Стремление к Божественной вечности: воспоминания об архимандрите Софронии

Я не гнался ни за чем на этой земле,
кроме как за вечным.

Архимандрит Софроний (Сахаров)

По очевидным причинам воспоминание о каком-либо человеке неизбежно является чем-то субъективным, а иногда даже пристрастным; оно не бывает и не может быть полным. Будучи правдоподобным, оно не претендует на фотографическую точность; так правдоподобен портрет, отражающий в то же время черты самого портретиста. Именно с этой точки зрения я рискну сказать несколько слов об архимандрите Софронии, отдавая себе отчет в том, что они представляют собой лишь несколько капель в океане.

Об отце Софронии я не знал ничего, кроме того, что русский монах, приехавший с Афона, жил под Парижем; я не знал ни его имени, ни тем более его адреса. В поисках этого “неиз­вестного монаха” я прибыл из Лозанны в Париж в конце декабря 1950 г. и принялся разыскивать его координаты. Я пришел к Лосским в их просторную квартиру на острове Сен-Луи с видом на Сену, где в этот момент отмечали семейный праздник. Там мне сообщили нужные сведения: речь шла об иеромонахе Софронии, проживавшем в “Донжоне” в Сент-Женевьев-де-Буа (при­­близительно 25 км к югу от Парижа).

Познакомился я с отцом Софронием в начале января 1951 г., когда ему было около 55 лет. Я встретился с ним не в его комнате в “Донжоне”, а в Русском доме, расположенном также в Сент-Женевьев-де-Буа. Встреча была короткой, так как он был занят группой пожилых людей из этого дома престарелых, но смог все-таки отлучиться на некоторое время, чтобы поприветствовать меня. Мы провели несколько минут, стоя в коридоре, но их хватило, чтобы изменить направление моей жизни. В тот момент я об этом не подозревал, и только сейчас, оглядываясь назад, я могу это утверждать. Отец Софроний встретил меня с исключительной вежливостью, а затем сказал мне несколько слов, показавших, что его взгляд проник в глубочайшие уголки моего существа. Тогда мне стало ясно, что я нашел “драго­ценную жемчужину”, и я принял решение вернуться следующим летом, чтобы вновь встретиться с ним.

В то время отец Софроний не был известным человеком; его знали только в узких кругах русской эмиграции в Париже преимущественно как автора книги “Старец Силуан”, изданной им самим в 1948 г. малой печатью. Условия его жизни отличались крайней скромностью, близкой к нищете. Только несколько человек были с ним знакомы и приходили к нему за советами и духовным руководством.

Теперь, более 50 лет спустя и более 10 лет после его смерти (†1993 г.), ситуация радикально изменилась: отец Софроний стал известен во всем православном мире. Я имею в виду прежде всего Святую Гору Афон, Грецию, Кипр, где его популярность достигла славы наиболее известных старцев второй половины XX века, Россию и другие славянские страны, Румынию, арабское православие (Ливан и Сирию), а также православные круги в Европе и Америке. Эту популярность принесла ему главным образом книга “Старец Силуан”, вышедшая на русском языке в 1952 г. и переведенная постепенно почти на все западноевропейские языки. Получив известность сначала как биограф преподобного Силуана, архимандрит Софроний стал признанным теоретиком православного монашеского подвижничества. С другой стороны, укрепилась его репутация настоящего старца (в глубоком смысле этого слова), то есть духовного отца, располагавшего не только долголетним опытом¹, но и несомненным вдохновением и суждением от Бога.

Эти две характеристики: богослов православного подвижничества, монашества и духовный отец-старец далеко не исчерпывают богатства личности отца Софрония, поэтому я хотел бы обратиться к другим качествам старца и коротко рассказать о них. Архимандрит Софроний вобрал в себя многие черты, которые обычно трудно найти у одного и того же человека, так как они чаще всего исключают друг друга. Но у него, наоборот, они гармонично сочетались. Одним словом, он был человеком большой духовной и творческой одаренности. Приведу один пример из возможных: сочетание у отца Софрония крайней верности православной традиции с удивительно дерзновенным творчеством. Он был смелым, отважным творцом, что подтверждает, что традиция вовсе не основана на мертвом консерватизме, она является “постоянно возобновляемым творчеством”, вдохновляемым Святым Духом. Се, творю все новое (Откр 21:5).

Отец Софроний был открыт для всех, и на этом принципе он строил свой подход и к самой православной Церкви, которая не ограничена ни определенной культурой, ни географической территорией, ни какой-либо исторической эпохой: она является Церковью Христовой в своей универсальности и полноте, ее нельзя считать лишь “восточной” частью христианства. Поэтому он расстраивался, когда нередко замечал, что дух национализма проникает в жизнь Церкви и деформирует ее универсализм, унаследованный ею от Христа, в Котором “несть ни иудея ни эллина”. Ему была совершенно чужда ограниченность духа, которую он с улыбкой называл “духом Дарданеллов”. Этот дух подвергает опасности другой аспект христианской жизни, которому отец Софроний придавал чрезвычайное значение: свободу. Он считал, что любой несвободный духовный акт, совершенный под физическим, моральным или психологическим давлением, не имеет ценности перед Богом, но в то же время ставил послушание по образу Христа в основу всякой монашеской жизни, а также христианской жизни вообще.

