Страницы истории московского Ивановского девичьего монастыря

Сведения о том, кем и когда был основан Московский Ивановский девичий монастырь теряются в глубине веков. Одни историки приписывают его основание великому князю Иоанну III или великой княгине Елене Глинской, другие утверждают, что обитель построил Иван Грозный, так как он, родившись 25 августа 1530 года, праздновал свое тезоименитство 29 августа в день Усекновения главы Иоанна Предтечи. Теорию эту подтверждает и то, что местность, в которой был основан монастырь, принадлежала Московскому государю.

Первое упоминание об Ивановском монастыре относится к 1604 году¹; было сказано, что обитель ружная², пользуется царскими и боярскими милостями. Состав монахинь был интеллигентный, нередко в монастырь поступали и царские особы. Здесь провела несколько лет вторая супруга старшего сына Ивана Грозного царевича Иоанна царевна Пелагея Михайловна из рода Соловых. Здесь же пребывала в постриге с именем Елена царица Мария Петровна Шуйская.

В Ивановском монастыре прославилась своими подвигами инокиня Досифея, предполагаемая принцесса Августа Тараканова. Воспитывалась она за границей, окруженная роскошью, но потом была вывезена в Россию и пострижена невольно в Ивановском монастыре. Поместили монахиню в одноэтажном фли­геле, состоявшем из двух келий. Флигель был расположен рядом с надвратной церковью Казанской иконы Божией Матери, куда из ее затвора вела крытая лестница. Для инокини Досифеи изредка совершалось ее духовником богослужение, на котором присутствовала игумения, причетные и келейница. Больше затворница не имела права никуда выходить. Для нее было положено большое содержание. Несчастье свое инокиня умела обратить на спасение души: она много молилась, читала духовные книги и занималась рукоделием в пользу бедных, на которых расходовала все свои средства. После смерти императрицы Екатерины положение затворницы облегчилось; ее стал посещать духовный отец — Митрополит Московский Платон. Хотя инокиня не получила права выезжать, к ней стали допускать народ. Тогда же у затворницы обнаружился дар прозорливости. Скончалась инокиня Досифея в 1810 году и была похоронена в царской усыпальнице в Ново-Спасском монастыре.

В Ивановском монастыре были похоронены два лжеучителя секты хлыстов, или “людей Божиих”, возникшей в конце XVII — начале XVIII века, лжехристы Иван Суслов и Прокопий Лупкин. По указу Сената от 1739 года трупы их были выкопаны и вывезены в поле — вероятно потому, что на могилах собирались последователи для чествования их памяти.

Несколько лет в монастыре содержалась под стражей Дарья Николаевна Салтыкова, известная под именем Салтычихи. Указом императрицы Екатерины II она была заключена на 33 года за умерщвление разными способами 139 человек из своих крестьян и дворовых. Народная молва приписывала Салтыковой даже людоедство.

Близость сыскного прихода, тайных розыскных дел канцелярии и раскольничьей конторы обуславливала отчасти состав монастыря. Сюда посылались раскольницы, женщины, замешанные в политических и уголовных делах. Их содержали под строгим надзором настоятельницы в отдельных кельях, подвалах и застенках. Один из архивных документов середины XVIII века наглядно свидетельствует о том, как обращались с раскольницами. Старица и шесть монахинь, проживавшие в обители, а также некая вкладчица Ивановского монастыря понесли суровое наказание — все они были публично биты плетьми, а старица расстрижена и сослана в дальний московский монастырь. После наказания монахинь для вразумления и исправления окружили благочестивыми сестрами, но до причастия не допускали. По прошествии некоторого времени монахини обратились в Московскую Духовную консисторию, испрашивая разрешения приобщиться Святых Христовых Таин. Подробно пересмотрев дело, консистория дала положительный ответ.

Поскольку многие из поступающих в монастырь были в состоянии сами купить келью для проживания, монастырь брал на себя содержание бывших крепостных, если за тех не платили хозяева.

Порядок поступления в обитель был следующим: после того, как в консисторию подавалось прошение, оттуда направлялся запрос на место службы покойного мужа вдовы или родителей девицы. В ответ на запрос высылался лист с допросом просительницы, ее краткой биографией и засвидетельствованием того, что просительница не является беглой или самозванкой и долгов не имеет. Проведя тайное расследование и убедившись в полном согласии с законом, консистория выдавала разрешение.

