“Ночь на Днепре” Третьяков не покупал
Последняя большая выставка Куинджи в Москве была 26 лет назад. Тогда жарким летом 1992 года Третьяковская галерея показала в основном известные полотна из своей коллекции. Ажиотаж вокруг выставки был так велик, а очереди к зданию на Крымском валу так огромны, что музей был вынужден продлить экспозицию на месяц.
В свое время Павел Третьяков приобрел для галереи восемь работ Куинджи. Он собрал наиболее значимые картины художника, созданные им в период с 1873 по 1882 год. Учитывая, что Куинджи не жаловал зрителей выставками, а если и выставлял, то не больше одной-двух картин в год, то мы не будем далеки от истины, сказав, Третьяков купил тогда почти все лучшее, что создал за этот период Архип Куинджи. “Степь в цвету”, “Чумацкий тракт в Мариуполе”, “Березовая роща”, “После дождя”, “Север”.
А вот знаменитую “Ночь на Днепре” Третьяков не покупал. Он старался приобретать только эксклюзивные вещи и повторений не любил. Эта картина появилась в коллекции галереи лишь в 1930 году. Тогда музей купил ее у собирательницы Елены Ляпуновой.
На нынешней выставке помимо известных работ из коллекции Третьяковки и Русского музея, представлены эскизы и этюды, от больших работ до миниатюр из 24 региональных собраний и даже частных коллекций. В том числе работы, написанных в период затворничества. Большую часть работ зритель увидит впервые и, как надеются кураторы, зарядятся энергией Куинджи, которую он щедро выплескивал на свои холсты.
Айвазовский не оценил талант Куинджи
Золотых дел мастер – так буквально с турецкого переводится фамилия Куюмджи. Неверно транскрибированная на русский она превратилась в Куинджи – фамилию знаменитого русского пейзажиста.
По происхождению художник был греком-переселенцем. Его предки пустили корни в Мариуполе в далеком XVIII веке. Дед был ювелиром, отец сапожником. Сам Архип Иванович довольно рано осиротел. Подрабатывал. То пас гусей, то принимал кирпич, то торговал зерном, пока лет в пятнадцать не почувствовал в себе художественный дар. Дар этот заметили и окружающие, ведь Куинджи рисовал на всем, что попадалось под руку — на стенах и даже заборах.
Предместье Карасевка, в которой он жил, находилось на высоком берегу Азовского моря. С детства в сознание Куинджи вошли и ощущение простора, свободы, полета, как и желание их запечатлеть.
Пешком он дошел из Мариуполя в Феодосию, чтобы напроситься в подмастерья к Ивану Айвазовскому, слава которого в то время гремела. Говорят, мастер юного дарования не оценил, правда позволил юноше мешать краски.
Зато учиться получилось у старшего ученика великого мариниста — Адольфа Фесслера, который на тот момент считался лучшим копиистом Айвазовского.
Как бы то ни было, но любовью к пейзажу Куинджи обязан Айвазовскому.
Под влиянием его творчества были созданы многие работы. Кстати, на выставке в Третьяковке выставлено несколько ранних произведений Куинджи, где он попробовал себя в амплуа мариниста — этюд “Волны”, привезенный из Таганрога, “Прозрачная вода. Пасмурный день. Крым” из Русского музея.
Самоучку признали художником будущего
Активно экспериментировать со светом и его эффектами Куинджи начал еще в конце шестидесятых годов. Но успеха и признания достиг в 1876 году, благодаря картине “Украинская ночь”. На темном небосводе он попытался изобразить струящийся лунный свет. С лунным светом у Куинджи есть и более ранние работы, но именно “Украинскую ночь” современники назвали “непозволительно роскошной”.
Она поразила всех экзотичностью манеры и дикой яркостью цвета до той поры невиданного. В своих воспоминаниях о том, как была встречена работа на 5-й выставке Товарищества передвижных выставок, художник Михаил Нестеров писал, что “Украинская ночь” стала “настоящим торжеством Куинджи”. Это была картина, “перед которой была все время густая толпа совершенно пораженных и восхищенных ею зрителей”.
