Страстная

Пасха только потому и была и только потому и есть, что перед ней всегда Страстная неделя. А к тому же я не знаю, что нам дороже, сама ли Пасха или эти дни перед ней, — всё бесконечно дорого, рассказать нельзя как дорого… О самом главном, о самом святом и драгоценном для человека Господь говорит с человеком Сам, без посредников, прямо к сердцу… Человек ужасно любит, невероятно любит самого себя. И вот в эти страстные дни сердце в трепете и смущении предощущает, что оно может полюбить одного Человека больше, чем оно любит себя, что оно уже так любит и что нету счастья большего, чем эта любовь.

С. И. Фудель. Письмо сыну
из сибирской ссылки. 1950 г.

Введение

Целью настоящей статьи не может быть, конечно, сколько-нибудь полное исследование богослужений Страстной седмицы. Во-первых, подобная работа достойна объёма солидной монографии, а главное: предмет исследования — “глубина неудобозримая”, при том что возможности автора весьма и весьма ограничены. Поэтому хотелось бы лишь поделиться тем, что когда-то коснулось души, отозвалось и запомнилось. Однако мы постараемся в более или менее строгом порядке проследить развитие богослужений Страстной с акцентом на восприятие их умом, Бог даст — и сердцем. Интересующимся вероучительной стороной этих замечательных служб предлагаем прочесть очень глубокую книгу В. Н. Ильина “Запечатанный гроб. Пасха нетления”, на которую не раз будем ссылаться (хотя, конечно, не со всеми чересчур дерзновенными мыслями автора можно согласиться безусловно: например, об участии Божией Матери в Искупительной Жертве Христа).

Великий Понедельник

Богослужебное начало Страстной — вечерня Недели цветоносной, Входа Господня в Иерусалим. Праздник ещё не отошёл, и на Господи воззвах поются радостные стихиры, воспевающие кроткого Христа Царя, пришедшего в правде, имеющего множество щедрот, Единого Милостивого и Человеколюбца. Но уже на прокимне вечерни слышим не великопостные покаянно-утешительные темы (Не отврати лица Твоего, Дал еси достояние боящимся Тебе, Господи), а звучащее необычно обычное: Се ныне благословите Господа, вси раби Господни. Отходит время покаяния, наступает время стояния “во дворе Господнем” — там, где центр человеческой истории. Се время славословия Царя славы. И двором Господним в особой мере становится храм, где мы таинственно участвуем в священных событиях Страстной. Вскоре, в стихирах на стиховне, слышим, как Церковь уводит нас от ветвий и ваий, яко от Божественна праздника — в Божественный… праздник, к честному Христовых Страстей… Таинству.

В этой перемене, в приближении драгоценных воспоминаний, к нашему сознанию невольно примешивается память о чудных минутах, дарованных нам некогда в Великие дни. И как отрезвляющий ответ Матери-Церкви, хранящей чад Своих от самообольщения, звучит здесь: Страшно еже впасти в руце Бога жива… никтоже да внидет искушаяй веру непорочную. И далее уже как для свидетелей Страстей — обличение окружающему фарисейскому соборищу, всегда, кажется, готовому и нас втянуть в свои ряды: сонмице лукавая и прелюбодейная, своему мужу не сохраньшая веру, что держиши завет, егоже не была еси наследница — избави, Господи, этой части. Так входим в Страстную и в последний раз перед Пасхой слышим в покаянном распеве Богородице Дево, радуйся. Во всём страшном и великом, что будет происходить с Избавителем мира в эти дни, Свою материнскую часть примет Единая Непорочная. Радуйся, — зовём мы Ей, — яко Спаса родила еси душ наших. И уже на повечерии слышим темы первого Великого дня — Понедельника. Здесь и память о живом прообразе Христа страдавшего и прославившегося — об Иосифе Прекрасном (чудно раскрыл эту глубокую параллель святитель Игнатий (Брянчанинов) — см. его “Аске­тические опыты”, том 2). Здесь же и проклятие бесплодной смоковницы, и сугубое размышление о грядущих страшных событиях, о том, что слышат ученики из уст Господних на пути в Иерусалим.

Несколько отвлекшись, хочется сказать вообще об изумительных трипеснцах преподобного Андрея Критского, читаемых на повечериях Страстной. Именно они с глубиной, достойной автора Великого канона, раскрывают темы Великих дней — и так жаль, что не уделяют зачастую этим малым шедеврам должного внимания, а иногда и вовсе опускают на богослужении. Тема праведного Иосифа выводится в трипеснце как пример верности Господу, пример не знающей стыда райской чистоты — по образу совершенной чистоты обнажённого на Кресте Спасителя. В этом смысле Иосиф, другую Еву обрет египтяныню, не подражал ветхому Адаму, но стал подобием воистинну Христовым. Невольно на память приходят и слова Великого канона: Аще и в рове поживе иногда Иосиф, Владыко Господи, но во образ погребения и востания Твоего. С ветхозаветной темой перекликается новозаветная: осуждение неплодной смоковницы, в этот день встретившейся на пути Господу и ученикам. Проклятое дерево покрыто листьями, но не даёт ожидаемых сладких плодов. К нам как завершающим покаянный путь поста обращены слова трипеснца: Добрых неделание уподобися смоковнице… да не изсх­нем якоже она тогда. Другое остриё обличающего свидетельства направлено в соборище листвием (внешнего благочестия) покрывающееся.