Духовниками Ивановского монастыря на протяжении многих лет были иеромонахи Златоустовского монастыря. Духовник избирался сестрами и утверждался местным архиереем.

Монахини и белицы Ивановского монастыря прекрасно пряли, плели кружева, вышивали золотом и шелками образа; особенно же славились они прядением и мотанием шерсти и вязанием шерстяных вещей. В престольный праздник Усекновения главы Иоанна Предтечи, или, как его называли в народе, Ивана Постного, под стенами обители проводилась бабья шерстяная и нитяная ярмарка, на которую стекались с окрестностей Москвы крестьянки.

Неподалеку от монастыря находился Хитров рынок, населенный так называемыми “подонками общества”. Современники вспоминали, что среди обитателей рынка монастырь пользовался большой популярностью. Они его охраняли и называли “наш монастырь”. Игуменья не задумываясь могла поручить любому оборванцу или пропойце отнести по адресу или отправить почтой любую сумму денег, и не было случая, чтобы пропала хоть одна копейка.

Неоднократно обитель посещали русские цари. На Светлой седмице они жаловали игуменью с сестрами к руке, раздавали им пасхальные яйца и ручную милостыню, а священнослужителям — отрезы сукна.

При обители находилось довольно обширное кладбище, где были погребены князья Засекины, Волконские, Шаховские, Щербатовы, бояре Глебовы, Волынские, Ознобишины, Хомутовы, Оболенские и другие. После наполеоновского нашествия 1812 года кладбище погибло.

История монастыря сопровождалась многократными пожарами. Даже указ Петра I от 1701 года, по которому повелевалось строить в монастырях каменные кельи вместо деревянных, не уберег обитель от страшных бедствий. В 1737 году Троицкий пожар, происшедший от денежной³ свечки и охвативший всю Москву, опустошил и Ивановский монастырь, где сгорели монашеские кельи, кровля на церквях. Жертвою пламени сделалось тогда шесть монахинь. Не успела обитель восстановиться, как в 1748 году ее вновь посетило бедствие. В 1761 году щедротами императрицы Елизаветы Петровны монастырь был возобновлен и предназначен для призрения вдов и сирот заслуженных людей.

Большинство поступающих в монастырь составляли теперь бездетные вдовы в возрасте 60–70 лет, оставшиеся без средств к существованию. Среди них — жены церковнослужителей, купцов, дворян, военных различных званий. Женщины просились в монастырь “по негодности жизни в обществе”; многие из них не собирались принимать постриг, желая оставаться белицами при монастыре.

Огромное бедствие Ивановский монастырь претерпел в 1812 году во время нашествия на Москву французов. Кроме соборной церкви, сгорели все здания в монастыре, часть церковных сокровищ была разграблена. Ризницу игуменья Елпидифора препроводила к игуменье Вознесенского монастыря для отправления в Вологду, сама же осталась в обители с сестрами. В ночь со 2 на 3 сентября французские солдаты попытались взять монастырь, но не смогли выломать двери и только перебили стекла. Игуменья с сестрами в это время заперлись в соборной церкви. 4 сентября французы все-таки ворвались в обитель и ограбили ее, но насельницы к тому моменту уже удалились в Хотьков монастырь. 8 сентября игуменья вернулась в монастырь и нашла его весь выжженным, кроме соборной церкви.

После победы над французами монастырский собор был временно обращен в приходскую церковь и просуществовал так до 1859 года. В уцелевших зданиях, находившихся в черте ограды, разместились служащие синодальной типографии.

