«А что ты удивляешься? Боженька, чай, не глупее тебя, — говорила мне вчера наша соседка тетя Маша. — Ты своих девок воспитываешь? А потом понимаешь, что перегнула палку, и жалеешь, балуешь. Я в окошко-то вижу… Так и Боженька. Тоже воспитывает. Не хуже тебя. Только без перегибов, не как ты. Поучит, поучит… Видит, что усвоила, и утешает…»
Елена Кучеренко
В тот момент я рассказывала тете Маше свою маленькую пасхальную историю, и она делилась со мной вот этими своими размышлениями.
«А счастье было так возможно»
История, в общем-то, незамысловатая. Началась она с того, что я с девчонками сбежала из московского коронавирусного карантина в эту нашу далекую глухую деревню.
Тусоваться здесь совершенно негде, развлечений ноль. Кроме огорода, в котором я ничего не понимаю. Ни тебе магазинов, ни аптек, ни деревенских клубов. Каждый третий-четвертый дом заброшенный, а наш вообще на отшибе. Рядом только та самая тетя Маша. Никакого скопления людей. Для столичного относительно культурного жителя, скажем так, скучновато. Но хотя бы есть «наружа». И не самая плохая. Можно гулять и любоваться видами.
Больше двух человек можно встретить только на кладбище и в храме. А в церквушке этой и в мирное время прихожане — несколько старушек. В лучшем случае. Часто — только батюшка и певчие. И все. В общем, сплошная социальная дистанция и естественная самоизоляция.
Но вот это для меня было главным — в отличие от Москвы, где храмы закрыты для мирян, здесь можно ходить на службы. По крайней мере, когда все это происходило, ни о каком закрытии или ограничении речи не шло.
В общем, я ликовала, что могу быть в церкви на Страстную и причащаться с детьми в Чистый Четверг. Я сочувствовала своим московским друзьям и знакомым, которые такой возможности лишены, и радовалась за себя — православного везунчика. Я читала в Интернете размышления разных батюшек о том, «за что» или «для чего» нам вся эта напасть. И как правильно относиться к тому, что народ лишен самой главной службы в году.
— Но я-то не лишена, — облегченно вздыхала я. — Мы с детьми обязательно будем в храме на Пасху. Мне и относиться никак не надо.
Я изучала мнения разных православных медийных персонажей по поводу онлайн-трансляций богослужений — суррогат это или живая молитва — и, опять же, радовалась, что меня все это не касается.
Если честно, я чувствовала себя вне этой коронавирусной церковной суеты. А скорее — над ней. И когда я в очередной раз читала в фейсбуке сокрушения какого-нибудь знакомого православного христианина, что «по грехам нам это все», внутри, помимо моей воли, что-то сладко шептало:
— Видимо, не все у тебя так плохо с грехами, Елена Батьковна, раз ты-то на пасхальной службе, самой-самой главной, точно будешь… Счастливица.
Но в пятницу вечером, когда я заранее наглаживала наши с дочками красные пасхальные платочки, у пятилетней Антонины поднялась температура — 39,3. Потом началось все то, что сопутствует отравлению или кишечной инфекции. Через час к ней подключилась двухлетняя Маша. В субботу утром — восьмилетняя Дуня.
В общем, вместо пасхального Причастия для «избранных» я двое суток носилась между дочками с градусником и тазиком. И время от времени тоскливо смотрела по направлению к храму и вздыхала: «А счастье было так возможно».
А тетя Маша потом скажет то самое: «Чай, Боженька не глупее тебя… Тоже воспитывает…» И посмотрит так, что станет ясно — а нечего было думать, что достойнее других.
Утешало то, что права оказалась соседка: «Без перегибов воспитывает Боженька». Но об этом чуть позже.
Странная Пасха
А пока я, с тазами наперевес, пыталась смотреть трансляцию пасхального Богослужения. И даже участвовать.