Постепенно тема ужасного злодеяния, реально и сейчас готовящегося совершиться над Христом, наполняет слышимое слово: Священницы и левити, клятвенное согласие завистию уготовльше… Христа предаша на смерть. Но словесное стадо Доброго Пастыря не страшится сострадать Ему: готови будем на оплевание, на поругания, и на уничижения, дерзновенно вызывает на брань собравшихся в один полк врагов Христовых: Готови Иудее священники твоя, и устрой руце к богоубийству: се бо прииде Кроткий и Молчаливый на страсть, Агнец сый и Пастырь наш, Христос Царь Израилев. Поразительно в этих последних словах, что все участники происходящего остаются на своём месте, в своём чине: священники приносят Жертву; вопрос только в одном: что в сердце человека?.. Богослужебным текстам Страстной свойственно глубоко врезаться в память и быть мерилом поступков, слов и мыслей всю жизнь. Священники христианские потому и будут судимы с особой сторогостью, что они эту Жертву приносят, и в каменном сердце неблагоговейного, невоспринимающего ужас литургический она может стать точно богоубийством, ибо совершенно ясно: новозаветная мера ответственности много превышает ветхозаветную…

Утреня Великого Понедельника начинается обычно, но надо отметить, что на Страстной всё повседневное — оно же и единственное в своём роде. Так, привычные слова шестопсалмия, как и многих других неизменяемых текстов, звучат уже как бы не из наших уст, а от Первого Лица, как молитва сего дня Спасителя к Отцу: Господи, что ся умножиша стужающии Ми… воздающии Ми злая воз благая… на Тя, Господи, уповах, Ты услышиши… С особой силой эти воздыхания зазвучат в самые великие дни Страстей, но об этом речь позже. То же Первосвященническое Христово дерзновение слышно и далее — по мирной ектении — в стихах на Аллилуиа: Приложи им зла, Господи, приложи зла славным земли, то есть бесам, величающимся попущенной им властью над грехолюбивым человечеством. И тут же поётся чудный тропарь первых трёх дней Страстной Се Жених грядет в полунощи.

Тема притчи о десяти девах относится более к Великому Вторнику, но она объединяет с ним и Понедельник и Среду реальным свидетельством: грядет Господь на вольную страсть нашего ради спасения, и надо быть с Ним, ибо некуда бежать: у Него глаголы и в Нём — источник вечной жизни. В том удостоверяет и читаемый вскоре седален: Страдания честная… якоже светила совершенная, возсиявают миру. А чуть ранее — стихословие Псалтири. Сколько было свидетельств в церковной истории, как в скорбные дни особую силу обретает чтение Давидовых псалмов. Бессмертные слова великого царя и поэта оживают, конечно, и сейчас, при скорби вселенской. И надо напрячь слух — ибо звучат слова эти сегодня из уст Царя царей — Сына Давидова.

И вот наступает особый момент всех служб Страстной: чтение Святого Евангелия. Надо сказать, накопившийся за Великий пост голод по Евангельскому слову на Страстной утоляется вполне. Мы в полном объёме услышим слово это на часах в первые три дня. Благословенная жизнь Спасителя нашего пройдёт перед мысленным взором, чтобы отозваться в сердцах верных приобщением Кресту Христову, отозваться в действительности жизнью, достойной Евангелия. Темы чтения на утрени Великого Понедельника — история засохшей смоковницы, последние проповеди Господа в храме, ответы испытующим Его. По Евангелии — трипеснец, возвращающий нас в круг Апостолов, слушающих Божественного Учителя любви: Вас тогда Моих учеников познают вси, аще Моя заповеди соблюдете, глаголет Спас другом. (О, сладкая часть Христовой дружбы!) Учение о любви и смирении зазвучит и в стихирах на хвалитех и на стиховне, там же услышим и призыв Церкви сораспяться Христу, умертвиться Его ради житейским сластем. Но чуть ранее пропоётся возвышенный в великой своей простоте эксапостиларий, который будем слушать даже до Великого Четверга, Чертог Твой. Царство Божие страшно близко, оно открыто любящим Христа, но кто не очищенный покаянием, в небрачных одеждах дерзнёт взойти в чертог Любви, приблизиться к Жертве, приносимой за мир, — Огнь бо есть, недостойныя попаляяй… Просвети одеяние души моея, Светодавче, и спаси мя.

Обычно наутро, с Понедельника по Среду, когда читается большими частями Евангелие, слышим на 6-м часе и пророчества Иезекииля. Сначала пророк видит явление славы Господней, грядущей раскрыться в Кресте и Воскресении, — видит на фоне подобия четырёх животных — символов Евангелистов, которым внимает в эти великие дни Церковь. Во Вторник будет прямое продолжение этого фрагмента. О чтении Среды — особая речь и позже. Вечерня соединяется с Литургией Преждеосвященных Даров, и тут тоже — и паремии, и Евангелие. Чтения из книг Исхода и Иова повествуют о страданиях как целого народа Божия от притеснения во Египте, так и избранного праведника по особому попущению свыше. Очевидно указание на Христа и на Церковь, состраждущую Учителю и Господу. Далее в Евангелии от Матфея слышим о событиях последних времён истории, предречённых Спасителем. Поистине, “ни одно слово Божие не пройдёт неисполненным”¹. Будем внимать благоговейно, чтобы, имея уши, услышать. Чуть позже особо зазвучит и литургическое Ныне силы небесныя с нами невидимо служат, се бо входит Царь славы. По слову святителя Игнатия (Брянчани­нова), в эти дни и ангелы отрывают взгляд от предметов небесных, взирая на страшное таинство, совершающееся на земле.

Великий Вторник

На повечерии в трипеснце звучат многие темы, которые должно вместить в наступающий день. Во-первых, это уже упомянутые пророчества о последних временах и далее — последние притчи Господа: о десяти девах, о талантах, о Страшном суде. Преклоняясь в трепете перед Божественным всеведением, с особой силой преподобный Андрей говорит о пришествии в славе неумолимого Судии: душе моя, слышала еси, готова прочее быти потщися. А в конце трипеснца снова возвращаемся к имеющему совершиться скоро: Грядет всех Судия изведен быти на суд — через два дня, когда Отцу Жертва приведется.