Начало обновлению обители положила Елизавета Алексеевна Макарова-Зубачева. Отец ее, А. А. Мазурин, был купцом, широко известным в тогдашнем торговом мире. В 1827 году Елизавета окончила курс в одном из лучших московских пансионов. Как невеста богатая и образованная она обращала на себя внимание не только купцов, но и дворян. Один из них, подполковник карабинерского полка Иван Николаевич Макаров-Зубачев, видавший ее еще в пансионе, расположил к себе сердце юной девицы и просил ее руки. Поначалу отец не соглашался, но предложения делались настойчивее и чаще, так что в конце концов молодые получили родительское благословение и в 1828 году обвенчались. Кроме богатого приданого, жених получил еще 100 000 рублей. Однако брак не дал предполагаемой радости; первые десять лет между супругами постоянно случались раздоры и недоразумения. Потом все уладилось; около 1850 года у них родился сын, которому были необыкновенно рады и мать, и отец. Но счастье это было непродолжительным — едва малютке исполнился год, как умер его отец, и умер смертью неестественной: в его желудке был обнаружен яд. Целый год длилось следствие, было допрошено много человек, однако виновники так и не были обнаружены. Этот удар сильно подкосил и без того слабое здоровье Елизаветы Алексеевны.

Вскоре на бедную женщину обрушился еще один удар: сын, в воспитании которого она находила единственное утешение, умер, не достигнув и семи лет.

Пережитые потрясения заставили женщину обратиться к церкви. Она стала чаще прежнего бывать на службах, ездить по монастырям, принимать у себя духовных лиц. По смерти сына главным предметом мыслей Макаровой-Зубачевой стал вопрос: на какое бы дело, но только благотворительное, направить свое состояние. Денег у нее, собственных и полученных по духовному завещанию мужа, было около 600 тысяч рублей серебром.

Сама Елизавета Алексеевна собиралась в память покойного младенца отстроить в Москве приют для малолетних детей. Многие знакомые советовали помочь восстановлению Большого театра, сгоревшего в 1853 году. Монахиня Зачатьевского монастыря Алевтина, с которой была близка Макарова-Зубачева, предложила восстановить Ивановский девичий монастырь. Этот совет пришелся по душе Елизавете Алексеевне, тем более, что муж ее был тезоименит святому Иоанну Предтече.

Продолжая советоваться, куда бы назначить состояние, Макарова-Зубачева особенно сблизилась с женой своего брата Марией Александровной Мазуриной. Никто кроме нее не бывал так часто у Елизаветы Алексеевны, и никому она так не доверяла, как Марии Александровне. Чтобы ускорить дело, Мазурина доложила о возможном восстановлении обители святителю Филарету, Митрополиту Московскому, который одобрил эту мысль и пожелал видеть госпожу Макарову-Зубачеву лично.

В назначенный час обе женщины явились к Владыке. Беседа была довольно продолжительной и откровенной. Владыка остался очень доволен предложением, советовал поскорее подать прошение и обещал сам ходатайствовать о Высочайшем разрешении на восстановление монастыря.

Вскоре было составлено завещание, по которому М. А. Мазуриной как душеприказчице давалось право распоряжаться монастырскими постройками, а также всем движимым и недвижимым имуществом завещательницы как своей собственностью. Через некоторое время Е. А. Макарова-Зубачева заболела и мирно скончалась в марте 1858 года. Владыка Филарет сам совершал ее погребение на Ваганьковском кладбище.

Как только Мария Александровна вступила в права душеприказчицы, она тотчас приступила к исполнению воли завещательницы относительно обновления монастыря.

Большую роль в восстановлении обители сыграл святитель Филарет. Для Ивановского монастыря он составил правила общежития, проект содержания и обучения в училище, штаты содержания монастыря, монахинь и духовенства. Владыка предлагал разделить капитал Е. А. Макаровой-Зубачевой на две равные части: одну употребить на устройство нового храма и монастырских зданий, а на другую купить дома в Москве, доходами от которых содержался бы монастырь и другие благотворительные учреждения. Проект монастырских зданий поручено было составить известному архитектору, академику М. Д. Быковскому; им были построены церковь Троицы на Грязях, колокольни Никитского и Страстного монастырей, больница и церковь Зачатьевского монастыря, ансамбль Бородинского монастыря.

К лету 1859 года были готовы справки по консистории, чертежи и прочие необходимые документы. Святитель Филарет взял под свое непосредственное наблюдение постройки монастырских зданий. Летом он встретился с государем, который радостно принял известие о возрождении обители и одобрил чертежи и проекты иконостасов с одной лишь поправкой: часть иконостасов изменить в стиле старых русских церквей.