Коллеги по цеху не стеснялись признавать первенство и новаторство Куинджи. Крамской писал, что так, как Куинджи, среди пейзажистов мало кто умеет различать, а главное “понимать какие цвета дополняют и усиливают друг друга”. Глядя на эту картину, Крамской признался, что “Куинджи – художник будущего”.
Экзотический свет и цветовые сочетания, благодаря которым Куинджи добивался глубины пространства, стали его визитной карточкой. Однако, были и критики этой работы, которые обвинили художника в непрописанности переднего плана. Павел Михайлович Третьяков отказался покупать картину, также считая ее незавершенной. Зато купил его брат – Сергей Третьяков.
За “Украинскую ночь”, которая два года спустя прогремела на выставке в Париже, а также картину “На острове Валаам” (1973) и работу “Чумацкий тракт в Мариуполе” Куинджи было присвоено звание классного художника 1 степени, что сулило большие перспективы, при том, что мастер академического образования не имел и по сути являлся самоучкой.
Он вынудил всех полюбить березы
“Куинджи ввел моду на березу”, – считал художник Игорь Грабарь. Совершенно новаторское решение картины “Березовая роща”, близкое к кинематографу и фотографии, так потрясло современников, что многие живописцы действительно стали писать рощи.
Эффект солнечного освещения был изображен Куинджи настолько мастерски и точно, вплоть до обмана зрения, когда хочется зажмуриться, что один из критиков назвал картину “изумительной, одуряющей вещью.
“Это не краски, не картина, – писал критик, – это сама натура, полная воздуха и солнечного света… здесь нельзя разобрать красок, здесь нет их, – тут солнечные лучи… Куинджи завладел, видимо, солнечным светом…”.
Кстати, владел художник не только светом. Он был обладателем уникальной сетчатки глаза. Это доказал в своих экспериментах физик Федор Петрушевский. На сверхмощном приборе в своей лаборатории он изучал светочувствительность глаза художников. В его кабинете бывали многие – Репин, Ярошевский. Но именно Куинджи побил все рекорды.
Куинджи часто обвиняли в использовании зеленого стекла для художественных экспериментов, так необычен был его зеленый цвет, который художники не очень любят использовать. Оказалось, он просто иначе видит окружающий мир. К тому же, не имея академического образования, будучи самоучкой, Куинджи был вне традиций и “ломил, как мог” (так говорил о нем Репин). Куинджи не заботился о угождении чужому вкусу, он был просто очень смел.
“Березовая роща” существовала в трех вариантах, но на выставке картин две: купленная Третьяковым и предоставленная Национальным музеем Беларуси. Третья картина была утрачена.
Мистификатор или химик-экспериментатор
“Ночь на Днепре” – картина-фурор. Она была выставлена в зале Общества поощрения художников в гордом одиночестве в 1880 году. Тогда к Большой Морской улице в Петербурге выстроилась гигантская очередь. Зал открывали на несколько часов, людей запускали маленькими партиями. Выставку посетило чуть ли не 13 тысяч человек.
Это была первая в России выставка одной картины. Для нее Куинджи снял зал, задрапировал его темными тканями и выставил картину с направленным на нее светом электрической лампы Яблочкова.
Картина написана пастозно. Художник щедро клал краски на холст и процарапывал по ней линии сухой кистью, благодаря чему образовывались гребни. При искусственном освещении начинали действовать оптические законы, о которых Куинджи прекрасно знал.
Темные и глубокие участки холста поглощались, выпуклые становились ярче. Картина в буквальном смысле оживала.
Зрители признавались: “луна действительно светит, вода течет”, впрочем, – считали они, – добиться этого может лишь тот, кто находится в сговоре с нечистой силой. Если одни были уверены, что Куинджи мистификатором, то другие подозревали его в использовании специальных волшебных красок.
Не случайно же дружен Куинджи с Дмитрием Ивановичем Менделеевым и физиком Федором Петрушевским!
Как бы то ни было, картину за баснословную цену в пять тысяч рублей приобрел великий князь Константин Константинович. На выставке представлены и оригинал, и повторение, и несколько этюдов к картине.