На утрене в своё время снова слышим знакомое Се Жених, и приближение Царя, идущего пострадать, становится всё более ощутимым, что прозвучит явно в тексте седальна: Иуда разумом сребролюбствует… света отпадает, тьму приим… того нас части избави, Христе Боже. И далее — Евангелие, вначале повествующее об ответах Господа на заведомо провокационные вопросы фарисеев и саддукеев². И далее — многократное Горе вам, книжницы и фарисеи. Кто не содрогнётся, услышав, кто не отнесёт к себе страшный приговор Владыки. Всецелое, всежизненное покаяние должно стать ответом на слышимое, да не останется душевный дом пуст. Это, наверное, один из последних покаянных призывов перед тем, как достигнем вершины — в примере изливающей миро во многия грехи впадшей жены. Но это уже тема Великой Среды. А пока во Вторник после Евангелия — двупеснец с изумительным кондаком дня: Час, душе, конца помысливши, и посечения смоковницы убоявшися, данный тебе талант трудолюбно делай, окаянная, бодрствующи и зовущи: да не пребудем вне чертога Христова.

Кажется, основное содержание первых двух суток собрано воедино: и судьба бесплодного дерева, и три ранее упомянутые притчи — всё зовёт к бодрости духовной, столь нужной особенно в эти святые дни. И снова в покаянных раздумьях слышим “Чертог” и просим просвещения одеянию души. Поются стихиры, посвящённые тем же трём притчам. Остриё слова Божия обращается на нас, уподобившихся девам буиим. Теперь же страхом примем дар, многоусугубим благодати талант и стяжем Друга Господа, и услышим блаженный глас: вниди, рабе, в радость Господа твоего.

Наутро — продолжение паремий из Иезекииля, Исхода и Иова. Можно обратить внимание, что последствия подогреваемой диаволом человеческой злобы (ожесточения фараонова) принимает на себя чистейший младенец, избранник Божий, плачущий в корзинке Моисей — явный прообраз Пречистого Страдальца Христа. Но за плачем пророка следует и царское утешение (милость дочери фараоновой). От скорбного образа Моисеева переходим к великому страдальцу Иову, претерпевающему в полноте то, что и в малейшей доле потерпеть — подвиг… Евангелие дня — образы последних времён и упомянутые притчи Господа, но ещё важно окончание этого текста: через два дня будет Пасха, и Сын Человеческий предан будет на распятие.

Великая Среда

Миро у мене тленное, Миро у Тебе жизни,

Миро бо Тебе имя излиянное на достойныя:

но ослаби ми и остави, вопиет блудница Христу.

Наступают важнейшие события всей человеческой истории. Господь, указав образ второго Своего пришествия в славе, при конце первого пришествия — в образе раба — являет то же разделение: на овец и козлищ, но прикровенно. Кающаяся и изливающая миро чистой любви грешница избирает жребий праведных. Неблагодарный, окончательно ожесточившийся ученик предпочтением денег избирает адское дно. Трипеснец повечерия обоюдоостро проявляет страшный выбор, который по сути предлагается нам здесь и сейчас: или возможная глубина покаяния — или последняя тьма отчаяния. Надо сказать, что преподобный Андрей куда меньшее внимание уделяет Иуде, почти вскользь и с бесстрастной простотой упоминая о нём. Главное же сейчас — священный образ той, о которой сказано будет везде, где бы ни проповедовалось Евангелие Царствия: О блаженных рук! О власов и устен целомудренныя блудницы!..³. И в конце трипеснца уже чистыми устами женщины возносится наша покаянная песнь к Дарующему очищение: Руце мои сквернаве, устне блудничи во мне, нечисто мое житие, растленны уды: но ослаби ми и остави, вопиет блудница Христу; Ароматы богатею, добродетельми же нищетствую, яже имам, Тебе приношу: даждь Сам, яже имаши, и ослаби ми и остави, вопиет блудница Христу.

На утрени последний раз слышим Се Жених. И точно — время сократилось, место проповеди занимают События, от которых поистине камни возопиют. После краткого Евангельского повествования о блаженном выборе кающейся грешницы и предательском выборе Иуды слушаем чудный трипеснец Великой Среды. Рисуется страшная картина беззаконного сговора первосвященников, фарисеев и книжников. Воспевается дерзновенный поступок исповеданием измывшейся благонравной женщины. И последнее слово — негодования и ужаса — обращено к Иуде. Но остриё обличения направлено и на нас самих: и мы несвободны от того, чем пленён был предатель-ученик: О слепотнаго сребролюбия нечестиве, отонудуже забвение получил еси, яко души никакоже равностоятелен мир, якоже научился еси: отчаянием бо сам себе удавил еси вжегся предателю; пощади души наша, Христе Боже, и спаси нас.

Все более и более ясно зрится неописуемая красота Царства небесной любви, и вместе с женщиной, впадшей во многие грехи, приносим Господу мольбу об очищении: Чертог Твой вижду… просвети… и спаси мя. На стихирах — то же противопоставление: Простре блудница власы Тебе, Владыце, простре Иуда руце беззаконным. И последняя в этом ряду песнь победы Божиего милосердия и человеческого покаяния над поучающимися тщетному — великая стихира инокини Кассианы — должна стать нашей молитвой, нашим смирением до земли, нашей памятью на всю жизнь: Господи, яже во многия грехи впадшая жена… миро Тебе прежде погребения приносит: увы мне глаголющи… грехов моих множества… да мя Твою рабу не презриши, Иже безмерную имеяй милость.