Воскресным утром 3 сентября 1860 года после Божественной литургии, совершенной святителем Филаретом в соседнем храме Святого равноапостольного великого князя Владимира, состоялась закладка. Никакая, даже самая ничтожная работа, не предпринималась без благословения Святителя. М. А. Мазурина также вкладывала все свои силы в обновление обители, но, как свидетельствуют архивные документы, несмотря на искренность желания, ее действия порою были необдуманны.

Мазурина испросила благословения переселиться в монастырь, но от пострига и чести быть игуменьей отказалась, находя себя неготовой. В 1877 году она переехала в обитель, предполагая добиться освящения больничной церкви и принять несколько монахинь, однако начавшаяся война с Турцией потребовала жертвы и от Ивановского монастыря — новые келейные корпуса по просьбе городского головы были отданы под госпиталь.

Марии Александровне так и не суждено было увидеть монастырь обновленным — в октябре 1878 года она отошла ко Господу, а еще через год обитель была открыта.

Для поступления в монастырь, в отличие от практики XVIII века, не требовалось обязательного денежного вклада, принимались лишь добровольные пожертвования, не дававшие никаких преимуществ перед остальными насельницами. Не нужно было и покупать себе келью — отдельные или двух-трехместные кельи предоставлялись по усмотрению настоятельницы. Требовалось лишь неукоснительно соблюдать все правила монастыря.

Светские лица в монастырь не допускались, и на этом основании монахиням запрещалось держать прислугу из светских. У старших и немощных сестер были молодые келейницы, находившиеся под надзором старших и помогавшие им в их нуждах. Кроме жилья, монастырь предоставлял сестрам трапезу, чай, сахар, одежду, белье и обувь. Одежда шилась из простой шерстяной и бумажной материи; дорогие ткани в монастыре не допускались. Получая от обители содержание, сестры вносили свой посильный труд, исполняя назначенные послушания. Эти послушания могли быть самыми разнообразными: различные руко­делия, занятия в златошвейной и белошвейной мастерских, вышивка гладью, строчкой, шелком, пошив облачений, ряс, из­готовление камилавок, пение на клиросе, иконописание. Были и чередные послушания — приготовление трапезы, дежурства.

Выход из обители допускался только для старших сестер “по послушанию <…> или другой благословной причине по усмотрению настоятельницы”⁴. Молодые сестры не покидали ограды монастыря вовсе за исключением крайней необходимости — опасной болезни родных. По воскресным и праздничным дням в общей трапезе допускался прием родственников; исключение делалось для иногородних, допускавшихся и в иные дни.

Ни родственникам, ни лицам духовного звания не дозволялось заходить в сестринские покои; только в случае тяжелой болезни туда мог попасть духовник и пожилой отец насельницы.

Монастырский день начинался в половине четвертого утреней. До этого по кельям ходила будильная сестра, возглашая у каждой двери: “Пению время, молитве час”. При утреннем богослужении все сестры должны были присутствовать неопустительно. По приходе в церковь сестры прикладывались ко всем иконам, шли попарно к настоятельнице под благословение и становились каждая на свое место. Во время утрени одна из трапезных сестер и чередная монахиня шли с фонарем к иконе Божией Матери, делали два земных поклона и зажигали от лампады фонарную свечу, от которой потом затапливали печь; в приготовляемую пищу всегда вливалась святая вода.

По окончании утрени начиналась ранняя Божественная литургия. После нее полагался чай, а остальное свободное до 9 часов время употреблялось на уборку келий и коридоров. В половине десятого начиналась поздняя литургия; сестры, присутствовавшие на ранней, отправлялись по своим послушаниям. По окончании службы все собирались за трапезой, после чего расходились по рукодельням. Занятие рукоделием должно было совершаться в молчании, с умной молитвой, допускались только относящиеся к делу вопросы и объяснения.

В три часа дня наступало время чая; в четыре начиналась вечерня, за которой обязаны были присутствовать монахини и чередные клиросные, остальные же занимались рукоделием до шести часов, когда все вновь собирались за трапезой. Затем следовали молитвы на сон грядущим и помянник, после чего все расходились по кельям. Благочинной предписывалось наблюдать, чтобы не было хождения по коридорам и кельям, и во всем монастыре воцарялась полнейшая тишина.

