Хорошо младенцу, лежащему в колыбели. Единственный труд – кушать, единственное неудобство – пелёнка, связавшая ручки, на которые так хочется посмотреть. А как приятно вдыхать мамин запах и слушать стук её сердца!
Хорошо младенцу в вере — тому, кто озадачился на праздник Пасхи Христовой лишь освящением снедей. Ощущение праздника точно такое же, а забот никаких – ни составлением постного меню без масла, ни выкраиванием времени на долгую молитву в храме он не мучился. Хмурится воцерковлённый старший брат, ворчит: «Набежали тут, натоптали, Вам-то хорошо».
Тем временем он и сам христианин-лайт и каждый год задаёт себе один и тот же вопрос: «Когда печь кулич? В понедельник или в четверток?»
Получается, что и он мысленно находится на берегах и скалах быта, даже не помня, что у него есть лодка и вода. Отстоять, купить, приготовить, освятить, опять отстоять, принести домой, съесть. Совместить. Прочувствовать!
Мне снова и снова вспоминается старый выпуск детского киножурнала «Ералаш». Тот, где юная девушка в спортивном костюме повторяет движения за кинозвездой, а её бабушка делает работу по дому. Девушка наклоняется влево и вправо, бабушка, наклоняясь, моет пол, девушка машет руками, бабушка похожими движениями трёт зеркало, девушка выполняет приседания, бабушка, приседая, собирает разбросанные вещи с пола… А помните, кто первым устал? Да кто изображал деятельность, конечно, но не приносил пользы – девушка упала на руки появившейся невесть откуда вездесущей бабки.
О чём это я?
А о том, что бесплодны попытки вымучить из себя сочувствие Страстям Господним, если чужое смертное страдание не касалось сердца по-настоящему, если оно было отвергнуто в повседневной жизни. А цивилизация старается сделать всё для того, чтобы мы не чувствовали эмоциональных неудобств, и вовлекаются в это все – верующие и неверующие. Симптоматично то, что уходит в прошлое и вот-вот уйдёт традиция семейных поминальных трапез: уже ни девять, ни сорок дней, ни год со дня перехода члена семьи в мир иной не могут собрать большое количество родни на тихое застолье. Застолья всё больше организуются праздничные. А кто-то остаётся наедине со своим горем.
Поэтому попытки пережить Страстную Седмицу рядом с Господом напоминает имитацию чувств.
Не имея регулярного опыта приготовления поминальной трапезы и участия в ней, трудно готовить куличи и не думать о весёлом пире. Но чтобы вырасти из духовного младенчества, не стоит переводить разговор, услышав о ждущей всех нас последней земной черте.
Так поговорим о ней?
В эту Великую Пятницу в нашей семье двойной траур. Кроме страстей Господних я не смогу не вспомнить свою бабушку Любу, потому что со дня её смерти исполнится сорок дней. Поминки, конечно, со Страстной перенесены, но не воздохнуть не получится – ушло детство, я стала совсем взрослой. И пусть я давно замужем и трижды мама, но грела мысль, что можно приехать к бабушке и обнять её. А теперь это в прошлом. Но и в будущем тоже! В будущем благодаря Господу Иисусу Христу, Который прошёл путь воскресения первым. И чем больше близких людей переселяется по ту сторону объективной реальности, тем больше приходится думать о невидимом мире. По-настоящему знать о нём, получая весточки в виде так называемых «случайных» совпадений.
Хорошо, что моё поколение не росло в изоляции от темы смерти. Нам приходилось видеть, как люди прощаются со своими умершими. Похороны не были поспешными, а двери в дом, который посетила скорбь, не закрывались, от детей ничего не умалчивали, и о том, кто будет следующим, старики толковали спокойно. То и дело хоронили кого-нибудь с оркестром, торжественно проходя хотя часть пути до кладбища пешком, а на дорогах часто встречались цветы и сосновые ветки, и что это значит, знали даже младшие школьники.
Теперь, в мире позитива, эта тема запретна, а само слово «пятница» связано не с острой болью распятия, а с предвкушением конца последнего рабочего дня и весёлой вечеринкой после него. Но о Христе и Его Воскресении в таком случае не поговоришь, потому что тема бессмертия неразрывно связана с темой смерти.
На христианском погребении мы слышим слова апостола Павла: « Не хочу же оставить вас, братия, в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды. Ибо, если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и умерших в Иисусе Бог приведет с Ним» (1 Фес. 4, 13-14).
Надежда на жизнь вечную — это именно то чувство, которое снимает запрет с темы смерти, потому что гонит страх перед ней.
Получается, что привыкая отстраняться от чужого горя, человек лишается возможности пережить Страстную Седмицу по-настоящему. Апостол Иоанн обличает нас: “Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?” (1 Иоанн 4,20). Если цитату перефразировать, то разумно будет вопросить: «Как сопереживать распятому Господу, Которого не видел, если не сочувствовать боли ближнего, которого видел?»
И чем больше функций берёт на себя бюро ритуальных услуг, тем меньше возможностей сделать что-то для усопшего и унять тоску. Чем реже мы объединяемся за поминальными трапезами, чтобы помолиться за ушедшего и поддержать осиротевших, тем труднее нам быть равнодушными к земным сластям.
Младенец не знает сочувствия, все его печали – это чувство голода, мокрая пелёнка да желание поспать. Но для взрослого неразумно оставаться в младенчестве, лишая себя благородного чувства сострадания.
Не грешно готовиться к Пасхе на Страстной, не странно плакать, замешивая тесто на кулич. Жаль, что кулич занимает иной раз все мысли.