Наутро на часах — последнее чтение Четвероевангелия с торжественным окончанием: Ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в Нем (Ин 13:31). Слава крестной Христовой любви раскрывается всё полнее. На 6-м часе — пророчество Иезекииля. Это чтение по сути — диалог Бога Отца с Богом Сыном. Личность пророка исчезает, растворяется, открывается тайна предвечного замысла Божия о пути спасения человечества. Подобное качество, наверное, ещё в большей степени свойственно и паремии паремий — великосубботнему пророчеству Иезекииля “о костях”, — но о нём речь позже.

По смыслу читаемого становится ясно, что обращение Бога “Сы­не Человечь” относится ко Христу — Единородному Сыну Отца Безначального. Описывается страшная встреча Спасителя со Своими ненавистниками — “жестоколичными и твердосердечными”. Звучат слова Отцовского укрепления Сына на подвиг, перед тем как и Отец оставит Сына одного: Посреди скорпиев Ты живеши… от лица их не ужасайся… отверзи уста Твоя, и снеждь, яже Аз даю Тебе… свиток книжный… и вписано бяше в нем рыдание, и жалость и горе… и напита Мя свитком сим. И рече… чрево Твое насытится свитка сего… и снедох его, и бысть во устех Моих яко мед сладок. Велика и страшна цена сладкого мёда Царства, и мера её — рыдание, жалость и горе неба и земли. Знаменательны и тропарь пророчества, и прокимен этой великой паремии. Ужасное сегодня — “днесь” наступило… Днесь лукавое собрася сонмище… удавление Иуда обручает, Каиафа же неволею исповедует⁴. Прокимен же со всей ясностью определяет читаемое как предвечное благословение Отца Сыну: Благословит Тя Господь от Сиона, сотворивый небо и землю. Это же благословение — “на оплевание, биения и уничижения” — обращено и к нам, ученикам и последователям Божественного Страдальца.

На последней Литургии Преждеосвященных Даров читается из книги Исхода о том, как Моисей убил египтянина, издевавшегося над евреем. Вспоминается тропарь из Великого покаянного канона: Яко Моисей великий египтянина, ума, уязвивши… не убила еси, душе… То есть речь идёт о поражении, которое Христос нанесёт диаволу, издевающемуся над людьми Божиими. И далее — чтение из книги Иова. Долготерпеливый страдалец во всех… приключившихся ему, ничимже согреши… пред Богом — “во образ поистинне Христов”.

Великой Средой исполняется покаянный подвиг поста, оставляются поклоны, молитва преподобного Ефрема и многое другое, что сопутствовало нам в Святую Четыредесятницу. Церковь входит в Великие дни присутствия, стояния и “хотя вмале” приобщения тому, что понёс Её Всесвятой Основатель.

Великий Четверг

На малом повечерии накануне Четверга — вновь трипеснец Андрея Критского. На фоне Божественной тишины, наполняющей Сионскую горницу, громом священного негодования звучит тема “Иудина окаянства”. Мы призываемся горницу сердце предуготовить и вечерю благочестие и одновременно содрогаемся от мысли о предателе-ученике, являющем нрав сребролюбия… образ безумия… жестокаго сердца утробу… лобызание льсти. Далее раскрывается святая тайна Тайной Вечери: Христос — новая Пасха, “тайная и живожертвенная”. И вскоре — другая тема Великого дня: “честное умовение”, Божественное смирение, толковать которое “неудобно есть”, но можно благоговейно описывать: Смирився нас ради Богатый, от вечери востав, лентий прием, сим препоясался еси, и преклонь выю, омыл еси ноги учеников и предателя. — Что Тебе принесем, Христе? — отзывается в душе, и в конце трипеснца слышим торжественный ответ и призыв: Христос учреди мир, Небесный и Божественный Хлеб: приидите убо христолюбцы, бренными устнами, чистыми же сердцы, приимем верно жремую пасху, в нас священнодействуемую.

Утреня… Начало обычного чтения шести псалмов звучит особо, как говорилось — от Первого Лица. Перед учреждением величайшего Таинства, ради которого поистине и существует мир, умножаются “стужающии” Христу — в их числе уже и объединившиеся фарисеи с саддукеями, в их числе по намерению своему — и ученик-предатель. Но пока в большинстве рядом с Господом другие ученики — по благодати друзья Его, общники Тайной Вечери. Звучит тропарь Егда славнии ученицы, в котором “Иудину окаянству” даётся простая и уничтожающая характеристика: несытая душа. В невечернем дни Царствия, где будут вечно и “истее” причащаться Христу, не будет места неблагодарным — несытым бесчисленными Божьими милостями, данными им на земле. Потому, человек, бежи несытыя души. Евангелие дня: Иуда сговаривается о цене предательства, другие ученики готовят вечерю, все причащаются Великому таинству — с ними и Иуда. Господь и Учитель даёт последние уроки смирения и завещает последователям Своим Царство вечного причащения. И тут же пророчествует Петру отречение и самое страшное и непостижимое ученикам: конец того, что о Нем, то есть земной Его жизни. Церковь отзывается на услышанное каноном Великого Четверга. Глубокое постижение Божественного таинства соединяется в каноне — и в тропарях, и в чудных ирмосах его — со свидетельством об имеющей принестись Жертве, которую Христос на вечере совершает заранее — Сам Сый Себе предпожре. Кондак дня — предупреждение нам на всю жизнь: руки, принимающие бесценного живого Христа, не могут простираться к тому, что, имея цену, дерзает Его подменить. Принятие такой подмены для нас по сути предательство. От этого охранить может только верность, растворённая Божественным качеством — смирением, да творим, якоже видим, друг другу покаряющеся, и друг другу нозе умывающе, Христос бо тако повеле Своим учеником… но не услыша Иуда, раб и льстец. А пока в конце канона из того, что должно в нас произойти, возвращаемся к тому, что совершается здесь и сейчас: Странствия Владычня и безсмертныя трапезы… приидите насладимся. Но чтобы насладиться, надо с чистым сердцем приступить. И вновь и уже в последний раз: Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный, и одежды не имам, да вниду вонь: просвети одеяние души моея, Светодавче, и спаси мя.