II

Рассмотрим теперь коротко некоторые черты многогранной личности отца Софрония, позволявшие ему беседовать свободно, но с полным уважением к другим, практически с любым человеком, будь то ребенок или старик, мужчина или женщина, богач или бедный, образованный или простолюдин, православный или принадлежащий к другой религии или даже атеист, высокопоставленный или находящийся в самом низу общества или церковной иерархии, известный богослов или просто благочестивая бабушка.

1. Художник

Архимандрит Софроний (род. в Москве в 1896 г.) посвятил первую часть своей жизни живописи. Когда он приехал в Париж в 1922 г., перед ним открылись большие перспективы, его картины были выставлены в престижных галереях: Salon d’Automne и Salon des Tuileries. Он был полностью поглощен своим искусством, но эта страсть уже предвещала особенную внутреннюю эволюцию: его искусство походило на мистагогию, старавшуюся проникнуть в тайны бытия или скорее Высшего Бытия.

2. Восточная мистика

В этой перспективе он занимался еще в России формой медитации, удалившей его временно от христианства его детства, которое он воспринимал как бы находившимся в “психичес­ком” измерении (то есть любовь к Богу и к ближнему), а не через призму Лица, выводящего за пределы всякой ограниченности. Это ограничение касалось, например, личности, которую он не отличал от индивидуума. Отец Софроний с решимостью погрузился в поиски этого надличностного Абсолюта, единственно достойного наших высших устремлений. Вот как сам отец Софроний писал об этом в книге “Видеть Бога как Он есть”: «На переломе созревавшей молодости я совершил великий грех: в безумном движении невежественной гордости я “оставил” Его ради иного, воображаемого Сверх-личного Абсолюта. Преодолев добрый навык молиться моему детскому Богу, я в часы медитаций стремился к абсолютному Бытию»².

3. Монах

В Париже он осознал, что находится на пути, ведущем к “духовному самоубийству”, то есть упразднению самого ценного в человеке — личности (персоны, по его терминологии). Его возврат ко Христу и Церкви был так же радикален, как и предыдущие поиски: ни живопись, ни занятия богословием в Свято-Сергиевском Богословском институте не смогли удержать его в миру. В 1925 г. он уехал на Святую Гору Афон. В 1930 г. произошла встреча со старцем Силуаном, которая стала решающим событием для его последующей жизни. В некотором смысле эта встреча отдаленно предвещала основание нашего монастыря.

4. Отшельник и духовник

Старец Силуан скончался в 1938 г. В следующем году отец Софроний удалился на Карулию, находящуюся на южной оконечности полуострова Афон; став отшельником, он вел строго аскетический образ жизни в пещере. Он был рукоположен в священники в 1941 г. и в 1942 г. стал духовником. Его совершенное владение греческим языком позволило ему осуществлять духовное окормление в монастыре святого Павла. Он также поддерживал тесные духовные контакты с отшельниками и подвижниками в других греческих монастырях на западном побережье Афона. В этот период он жил в скиту Святой Троицы; этот скит представляет собой пещеру, расположенную в скале, омываемой морем.

5. Богослов и автор аскетических работ

В 1947 г., проведя 22 года на Афоне, отец Софроний вернулся в Париж для того, чтобы издать писания старца Силуана. Как уже упоминалось, первое издание малой печатью вышло в 1948 г., за ним последовало первое типографское издание на русском языке (в 1952 г.). Тяжелая болезнь, превратившая его в полуинвалида, и другие заботы на некоторое время прервали его писательскую работу (он собирался написать третью часть книги о старце Силуане, которая так никогда не вышла в свет). В 70-х годах отец Софроний возвращается к писательской деятельности. Одна за другой выходят его книги: “Его жизнь — моя” (на английском языке — His life is mine, 1977 г.), “Видеть Бога как Он есть” (на русском языке, 1985 г.) и “О молитве” (1991 г.). Он прежде всего обращается к области богословия монашеской и аскетической жизни, основанном на его собственном опыте и на святоотеческой традиции. Но ему не чуждо также и теоретическое богословие; доказательством тому служит его очерк “Единство Церкви по образу Святой Троицы” и книга “Видеть Бога как Он есть”.

6. Автор писем

В монастыре святого Пантелеимона отец Софроний вел обширную переписку с Д. Бальфуром (начиная с 1932 г., а затем — менее интенсивно — до смерти Бальфура в 1989 г.). Впоследствии во Франции, а потом в Англии он регулярно переписывался с членами своей семьи, оставшимися в Москве, со священниками (например, с отцом Борисом Старком из Ярославля) и с другими лицами. Три тома этой огромной переписки уже вышли на русском языке, а другие готовятся к печати.