В воскресные и табельные дни рукодельни были закрыты, свободное время сестры посвящали общему чтению и назидательным беседам.

Духовник для монахинь и послушниц избирался из монашествующих.

Благочинной предписывалось следить за посещением служб, чтобы в трапезу ходили “к началу и неленостно, в приличном и опрятном одеянии и во время трапезы сидели благочинно в совершенном молчании”⁵, чтобы никто ни под каким предлогом не брал для себя лично от посетителей и богомольцев денег и других вещей, ибо от этого рождается страсть сребролюбия. Благочинная наблюдала за рукоделием, за занятием сестер в кельях, следила, не имеет и не читает ли кто светских или запрещенных книг, занимаются ли сестры чтением книг духовных, разумеют ли, что читают, не производится ли где непозволительных бесед, ропота, пустословия, не держат ли запрещенных яств, не готовят ли по кельям пищу, не принимают ли к себе посторонних. О всех нарушениях благочинная обязана была доносить настоятельнице или казначее, а мелкие проступки старалась исправить наставлениями.

В обители имелась больница, где лечили не только своих насельниц, но и женщин из других монастырей. Согласно ведомостям, наиболее распространенными заболеваниями были грипп и брюшной тиф, реже — ангина, травмы и ушибы, встречались онкологические и нервные заболевания.

На монастырском хуторе располагалась школа, рассчитанная на 30 девочек, при которой содержался приют на 10 девочек. Приходящие дети пользовались трапезой, одеждой, учебными принадлежностями, а в непогоду и ночлегом.

По штату монастырю полагалось 25 монахинь и 25 послушниц, и в конце XIX века этот порядок соблюдался. Однако уже в начале XX века число монахинь вырастает до 32, а послушниц до 33; к 1916 году на послушании находились 43 женщины.

По сравнению с XVIII веком сильно изменился возрастной состав — самую большую группу составляли теперь женщины 30–40 лет, немало было девушек 18–25 лет. Уменьшилось количество вдов, более половины насельниц составляли девицы. Произошли изменения и в социальном составе: подавляющее большинство монахинь и послушниц составляли крестьянки, было несколько человек из дворян и купечества.

К монастырю было приписано 4 дома (42 человека). Несмотря на то, что Ивановский монастырь считался второклассной обителью, сюда притекало множество паломников из разных городов: Звенигорода, Владимира, Вологды, Киева, Одессы, Риги, Ревеля, Санкт-Петербурга. Мещане, дворяне, статские, военные, цеховые, купцы, крестьяне — большинство из них составляли женщины 30–40 лет.

В 1918 году Ивановский монастырь был закрыт. После проведения описи имущества храмы — собор Усекновения главы Иоанна Предтечи и домовая больничная церковь преподобной Елизаветы — были переданы в пользование общине верующих, состоявшей из 560 человек, сестер и прихожан монастыря. Предполагалось немедленное выселение сестер из обители, однако оно было отложено — около 300 насельниц занимались пошивом белья для армии, несколько монахинь обслуживало Дом матери и ребенка на Солянке; эти факты поспособствовали сохранению общины “трудового монастыря”.

Постановлением Президиума Моссовета рабочих и крестьянских депутатов от 7 июля 1919 года основная территория монастыря была передана в распоряжение Отдела принудительных работ Комиссариата внутренних дел. В августе того же года жилые помещения обители были заняты под концентрационный лагерь — Московский Исправдом на Солянке, где содержалось около 500 заключенных.

25 апреля 1922 года, согласно постановлению правительства, в монастыре было произведено изъятие церковных ценностей. Множество богослужебных предметов, представляющих историческую и материальную ценность, среди которых находились и бережно хранимые на протяжении многих веков царские дары, были отправлены в фонд Помгола и в Главмузей.

В августе 1922 года монахини монастыря образовали жилтоварищество, во владении которого находились двухэтажный больничный корпус и одноэтажное жилое строение с полуподвалом и часовней. Эти помещения вместе с двумя храмами были отделены от концлагеря каменной стеной; таким образом монастырь продолжал существовать. В стесненных условиях, располагаясь в коридорах и проходах, в монастыре продолжало оставаться около 110 монахинь, возглавляемых игуменьей Епифанией (Митюшиной).