Далее слышим ожившие от духа наступивших дней хвалитные псалмы и стихиры, которые повторятся на литургии этого великого дня. Среди незаходимого света возсиявающаго миру Таинства песнопения свидетельствуют о надвигающейся на Христа тьме неистовства Иуды и с ним — всех “беззаконных и неверных”. Оку Церкви открывается уже и ночь Страстей, и всё последующее. Христос-Агнец грядет на заколение вольное, и плещи дает на раны, ланиты на заушения, лица же не отврати от срамоты заплеваний, смертию же безобразною осуждается. Вся Безгрешный волею приемлет, да всем дарует из мертвых воскресение. И далее стихиры на стиховне сугубо, до последних глубин, описывают видимое о лукавом соборище, о невольно пророчествующем Каиафе, а главное — о “приобретшем человеконенавидение” Иуде. К кому воззвать от боли, к кому обратиться: Ужаснися солнце, возстени земле, и движащися возопий: Незлобиве Господи, слава Тебе.

На первом часе читается потрясающее пророчество Иеремии, и снова — от Первого Лица, как обличение врагов, затем — ответ Отчий и далее — молитва за них и за весь мир: Аз же яко агня… ведомое на заколение… на Мя помыслиша: …вложим древо в хлеб Его, и истребим Его от земли живущих, и имя Его да не помянется ктому… сия глаголет Господь сил: …останка не будет от них, наведу бо злая… в лето посещения их… Праведен еси, Господи… обаче судьбы возглаголю к Тебе: что яко путь нечестивых спеется… Ты, Господи… искусил еси сердце Мое пред Тобою, собери их яко овцы на заколение, и очисти их в день заколения их… сия глаголет Господь: …обращуся и помилую их… Поразителен образ древа, вложенного в хлеб: предел жестокости — с одной стороны, а с другой — указание нам на то, что Чаша Христова — страдания (святитель Игнатий (Брянчанинов)). Нельзя умолчать и о прокимне этой паремии, указывающем на вселенское миссионерское значение страдания за мир: Да разумеют языцы, яко имя Тебе Господь.

На литургии Великого Четверга, совершающейся на вечерне, после пения стихир, в основном слышанных на утрене, читаются три паремии, причём и прокимны их передают содержание происходящего: Изми Мя, Господи, от человека лукава; Изми Мя от враг Моих, Боже. Тема первых двух чтений (Исхода и Иова) — Бог, приоткрывающий Себя, и Бог непостижимый. Это двуединое ведение даёт причащение. Затем — снова приближение Страстей в чтении из Исаии, суд миру сему и изречение плачевного приговора врагам: Плещи Моя дах на раны, и ланите Мои на заушения… разумех, яко не постыждуся. Зане приближается оправдавый Мя… кто судяйся со Мною: да приближится ко Мне… Се вси вы огнь раждизаете… Мене ради быша сия вам, в печали успнете.

Далее — Апостол к Коринфянам, раскрывающий сущность причащения и страшную ответственность за этот величайший дар: “Да испытывает же себя человек”. Евангелие дня повествует как о Тайной вечере, так и о последовавших событиях, глубоким вечером Четверга совершившихся: о Гефсиманских борениях, о предательстве Иуды, о взятии Спасителя под стражу, о суде Синедриона, об отречении Петра, о предании Христа суду Пилата. И вскоре по Евангелии зазвучит Златоустова песнь Великого дня, песнь нашей жизни и нашей любви, песнь хвалы, покаяния и верности, даст Господь — и песнь вечности: Вечери Твоея тайныя днесь, Сыне Божий, причастника мя приими: не бо врагом Твоим тайну повем, ни лобзания Ти дам яко Иуда, но яко разбойник исповедаю Тя: помяни мя, Господи, во Царствии Твоем. Аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа.

Великая Пятница

Вечером Четверга собираемся в храм слушать 12 Страстных Евангелий. Но прежде замечательной службы, именуемой “По­сле­дованием Святых и спасительных Страстей Господа нашего Иисуса Христа”, послушаем в чине повечерия последний трипеснец Андрея Критского. Надвинулась на Христа всемирная тьма человеческой и сатанинской злобы. Мрак души моея разжени, Светодавче Христе Боже, началородную тьму изгнав бездны… — поёт Церковь и словами преподобного Андрея свидетельствует о происходящем на наших глазах — от Тайной вечери до Распятия, следуя по стопам Спасителя дорогой скорби: Ят быв Боже наш от беззаконных людей… ни вопия Агнче Божий, претерпел еси вся, испытатися, и судитися, и биен быти, связан и ведом быти… к Каиафе. И Церковь, под крики улюлюкающей толпы “возми, возми, распни со злодеи” достигая Голгофы, у подножия Креста в трепете уразумевает тайну спасения: Биен быв Зиждителю мой, и предался еси мене ради распятися, да спасение мое посреде земли соделав, источиши мирови жизнь: и обезсмертиши Честною Твоею Кровию покланяющияся Тебе.

Наступает время утрени, которая начинается с обычных двух “царских” псалмов — 19-го и 20-го. Они, как и многое в эти дни, звучат от Лица Христа-Царя-Страдальца: Желание сердца Его (пострадать за людей) дал еси Ему и хотения устну Его (“про­сти им — не ведают”) неси лишил Его. Яко предварил еси Его благословением благостынным (об этом была паремия Великой Среды), положил еси на главе Его венец (терновый)… Господи, спаси Царя (воскресни, Боже!) и (тогда обретём дерзновение) услыши ны. В шестопсалмии — та же пронзительность: Гласом Моим ко Господу воззвах, и услыша Мя от горы святыя Своея (Голгофы). Аз уснух и спах, востах (Христова смерть и воскресение)… Ты поразил еси вся враждующия Ми всуе. Ещё сильнее звучание 37-го псалма: Стрелы Твоя унзоша во Мне, и утвердил еси на Мне руку Твою.

