все делает не так».
Они просто очень разные. Один любит громко петь песни, второй любит кота. На основании любви к коту могут поругаться. Я иногда думаю, что тяжело, когда конфликт возникает у двоих, но когда их трое — уже не разберешь, и приходится иметь дело с тем, что есть.
«Мама любит сестру больше, чем меня»
Жанна, мама двоих детей (10 лет и 7 лет):
— Между моими дочками разница почти три года. Когда родилась младшая, старшая сразу стала для меня взрослой. Уже когда я была на последних сроках и с трудом ходила, я, например, не могла ей помочь обуться. Она просит завязать ей шнурки, а как мне нагнуться?
Но в этом возрасте она, наоборот, нормально все воспринимала и мне помогала. А вот когда пошла в садик, начались фразы, что младшую я люблю больше. Она даже другим говорила: «Мама любит сестру больше, чем меня». И сейчас иногда говорит, хотя больше времени я провожу как раз со старшей. Это младшая у нас «брошенная».
Со старшей для меня постоянно новый опыт — сад, школа, переходный возраст. Мы постоянно разговариваем, когда я укладываю ее спать. И получается, что со второй надо делать то же самое, а меня уже не хватает.
Старшая по полной загружена — серьезно занимается в музыкальной школе, поет, выступает. Младшая тоже ходит в музыкальную школу, но я от нее не требую результатов, потому что на нее у меня времени меньше.
Однозначно помню, что со старшей в первом-втором классе мы вместе делали домашку, я держала на контроле, чтобы все было правильно выполнено. Младшая все делает сама, и в чем-то это неплохо.
Я очень стараюсь с ними разговаривать: «Я вас люблю одинаково». А старшая все равно в шутку добавляет: «Но Веронику больше». Она считает, что маленьких любят больше. Младшая теперь тоже возмущается, что я со старшей провожу больше времени, и постоянно тянет меня в игры. Я играю нечасто, потому что наигралась со старшей, но стараюсь. Особенно полезно играть в куклы, потому что можно проигрывать реальные ситуации, которые возникают в жизни. Младшая капризнее. Не знаю, связано это с характером или с тем, что хочет больше нашего внимания.
Фото: pixabay, freepik
