Протодиакон Тохтуев Николай Васильевич
В 1917 году четырнадцатилетний подросток Николай Тохтуев поступил в школу псаломщиков в Перми. Семья у парня была замечательная, по-настоящему христианская: кроткая и любящая мать, Мария, дочь священника, в жизни не повысила голоса; деятельный отец, Василий, волостной старшина (позже был избран в 1-ю Государственную Думу), вступался за слабых – однажды пригрозил засудить мужика, бившего жену, чем положил конец его издевательствам над семьей. После Февральской революции Василия Николаевича чуть было не расстреляли, но Господь его хранил.
Итак, в 1917 году юноша Николай поступил в школу псаломщиков. В стране бушевала революция. Религия становилась делом непопулярным, вернее, опасным. Но мальчика это не пугало. Не понимал? Или, напротив, слишком хорошо понимал? Как часто бывает у верующих подростков, он пробовал свои силы в монастыре, но все же с монашеством свою жизнь не стал связывать. Потом поступил в семинарию, учился, пока ее не закрыли…
Совсем мальчишкой женился и принял диаконский сан. И снова – понимал ли он тогда, в 1922 году, что при новой власти (еще и не вполне устоявшейся) нормальной жизни у него не будет? Или надеялся, что придут белые – и все наладится? Трудно сказать. Кажется, его это просто не интересовало. «Добродушие, простота и нестяжательность», – так описывали молодого диакона, а затем протодиакона. О его силе духа тогда никто не догадывался.
Протодиакон Николай с семьей
Встретил с родными Пасху и сел на 8 лет
Дальнейшую судьбу отца Николая предугадать довольно легко. Вынужденная подписка о сотрудничестве с ОГПУ, обвинение в антисоветской деятельности, поскольку никакого сотрудничества так и не случилось, все 1930-е годы – аресты и постоянная угроза заключения, конфликты с настоящими «рясофорными» осведомителями НКВД, а на Страстной неделе 1940 года – новый арест.
Тут протодиакон совершил странный поступок – дал подписку о сотрудничестве с органами, встретил с родными Пасху и… вернулся, чтобы получить восьмилетний срок. Начальнику районного отделения НКВД он написал еще более странное письмо, объясняющее его поступок:
«Что вы от меня требуете, то я сделать не могу. – Это мое последнее и окончательное решение. Большинство из нас идет на такое дело, чтобы спасти себя, а ближнего своего погубить, – мне же такая жизнь не нужна.
Я хочу быть чистым пред Богом и людьми, ибо когда совесть чиста, то человек бывает спокойный, а когда не чиста, то он не может нигде найти себе покоя, а совесть у каждого человека есть, только она грязными делами заглушается, а потому я не могу быть таким, каким вы бы хотели…
Вы мне обещаете восемь лет – за что же?.. Какой я преступник? Только одно преступление, что служу в церкви, но это законом пока не запрещено. Если я не могу быть агентом по своему убеждению, то это совершенно не доказывает, что я противник власти…
Хотя я и семейный человек, но ради того, чтобы быть чистым пред Богом, я оставляю семью ради Него… Разве не трудно мне оставить… семью в восемь человек и ни одного трудоспособного? Но меня подкрепляет и ободряет дух мой Тот, ради Которого я пойду страдать, и я уверен в том, что Он меня до последнего моего вздоха не оставит, если я Ему буду верен, а отчет мы все должны дать, как жили мы на земле…
Вот вы говорите, что мы обманываем народ, одурманиваем и прочие безумные глаголы, – а можете ли вы об этом определенно сказать, когда, может, и церковных книг не брали в руки, и не читали их, и не углублялись в христианскую веру, а судите поверхностно, что, мол, у нас написано в газетах и книгах, то верно, а что за тысячу лет написано было до Христа и про Него, что Он будет и так-то поживет, и такой-то смертью умрет и воскреснет (это за тысячу лет пророками было написано и уже сбылось), так это, по-вашему, неверно. Или вот, скажем, радио передает за тысячи верст без проволоки, – как это остаются слова в эфире и передаются, а весь человек куда-то девается, исчезает? Нет, он никогда не исчезнет и никуда не девается, умрет, истлеет и потом воскреснет в лучшем виде, как зерно, брошенное в землю…
Вот уже двадцать три года существует советская власть, и я ничем не проявлял себя враждебным по отношению к ней, был всегда лояльным, исполняя все распоряжения власти, налоги всегда выплачивал исправно, дети мои учатся в советской школе, и вся моя вина лишь в том, что, будучи убежденным христианином, я твердо держусь своих убеждений и не хочу входить в сделку со своей совестью… И вам не могу услужить, как вы хотите, и перед Богом кривить душой. Так я и хочу очиститься страданиями, которые будут от вас возложены на меня, и я их приму с любовью. Потому что я знаю, что заслужил их.