Возникает вопрос: как тогда понимать слова беззакония Моя превзыдоша главу Мою? Митрополит Антоний Сурожский говорит, что безгрешный Христос, взяв на Себя грехи мира, пережил во всей полноте эти грехи как Свои Собственные. И псалмы с необычайной выразительностью открывают нам эту великую тайну. И далее опять так явно: яко Аз на раны готов, и болезнь Моя предо Мною… И вскоре, по мирной ектении,— тропарь “Егда славнии” с каждением всего храма. Благоухание слова Божия переполнит умы и сердца, вопрос только в том, как отзовёмся на слышимое. И первой зазвучит прощальная беседа Господа с учениками. Не станем её подробно комментировать, пусть каждый слушающий воспримет самое дорогое, отозвавшееся в его собственной судьбе. “Не оставлю вас сиротами; приду к вам” — слышат новые и новые ученики и прилепляются любовью к Божественному Учителю. Мы не будем и далее, за редким исключением, объяснять Евангельские тексты: толкований множество и замечательных проповедей на тему Страстей Христовых — более чем достаточно (отметим для интересующихся слова трёх новых Златоустов: святителей Илии Минятия, Филарета Московского и Иннокентия Херсонского).

Возвратимся к службе 12-ти Евангелий. В пяти первых чтениях после прощальной беседы Спасителя описывается собственно предательство Иуды, взятие Господа Иисуса под стражу, суд Синедриона, суд Пилата, скорбный путь до Голгофы. Тем временем между чтениями поются 15 антифонов — по три после каждого Евангельского фрагмента, каждую же троицу антифонов завершает малая ектения и певаемый по ней седален. Тексты антифонов раскрывают события от Великой Среды до Распятия и смерти Спасителя. Церковь-Невеста дивится красоте Жениха-Христа, Его Божественному смирению, неизречённому долготерпению, ничем не помрачаемой любви. Священное недоумение вызывает суетное, тщетное “шатание” врагов Христовых. Место негодования занимает слушание обличений Иуде, Каиафе и всему “соборищу иудейскому”, эти слова — совершенно ясно — обращены к каждому из нас как совиновнику происходящего: На умовении Твоем Христе Боже, учеником Твоим повелел еси: сице творите, якоже видите. Беззаконный же Иуда не восхоте разумети. И небесным громом оглашает воздух тишайший седален по втором Евангелии: Кий тя образ, Иудо, предателя Спасу содела? еда тя от лика апостольска разлучи? еда дарования исцелений лиши? еда со онеми вечеряв, тебе от трапезы отрину? еда иных ноги умыв, твои же презре? О коликих благ непамятлив был еси! И твой убо неблагодарный обличается нрав, Того же безмерное проповедуется долготерпение, и велия милость.

Антифоны обнаруживают также и глубочайшее постижение Христовой любви к врагам: Людие Мои, что сотворих вам… слепцы ваша просветих, прокаженныя очистих… людие Мои, что сотворих вам и что Ми воздасте? за манну желчь, за воду оцет, за еже любити Мя, ко Кресту Мя пригвоздисте. Но Божий ответ — и в правде: Се Агнец, Егоже вы распясте… но властию Своею воскресе, не льститеся иудее: Той бо есть, Иже в мори спасый, и в пустыни питавый… Ещё поражает в этих антифонах постоянное упоминание Божией Матери. Церковь величает Её Материнский страдальческий подвиг и, ведая великое дерзновение Пречистой у Креста, дочерне испрашивает укрепления нашей немощи.

По антифонах и 6-м Страстном Евангелии слушаем блаженны. Здесь хотелось бы сказать, что зачастую от того, что текст слишком знаком, мы перестаём воспринимать его глубоко, а ведь блаженны — это главные заповеди Христовы. Это ступени небесной лествицы, восход на каждую из которых сопровождается вздохом благоразумного разбойника: помяни нас, Господи, егда приидеши во Царствии Твоем. Чем выше ступень — тем тяжелее дышать, тем острее чувствуешь несоответствие твоей жизни высоте заповедей. Здесь же, на этой службе, — речь о Самом Христе, исполнившем Свои повеления человекам. И мы, видя Господа, вознесённого на Крест, дерзаем свидетельствовать: И разбойник верный зовет с нами, Спасе: еже помяни во Царствии Твоем. Далее — прокимен дня: Разделиша ризы Моя себе. Обнажение Христа — это и откровение прежде прикровенного — глубины Его слова, силы Его жизни, высоты пречистой Его любви. Да исполнится и на нас прежде, на литургии Четверга слышанное пророчество: Наказание Господне отверзает уши мои. 7-е Евангелие, от Матфея, — о смерти Спасителя. По 50-м покаянном псалме 8-е чтение, от Луки, — о покаянии разбойника. Затем — трипеснец Великой Пятницы преподобного Косьмы Маюмского.

Особое внимание обращает на себя икос, изображающий запредельную скорбь Божией Матери: Камо идеши, Чадо? чесо ради скорое течение совершаеши?.. иду ли с Тобою, Чадо, или паче пожду Тебе?.. не молча мимоиди Мене. И простой, от сердечных глубин наш ответ Божией Матери — в конце трипеснца: Честнейшую херувим и славнейшую без сравнения серафим, без истления Бога Слова рождшую, сущую Богородицу Тя величаем. И далее — песнь нашей веры, любви и надежды на несказанную любовь Того, Кто верит в нас и надеется на покаяние каждого из нас: Разбойника благоразумнаго во едином часе раеви сподобил еси Господи, и мене древом крестным просвети, и спаси мя.