До этого я читала в Интернете отзывы моих знакомых об онлайн-службах на Страстной, и это вселяло некий оптимизм. Люди рассказывали, что наконец-то могли петь во весь голос молитвы и не стесняться отсутствия слуха. Разве что только соседи по батарее постучат. Что могли, наконец, видеть крупным планом лица родных и любимых священников, а не только чьи-то спины. И что это лучше, чем ничего. И что Господь был рядом, они это чувствовали. И с Ним-то нас никто не разлучит.
Я очень рада за этих людей. Правда. И меня восхищает, что они и в таких условиях чувствовали себя в храме и радостно кричали: «Христос Воскресе!» И слышали сердцем, как им «отвечают»: «Воистину Воскресе!» сотни онлайн-сомолитвенников. Я также знаю, что Бог не в бревнах, а в ребрах. И что с Господом человека разлучить нельзя, закрывай храмы или не закрывай.
Но скажу за себя. Мне лично совершенно не подошли эти онлайн-богослужения. Да, я тоже смотрела и пыталась молиться. И я очень благодарна тем священникам и мирянам, которые все это организовали, чтобы хоть как-то утешить людей. Но служба и экран — это не мое.
Еще в самом начале пандемии один знакомый батюшка сказал мне:
— Сейчас наконец-то вынужденно уйдут все ненужные традиции — целования, прикладывания… Вот увидишь. Храмы могут закрыть, не дай Бог, и людям придется учиться по-настоящему молиться.
Я тогда с ним согласилась. Но в ту пасхальную ночь поняла, насколько мне не хватает храмовой атмосферы. Именно ее. И всех тех «ненужных» традиций. Хорошо это или плохо, я не знаю. Может, и плохо. Возможно, я не молюсь, а просто тусуюсь. И для меня важен «антураж».
Но как же мне хотелось тогда почувствовать запах ладана, услышать едва различимый треск горящих свечей и ворчание бабушек, к иконе приложиться, в конце концов.
Увидеть детей, спящих на лавочках, и счастливые знакомые лица. И незнакомые. Батюшек, усталых, но таких радостных. Платочки эти красные увидеть, об которые сломано столько православных копий. Как же мне их не хватало! Не хватало толкотни, объятий, поздравлений. «Христос Воскресе!» — хором… А разговение всем приходом? Ну неужели никому не хотелось?
Это второстепенно, понятно, больше всего не хватало Причастия. Но как же все это оказалось дорого! Этот неповторимый церковный аромат.
Да, была моя первая Пасха не в храме. Странная Пасха. Тихая. Со слезами на глазах.
Про «стадное» освящение куличей
А до этого была первая Великая Суббота дома. Я читала у многих, что все это «стадное» освящение яиц и куличей давно никому не нужно. Ну и хорошо, что его не было.
Но, знаете, мало какой день в году я люблю больше, чем Великую Субботу. Я всегда провожу ее на подворье — с утра и до вечера. И бесконечные очереди с корзинками люблю, и яйца с куличами. И запах выпечки и ванили, который гоняет туда-сюда ветер.
Обожаю толпы людей, часто нецерковных. Всегда наблюдаю за ними. Лица у всех радостные, улыбчивые. Видно, что все ощущают себя частью чего-то большого и важного. Даже если до конца и не понимают, что именно сейчас, в эти минуты Христос, распятый за всех нас, лежит во гробе. Или уже спустился во ад.
Интересно, но у постоянных прихожан куличики часто скромные, неказистые, сделанные на скорую руку и «в последнем рывке». Страстная ведь, службы, не до того. А до этого был долгий и непростой пост. Зато у «сочувствующих» угощения традиционно богатые. Хозяйки ставят на столы причудливо украшенные творожные пасхи — с цукатами, орехами, шоколадом, фруктами, пестрыми узорами из каких-то посыпок, конфеток, съедобных стружек, наклеек, фигурок, затмевающими скромное «ХВ».
Да, это все не главное. Но и главное одновременно. Потому что всех этих людей — верующих и не очень, светских и воцерковленных — всех НАС привел сегодня сюда Господь. Он сам! И это бесценно. И это не заменит ни один монитор.