7. Гимнограф

Архимандрит Софроний оставил значительное количество частных молитв, а также целый ряд молитв, предназначенных для литургических служб, поминовения усопших и т. д.³.

8. Основатель монастыря

С осени 1956 г. небольшая группа людей разных национальностей, образовавшаяся вокруг отца Софрония, начала собираться в бывшей овчарне, оборудованной под часовню. Она принадлежала курдскому эмиру Бедир Хану, политическому беженцу во Франции, преподававшему в то время в Парижском институте восточных языков.

Недостаток литургических книг и разная языковая принадлежность участников и участниц этих служб привели к тому, что основным литургическим деланием стала молитва Иисусова, читаемая по очереди, и Евхаристия, совершаемая отцом Софронием, тогда единственным священником в группе. В 1959 г. отец Софроний с четырьмя членами группы пересек Ламанш с целью заложить основы монастырской общины; со временем она превратилась в Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь в Эссексе (деревня Толлешент Найтс, что возле Молдона).

9. Иконописец

В конце своей жизни архимандрит Софроний вернулся к увлечению своей молодости — живописи. Строительство большой трапезной, которая также может служить часовней (как, например, в Троице-Сергиевой Лавре), вдохновила его на замысел и осуществление внушительного ансамбля настенной живописи, посвященного важнейшим праздникам литургического цикла и покрывающего стены и потолок трапезной. Группа монахинь и другие лица, которых он посвятил в тайны иконописного искусства, помогали ему, и он сам без колебания поднимался на леса, чтобы писать наиболее тонкие детали, особенно лики. Церковь св. Силуана также расписана фресками, исполненными под его руководством или им самим, а ему в то время уже было более 90 лет.

10. Восточный или западный?

Отец Софроний провел в общей сложности половину своей жизни на Востоке (в России и в Греции), а другую часть на Западе (во Франции и в Англии). Будучи верным богатой восточной традиции, он не замкнулся в ней, а смог отозваться на западное наследие. Это проявилось, в частности, в том, что он пользовался в нуждах монастырской жизни иностранными языками, французским владея с юности, а английский начав изучать уже в преклонном возрасте. Поскольку это было возможно, он поддерживал связи с отцом Евграфом Ковалевским, который настоятельно ратовал за взаимодействие Православия с христианским наследием Запада. В этом плане он также был близок Владимиру Лосскому. Он практически сразу выступил за то, чтобы мы служили литургию в монастыре по-английски, а это происходило тогда, когда в церквях православной диаспоры в Европе использовали почти исключительно греческий или славянский языки. Английский перевод литургии, сделанный сотрудницей отца Софрония, в течение многих лет использовался экспериментально в монастыре в рукописной форме, а в 1982 г. был опубликован⁴. Это чувство культурной адаптации ощутимо в иконографической манере, выработанной постепенно под его влиянием в монастыре святого Иоанна Предтечи — это византийский стиль, приспособленный к природной и культурной английской среде.

11. Дар слова

Отец Софроний обладал исключительным даром слова. Я уже упоминал о том, что он был способен беседовать с любым человеком, но сейчас речь идет не о том. Когда он говорил о вещах (реальностях) мира духовного, в котором он пребывал, он был способен в определенной степени ввести своих слушателей или собеседников в эту атмосферу. Его слово не являлось просто вибрацией воздуха, передающей мысли или идеи — это была духовная энергия, которую он сообщал тем, кто был в состоянии ее получить. Слушая его речь, можно было постигнуть то, что старец Силуан имел в виду в своих писаниях: совершенные “от себя ничего не говорят… Они говорят лишь то, что дает им Дух”⁵.

12. Чувство юмора

В характере отца Софрония, личности антиномической, уживались противоположности. Перечисляя черты его индивидуальности, было бы несправедливо не упомянуть о его исключительном чувстве юмора. Он владел целым арсеналом анекдотов, которые любил при случае рассказывать. Они безусловно заключали в себе “урок”, скрывавшийся за видимым образом, как, например, басни Крылова, цитируемые им время от времени.

Заканчивая этот короткий очерк, исходя из долголетнего опыта общения с отцом Софронием, я хотел бы добавить следующее. Богатство личности архимандрита Софрония в человеческом плане определяется сосуществованием у него черт, которые редко встречаются у одного человека одновременно. Я намеренно ограничился внешними чертами его личности, не касаясь его внутренней, глубоко духовной жизни. Упомяну все-таки одно из живых впечатлений, которое я сохранил о нем, а именно, сочетание слабого тела, изможденного болезнями и тяжестью лет, с удивительной силой духа и благодатью Духа Святого, не покидавшей его до самой смерти. В нем действительно осуществилось призвание человека: с земли он может обращаться к трансцендентному небесному Богу и истинно говорить Ему “Отче”.

Авторизованный перевод с французского