Затем 9-е Евангелие — о стоянии у Креста Божией Матери, об усыновлении Ей возлюбленного ученика и в нём всех верующих в Распятого и Воскресшего. И сразу как благодарение Церкви на безмерное Божиих даров: Всякое дыхание да хвалит Господа. Первая из хвалитных стихир начинается словами: Два и лукавная сотвори перворожденный сын Мой Израиль: Мене остави Источника воды животныя, и ископа себе кладенец сокрушенный. Поразительное указание на беседу Христа с самарянкой, противопоставление колодца Иаковлева, пиющие от которого “вжаж­дут­ся паки”: Ветхий Завет, предпочтённый Израилем Завету Новому, Христову. И если и беседа с самарянкой (конечно, и всё Евангелие) обретает, как видим, крестный смысл, то подлинно, каким ужасом давался Спасителю каждый Его шаг на земле. Темы прочих стихир: неописуемые муки Господа на Кресте, ответ бессловесной природы на страдания Создателя и в конце — пронзительно простое откровение исконного смысла совершившегося: Плещи Моя дах на раны, лица же Моего не отвратих от заплеваний, судищу Пилатову предстах… за спасение мира. Последние три Евангельские чтения — о погребении Спасителя. Но в реальности время этому ещё не наступило, и стихиры на стиховне возвращают нас к Голгофе, непрестанно вознося воздыхания о Божественном Страдальце, пришедшем жизнь подати, а не смерть: Человеколюбче, слава Тебе. Заканчивается утреня — в великой тишине наступают подлинные часы Страданий Господа. Не отступим же от Него ни сейчас, ни после…

Наутро — “Сказание часов Святаго и Великаго Пятка”. В центре храма и в центре всей человеческой истории — Крест Христов. Поминутно Церковь живёт священными событиями дня Пасхи Распятия — так в древней Церкви именовалась Великая Пятница. Структура службы Царских часов особая. Три псалма на каждом часе — избранные, не рядовые, тропарь каждого часа — свой. После Богородична вводится пение стихир, за которыми следуют прокимен, паремия, Апостол и Евангелие. Чтения из четырёх Евангелистов — по порядку часов. Прежде остановимся на псалмах. Все они звучат как бы в своё, можно так сказать, время. Например, тема суда проявляется в чтениях 1-го и 3-го часа, но открывается с небесной высоты: не столько первосвященники и Пилат судят Христа, сколько Он Сам совершает “суд миру сему”: несть во устех их истины… суди им, Боже… суди, Господи, обидящия Мя. Так и тема крестных страданий слышится ещё на 1-м часе, но далее звучит всё сильнее: благоволиши Жертву правды… от человек неправедных изми Мя, иже помыслиша запяти стопы Моя… даша в снедь Мою желчь и в жажду Мою напоиша Мя оцта. На 9-м часе — смерть Спасителя и схождение Его во ад: Ниже да пожрет Мене глубина… сонм державных взыскаша душу Мою.., и уже видится тихий пока свет Воскресения: Избавил еси душу Мою от ада преисподнейшаго… Ты, Господи… утешил Мя еси.

Тот же порядок наблюдаем и в пении стихир. Особое внимание обращают на себя паремии, свидетельствующие пророческим словом о совершающемся таинстве спасения. Несомненно, важнейшей из них является чтение из Исаии на 6-м часе об Отроке Господнем, Который грех ради наших… яко овча на заколение… ради беззаконий людей… ведеся на смерть. Кульминацией же всего богослужения звучит торжественное исповедание на 9-м часе: Днесь висит на древе, Иже на водах землю повесивый; венцем от терния облагается, Иже Ангелов Царь; в ложную багряницу облачится Одеваяй небо облаки; заушение прият, Иже во Иордане свободивый Адама; гвоздьми пригвоздися Жених Церковный; копием прободеся Сын Девыя. Покланяемся Страстем Твоим, Христе; покланяемся Страстем Твоим, Христе, покланяемся Страстем Твоим, Христе: покажи нам и славное Твое Воскресение.

В середине дня совершаем вечерню Великой Пятницы. Поются стихиры из службы 12-ти Евангелий, читаются паремии об откровении Бога Моисею: тогда узриши задняя Моя: Лице же Мое не явится тебе (это и есть тема Пасхи Распятия: Божия Слава — в смирении), о благословении Иова после перенесённых страданий. Последнее пророческое чтение — из Исаии (быв­шее на Царских часах): ветхозаветное Евангелие перед новозаветным. Апостол исповедует спасительную тайну “слова крестного”, и далее — Евангелие о Страстях: от суда Пилатова даже до смерти и погребения Спасителя. Всё совершилось, настало время снятия с Креста Учителя и Господа. Благообразный пример всей Церкви — ставший явным тайный ученик Иосиф Аримафейский. Плащаница — Бездыханное Тело Спасителя — на Престоле-Кресте.

В знак совершившейся тайны спасения отверзаются царские врата: Церковь с Иосифом воспринимает “благосердый плач”: поётся неповторимое Тебе одеющагося. И сразу (при открытых же царских вратах!) читается молитва Симеона Богоприимца, теперь звучащая как свидетельство открывшегося рая, звучащая из умолкнувших уст Единого истинного Раба Божия Иисуса Христа: Ныне отпущаеши Раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром, яко видеста очи Мои спасение Твое…; Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас, — дерзновенно взывает Церковь, и при пении Благообразный Иосиф выносится Плащаница — Тело Господа снимается с Креста…

Можно сказать слово любви, можно и молчать, но невозможно сейчас не плакать, невозможно вернуться в прежнюю жизнь необновлёнными, нераскаянными — слишком велика Цена. И будем петь Плач Пресвятой Богородицы, из-за наших грехов теперь взывающей: Радость Мне николиже прикоснется… Свет Мой и Радость Моя во гроб зайде: но не оставлю Его единаго, зде же умру, и спогребуся Ему. “Ублажив Иосифа приснопамятнаго”, припадём с Пречистой к Божественному Мертвецу: В радость воскресения… плач преложи. Покланяемся Страстем Твоим, Христе, и святому Воскресению.