Утешение
В общем, не было у меня моей любимой субботы. И Пасхи в храме не было. Хотя я знала, что Христос Воскрес! Воскрес, вопреки всему. И это было главным. Но и грустно было. Но как скажет потом в той же своей «богословской» речи тетя Маша: «Поучит Боженька и утешает, утешает…»
Утешение пришло в виде местного священника, отца Льва, который совершенно неожиданно появился у нас в воскресенье днем.
— Мама, там Муха наша (это собака) на батюшку нападает! — Услышала я из окна крики Дуни.
— На какого батюшку?
Выскочила на крыльцо и правда — вижу батюшку с поднятыми руками, в руках этих шоколадки, а наша псина брешет и пытается до них допрыгнуть. Он приехал поздравить нас с Пасхой. Это было удивительно, потому что мы были у него на службе в местном деревенском храме раза три-четыре, не больше (всегда ездили в Оптину пустынь, которая в 15 километрах), никогда не общались, не считая одной исповеди, и он даже не знал, где мы живем. Но деревня же…
Подарил девочкам шоколадки, попил чай. Рассказал немного о себе.
В семье их было (и есть) семь детей. Сами они москвичи, но в один прекрасный день родители все бросили и переехали в эти места, поближе к Оптиной пустыни. Это, оказывается, об отце Льве и его брате-близнеце Нина Павлова писала в своей книге «Пасха красная»:
«Рядом с девочкой Василисой в оптинском храме нередко стоят двое белоголовых близнецов Лев и Макарий, названные так при рождении в честь еще не канонизированных тогда преподобных Оптинских старцев Льва и Макария. В год канонизации старцев им было уже по шесть лет»…
Макарий, кстати, тоже стал священником.
Вроде ничего глобального, мистического, но меня это очень впечатлило. «Пасха красная» — одна из моих любимых книг. Я прочитала ее в первый раз на заре моего воцерковления, когда еще не была замужем, сразу помчалась в Оптину пустынь и влюбилась в нее навсегда. И перечитывала потом много раз.
Здесь я молилась Оптинским старцам, чтобы они исцелили моего отца от рака. А какой-то местный чудак, похожий на ряженого, вручил мне освященное масло. Тогда мой отец был уже в плохом состоянии, у него были жуткие анализы, он буквально разлагался изнутри, и дома у нас стоял ужасный запах. Каждый день к нам приходила медсестра делать уколы и разные процедуры.
Я привезла это масло домой, и мама капнула отцу в рот.
— А где запах? — спросила на следующий день медсестра.
Отцу сразу станет лучше, он проживет еще несколько лет. И впервые в жизни исповедуется и причастится. А день рождения у него 24 октября, в день памяти преподобных старцев Оптинских. А в совпадения и случайности я не верю.
Здесь я буду молиться о моем замужестве. И не только здесь.
Потом я выйду замуж, привезу сюда своего супруга и каждый год мы будем приезжать сюда со своими детьми. А потом решим купить дом в этих краях. Именно из-за монастыря, ставшего нам родным.
Здесь я встречу много удивительных людей с их неповторимыми судьбами и историями. Многих из них привела сюда именно «Пасха красная».
И вот теперь отец Лев… Из моей любимой книги.
Мы говорили недолго, но я поняла, что он знает много интересного — об Оптиной, о ските. О местных бабушках, которые ходили пешком из нашей деревни в ближайшие открытые храмы — за несколько десятков километров.
— Удивительно, но люди здесь всегда были верующими, — сказал отец Лев. — Все!
Это так. Правда, у многих вера очень своеобразная, но об этом я расскажу в другой раз.
На прощанье я показала, а потом подарила отцу Льву старые тетрадки, которые мы нашли в этом доме. Они принадлежали предыдущим хозяевам. Там от руки переписанное Евангелие, тексты святых отцов.
— Это как научение нам, — сказал батюшка. — Нам иногда лень страницу прочитать, а люди переписывали…
…Вот такой была эта моя Пасха… Странной — и грустной, и радостной, и с сюрпризами. Я рассказывала это все тете Маше, а она даже не удивлялась:
— Боженька, чай, не глупее тебя…
Само собой, кто бы спорил.
Фото: feosobor.ru