Если вглядываться в лица людей, которые рассматривают экспонаты выставки «Вместе и врозь. Городская семья в России в ХХ веке. Частная жизнь людей «советского столетия», которая проходит в Москве, в Государственном музее архитектуры им. А. В. Щусева, может показаться, что они увидели что-то очень знакомое, узнаваемое.
Главные экспонаты выставки — фотографии девяти семей. Начиная от фотоснимков начала прошлого века до его окончания.
Семьи различаются и по изначальному социальному происхождению, и по месту проживания, но вместе с тем жизнь разных людей России ХХ века во многом так похожа! Видимо, отсюда и зрительское узнавание.
«Выставка началась с научных исследований в рамках российско-голландского исторического проекта, — рассказывает Хайс Кесслер, куратор выставки, сотрудник Института социальной истории в Амстердаме. — В рамках проекта мы рассматривали изменение семьи за прошедший век с демографической, с социально-экономической точек зрения…
К семейным портретам мы подошли как к некоторой иллюстрации того, как ХХ век выглядел снизу, с точки зрения семьи, на примере судеб конкретных людей».
Так ведь эти конкретные люди и делали историю… Нередко пытались сами изменить ее, а потом — оказывались раздавленными вольно или невольно заведенной машиной террора. Как, например, Сергей Ильич Бердичевский, который был делегатом лондонского съезда РСДРП в 1907 году под псевдонимом Ёлкин. Еще до 1917 года он отошел от политики, отдавая все силы семье. А затем, когда таки началось строительство «нового мира», Сергея Ильича и его семью ожидала ссылка в Архангельске и гибель, скорее всего, в 1938 году…
В прошлом веке мужчины погибали, причем массово — войны, революции, террор, который наступил после. Но ведь каждый погибший — это отдельная судьба, отдельная утрата, боль семьи. На фотографиях они запечатлены полными жизни, и как хочется, чтоб и в реальности так же все остановилось, как на фото, чтобы не было дальнейших трагедий.
Вот с интеллигентской бородкой Алексей Алексеевич Окуньков, с пухлощеким малышом на руках. Нажать бы «стоп» — и не погибнет Алексей Алексеевич во время Первой мировой. Еще раз «стоп» — и останется в живых сияющий счастьем Александр Тимонич, подкидывающий вверх сыночка на фоне берез, на фоне радости начала лета 1941 года. Но «стоп» удается сделать лишь на фотографии. В реальности умрет Александр Тимонич в 1943 году в Ашхабаде, скорее всего, от голода…
А вот другая семья, другое фото, свадебное, 1927 года. И вновь жизнь не остановить: в 1943 году глава семьи, Иван Евменович, сгинет на полях Великой Отечественной, вдова узнает об этом под формулировкой «пропал без вести». Значит, не поклониться останкам, не прийти на могилу (которой и нет, скорее всего). А вот — фото священника Григория Васильевича Богословского, он будет расстрелян как враг народа.
Да, много мужчин погибло в XX веке, Россия почти превратилась в женскую страну. И потому совсем не удивительным выглядит фото 1944 года «Днепропетровск. Молодежь, приехавшая восстанавливать Днепрогэс, танцует в одной из комнат общежития». «Молодежь» — исключительно девушки…
Несмотря на то, что в СССР старались истребить историческую память, стереть связь между поколениями, люди продолжали пытаться сохранить семенное целое, не уничтожали фотографии, на которых были запечатлены дорогие «враги народа». «Когда я собирал материалы для этой выставки, — говорит Хайс Кесслер, — меня поразило, сколько сохранилось фотографий. Практически каждую из этих девяти семей, историю которых я собирал для выставки, коснулись репрессии.
Есть те, кого расстреляли в 1930-е как врагов народа. Тем не менее, родные сохранили их фотографии, хотя, думаю, это было небезопасно».
Пока взрослые пытались изменить мир, ставили спектакли, возводили гидроэлектростанции и просто пытались выжить, дети занимались своими детскими делами. Только вот интересно: ребятишки начала века и самого его конца — во — многом похожи спокойным радостным приятием мира, а у детей пятидесятых — шестидесятых годов более сосредоточенные, как бы испуганные лица…
«С самого начала предполагалось, что выставка — как для зрителей, имеющих опыт жизни в XX веке, для которых много на выставке — известно, узнаваемо, так и для молодого поколения, для родившихся в конце прошлого и уже в начале нового века, — рассказывает Хайс Кесслер. — И я вижу, как оживают для них страницы школьных учебников, как, казалось, далекая история, становится близкой, приобретает лица и имена».