На протяжении нескольких лет власти изыскивали возможности выселить монахинь в подмосковные монастыри и использовать помещения еще действовавших храмов. Управление лагеря принудительных работ надеялось разместить в жилых помещениях мастерские для заключенных, а в храмах устроить клубы для политико-просветительской работы среди служащих и узников исправдома. Однако собор удалось заполучить для своих нужд Московскому Губернскому архивному бюро. Осенью 1926 года оставшиеся монахини покинули обитель.

Домовая больничная церковь преподобной Елизаветы просуществовала до апреля 1927 года, когда Ивановский исправдом был преобразован в отделение государственного института по изучению преступности и преступника.

После закрытия храмов община верующих с некоторым церковным имуществом перешла в храм святой Троицы в Серебряниках. Оставшаяся община сестер Ивановского монастыря проживала на монастырском хуторе. В разные годы здесь находилось от 40 до 70 человек. До национализации земель в 1929 году сестры вели самостоятельное хозяйство, потом занимались пошивом одеял, другим рукоделием, поденными работами в Москве и окрестных селениях.

В это время сестры ищут себе духовника. Одна из сестер, ездившая в Москву на поденные работы, знакомится в Сретенском монастыре со схииеромонахом Иларионом (Удодовым). Отец Иларион начал свой монашеский путь в Пантелеимоновом монастыре на Афоне, где прожил до 1905 года 20 лет и принял схиму; затем возвратился в Россию, был казначеем Сретенского монастыря при священномученике Иларионе (Троицком). По просьбе ивановских сестер отец Иларион становится их духовником. Он служил в хуторском храме преподобного Сергия до самого его закрытия. Тогда же, в мае 1931 года, последние сестры Ивановского монастыря (всего 34 человека) были арестованы и отправлены в ссылку в Казахстан на 5 лет.

Отца Илариона перевели в соседний храм Владимирской иконы Божией Матери в деревне Виноградово, где он устроил придел преподобного Сергия. В 1936 году настоятеля этого храма арестовывают и расстреливают; отца Илариона отстояли местные жители, знавшие его как мастера и бессеребреника, помогавшего всем и не бравшего вознаграждения за свою работу.

В 1936 году оставшиеся в живых ивановские сестры возвратились из ссылки и остались жить рядом со своим духовником. Здесь же на Виноградовском кладбище нашли они последнее упокоение.

Под престолом Владимирского храма во время Отечественной войны хранилась святая глава преподобного Сергия Радонежского. Именно отец Иларион, будучи схиархимандритом, облачал святые мощи Преподобного в схиму после открытия Лавры в 1945 году. Побыв некоторое время духовником открывшейся обители, он вновь вернулся в Виноградово и умер в 1951 году 88-летним старцем. За алтарем Владимирского храма и сегодня находится могила подвижника.

В 1992 году Ивановский монастырь был возвращен Русской Православной Церкви и приписан к соседнему храму Святого равноапостольного великого князя Владимира в Старых Садах. Волею Божией община этого храма возникла и сформировалась во Владимирской церкви села Виноградово, откуда вслед за своим духовником, протоиереем Сергием Романовым, переместилась в центр Москвы. Первыми насельницами возрождающейся обители стали прихожанки общины. Начались восстановительные работы: еще в 1991 году была открыта монастырская часовня святого Иоанна Предтечи; отреставрировали больничный корпус с маленькой уютной домовой церковью преподобной Елизаветы — на Светлой седмице 1995 года здесь состоялось первое богослужение. 11 августа 2000 года Священный Синод Русской Православной Церкви принял решение о возобновлении Ивановского женского монастыря. Летом 2001 года монастырский собор Усекновения главы Иоанна Предтечи был освобожден Архивом Московской области, теперь стала возможной его реставрация.

Ни в прошлые века, ни в наше время никакие невзгоды не смогли прервать ту нить преемственности, которая тянется с самого основания монастыря. Обитель горела, ее разоряли, но преемственность берегли те, кто оставался в живых. Именно поэтому монастырь всегда возрождался; возрождается он и теперь⁶.