Миллионер-аскет
Кстати, не только Третьяковская галерея, сам Куинджи сделал тридцатилетний перерыв в демонстрации своего искусства. С 1880 он не выставлялся, в буквальном смысле слова уйдя в “затвор кисти”. Кто-то считает, что причиной тому была критика в адрес художника за его новаторство, кто-то винит обрушившуюся после “Ночи на Днепре” славу, которая “раздавила” художника, а кто-то утверждает, что Куинджи был невероятно требователен к себе, ему важна была его собственная внутренняя сущность и творческий поиск. Он действительно закрыл двери мастерской и никого не пускал, хотя продолжал ежедневно трудиться.
Говорят, свое затворничество Куинджи объяснял тем, что “…художнику надо выступать на выставках, пока у него, как у певца, голос есть. А как только голос спадет — надо уходить, не показываться, чтобы не осмеяли”. Однако искусствоведы уверены, что слова эти приписал художнику словоохотливый журналист. Ведь сам художник был человеком малограмотным и вообще никаких записок после себя не оставил.
На выставке представлен большой блок “затворных” работ. В них Куинджи оказывается не просто стремящимся к стилизации и декоративности, а откровенно приблизившимся к беспредметности в живописи.
В 1897 году Архип Куинджи был в буквальном смысле изгнан с громким скандалом из Академии художеств. Профессор и руководитель пейзажной мастерской неожиданно для руководства Академии поддержал студенческие волнения. Это было неслыханной дерзостью.
Надо сказать, что Куинджи вообще часто и активно поддерживал тех, кто нуждался в помощи. В Петербурге он владел несколькими доходными домами, а в Крыму огромным участком (там он мечтал построить дом для художников). Все это приносило художнику миллионные доходы, а современникам позволяло говорить, что он променял кисти и краски на звонкую монету.
Но Куинджи жил крайне аскетично и даже не держал прислугу. Зато щедро жертвовал бедным молодым живописцам. У него была заведена канцелярия для принятия прошений.
Кстати, Академия художеств получила из рук Куинджи колоссальную сумму — 100 тысяч рублей — для выдачи двадцати четырех ежегодных премий. Он финансировал Общество поощрения художеств и созданное при его жизни Общество художников Куинджи.
Избранные увидели Спасителя
«Христос в Гефсиманском саду» одна из малоизвестных и самая загадочная картина из всего творческого наследия Куинджи. В Москву ее привезли из фонда Воронцовского мемориального музея в Алупке. Художник не оставил о ней никаких воспоминаний. И специалисты толком не знают, когда и почему была написана работа, центром которой стал один из драматических евангельских сюжетов.
Публика увидела картину 4 ноября 1901 года. После двадцатилетнего затворничества художник на короткое время открыл двери своей мастерской. Впрочем, решился показать ее не всем, а только избранным зрителям. Среди них был друг Куинджи Дмитрий Менделеев и писатель Иероним Ясинский. Последний написал статью об этом событии – “Магический сеанс у Куинджи”. Писатель назвал золотисто-серебряный лунный свет, в сиянии которого шествует Спаситель, ослепительным и непостижимым видением.
Ничего подобного на Евангельский сюжет зрители на тот момент не видели. Многие художники писали Христа. У одних Он выходил страдающим человеком, а другие, как Васнецов, писали икону. Куинджи удалось выйти не только за пределы сюжета, не просто создать на холсте иллюзию свечения фигуры Спасителя, ему удалось передать мысль о Свете, пришедшем в мир. Его Христос – это Богочеловек. “Свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы” ((Ин: 3:19).
Когда картину привезли в Москву и разместили на стене выставочного зала Третьяковской галереи, направив на нее прожектор, произошло невероятное. То, что в Воронцовском музее привыкли видеть, как массу темных стволов Гефсиманского сада, неожиданно превратилось в фигуры апостолов, освещаемых метафизическим светом Спасителя. И как тут не вспомнить другие слова Спасителя: “Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня” (Ин: 14:4)
Выставка продлится до 17 февраля 2019 года