Великая Суббота

Наступает благословенная тишина Великой Субботы — дня, в который почил от земных трудов Своих Единородный Сын Божий. Его Божественная Душа сходит во ад, Его нетленное Тело предаётся гробу. Адова победа прогнася, гроб становится райским входом. Мы это знаем и об этом будем свидетельствовать миру в светоносную ночь Воскресения. А пока… пред нами уязвлённое ранами, бездыханное Тело Божественного Страдальца, которое являет Святая Плащаница.

Приснопамятный Иосиф уготованный себе гроб оставляет Учителю и Господу. И мы вместе с благообразным старцем-учеником проследуем от камня помазания до святой Кувуклии — с этих пор святейшего места во вселенной. Будем петь достойное погребальное Удостоившему нас совершить великое священнодействие — предать земле Тело Создателя. Начинаем утреню и вновь слышим — теперь уже во второй части шестопсалмия — Христово свидетельство: Живот Мой аду приближися… положиша Мя в рове преисподнем, в темных и сени смертней… посадил Мя есть в темных, яко мертвыя века. По мирной ектении слышим уже предвещающее победу Того, “в Ком мы все победили”⁵: Бог Господь, и явися нам… Егда снизшел еси к смерти, Животе Безсмертный, тогда ад умертвил еси блистанием Божества. И поются похвалы с 118-м псалмом. Совершенно ясно, что слова псалма по преимуществу относятся ко Христу, Единому неложно могущему сказать: “Раб Твой есмь Аз”. Похвальные же песни — о всём пережитом Господом, а с Ним и Матерью Божией, Иосифом, возлюбленным Иоанном.

Оставим слушающих собственным духовным слухом внимать благоговейному плачу Церкви, переходящему к концу похвал в тихую пока, но уже несомненную радость победы. И вот оно, долгожданное свидетельство воскресения: Ангельский собор удивися. И далее канон Великой Субботы — Волною морскою, — водворяющий священный покой в предвидении немеркнущей славы Распятого, Умершего и Воскресшего: Бездну Заключивый, мертв зрится, и смирною и плащаницею обвився, во гробе полагается яко смертный Безсмертный, жены же приидоша помазати Его миром, плачущия горько и вопиющия: сия суббота есть преблагословенная, в нейже Христос уснув, воскреснет тридневен. Последний гимн канона — полное торжество Христовой победы: Да радуется тварь… враг бо пленися ад… Адама со Евою избавляю… и в третий день воскресну.

Воспеваем Свят Господь Бог наш и начинаем стихиры: Днесь содержит гроб Содержащаго дланию тварь… и ад трепещет… приидите видим Живот наш во гробе лежащ… отверзый врата райская человеком, Господи, слава Тебе. “Слава Тебе, показавшему нам Свет”, — возглашает Церковь и смиряется в крайней мере перед Смирившимся нас ради даже до смерти и гроба, с любовию припадает к Нему, носит и погребает, взывая жалобно: Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас. С траурным крестным ходом обходим храм, возглашаем “Премудрость, прости” (Божественная София — Сын Божий предаётся земле — станем благоговейно) и полагаем Плащаницу на прежнее место, которое теперь уже — Живоносный Гроб Господень. И внимаем великому пророчеству Иезекииля “о костях”, становясь как бы свидетелями Предвечного Совета Пресвятой Троицы: Сыне Человечь, оживут ли кости сия? и рекох: Господи Боже, Ты веси сия… Сыне Человечь, прорцы на кости сия: …кости сухия, слышите слово Господне… се Аз введу в вас дух животен… и оживете, и увесте, яко Аз есмь Господь… прорцы, Сыне Человечь: …сия глаголет Адонаи Господь: се Аз отверзу гробы ваша, и изведу вас от гроб ваших, людие Мои… и дам Дух Мой в вас, и живи будете… глаголах, и сотворю, глаголет Адонаи Господь. Наверное, это чтение — главное во всей службе: открываются врата вечности, и Церковь отзывается победно-пасхальным: Да воскреснет Бог и расточатся врази Его! Вскоре и Евангелие засвидетельствует о немощной дерзости врагов, знаменающих камень с кустодиею. А мы снова припадём к Спасителю нашему, поклонимся “Страстем и Святому Воскресению”.

Литургия Великой Субботы, конечно, запоминается торжественными входами, малым и великим, вокруг Плащаницы — свидетельством реальности происходящего здесь и сейчас. Ещё памятны многочисленные (всего их 15) чтения паремий — живые образы Божиих побед, совершившихся схождением к смерти и воскресением к жизни⁶. Апостол дня свидетельствует о соединении со Христом крестившихся приобщением Его смерти и воскресению. По окончании Апостольского чтения по пении Воскресни, Боже, суди земли — переоблачение храма и священнослужителей “в светлейший чин”. Князь мира судом Христовым изгоняется вон, а мы узнаём из Святого Евангелия, как бы первые и как бы в первый раз — о воскресении, о вечной жизни, открывшейся миру Великой Жертвой. В благоговейном трепете слушаем песнь Величайшего Дня в году: Да молчит всякая плоть человеча, и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет: Царь бо царствующих и Господь господствующих, приходит заклатися и датися в снедь верным…

Причащаемся священной Снеди — Тела Преломлённого и Крови Излиянной за жизнь мира… И в Субботу умолкаем по заповеди…