Вы нас считаете врагами, потому что мы веруем в Бога, а мы считаем вас врагами за то, что вы не верите в Бога. Но если рассмотреть глубже и по-христиански, то вы нам не враги, а спасители наши – вы загоняете нас в Царство Небесное, а мы того понять не хотим, мы, как упорные быки, увильнуть хотим от страданий: ведь Бог же дал нам такую власть, чтобы она очищала нас, ведь мы, как говорится, заелись… Разве так Христос заповедовал нам жить? – да нет, и сто раз нет, и поэтому нужно стегать нас, и пуще стегать, чтобы мы опомнились. Если мы сами не можем… то Бог так устроил, что вы насильно нас тащите в Царство славы, и поэтому нужно вас только благодарить».
Очень странный человек
Естественно, что после такого письма об оправдании и речи быть не могло. Отец Николай был приговорен к восьми годам в Севжелдорлаге в Коми, но до освобождения не дожил. Скончался 17 мая 1943 года. Место погребения неизвестно. Причислен к лику Новомучеников и исповедников Церкви Русской.
Интересное дело. Советское государство всеми силами тщилось доказать тезис философа Фридриха Ницше «Бог умер» – да с такой силой, какой самому Ницше бы и в голову не пришло – он-то все же имел в виду скорее смерть «идеи» Бога. Церковь – видимое присутствие Христа на земле – стала почти невидимой, казалась вовсе уничтоженной.
Иллюзии скорого прекращения гонений к концу 1930-х годов должны были рассеяться даже у самых неисправимых оптимистов – после принятия невероятно демократической «Сталинской конституции» началось не ослабление режима, а, напротив, Большой террор… А он все про какое-то Царствие Небесное толкует да еще и благодарит палачей.
Протодиакон Тохтуев Николай Васильевич
Ну ладно бы просто не стал исполнять свою подписку о сотрудничестве – ничего не видел, ничего не слышал, докладывать нечего. Но нет – от самой подписки отказывается. Перед Богом, говорит, хочу чистым быть. А жену больную и детей – мал мала меньше – тоже Богу своему, что ли, поручаешь? Очень, очень странный человек. Безответственный. Нелепый даже.
Ну почему они такие упрямые
…Почти две тысячи лет назад небольшая группа людей стояла на Масличной горе в Иерусалиме. Эти люди полтора месяца назад потеряли Близкого – Учителя, Пророка и, как они верили, Царя. Правда, все эти полтора месяца от них исходили какие-то странные слухи о Его Воскресении, что звучало не то ересью, не то бредом. Воскресение мертвых будет в конце времен, это ведь каждый знает, а когда-то этот конец будет… По крайней мере, древние могилы у подножия Масличной горы все стоят и стоят… Это все дело отдаленного будущего.
Эти странные люди смотрят в небо и улыбаются. Потом они придут в Иерусалим и расскажут нечто и вовсе несусветное – что их Учитель не только воскрес сорока днями ранее, но и сегодня вознесся.
В ушах у них навеки звучат Его загадочные слова: «вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями… даже до края земли» (Деян. 1:8). Будущее для них уже наступило, и они о нем знают все, и отныне будут делиться знанием о нем – Он воскрес, и мы воскреснем!
Никто из них, кроме самого молодого, по имени Иоанн, и Матери Того Человека, Марии, своей смертью не умрет. Нельзя быть странными, и обещать вечную жизнь нельзя, и смотреть в небо нельзя тем более. Смерть необратима, это же очевидно, из нее не возвращаются, и нечего пялиться в облака – никто с них не сойдет ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра, и не о чем тут свидетельствовать. Ну почему они такие упрямые?!
В этом году память священномученика Николая (Тохтуева) совпадает с праздником Вознесения Господня. Он тоже знал, что смерти вообще нет, что Христос, конечно, умер, но и воскрес, и даже здесь и сейчас пребывает с ним.
Этот странный человек самой своей смертью готов был свидетельствовать о своем странном Боге.
Как будто вообще ничего, кроме неба, на которое Он вознесся, не видел.