Трудно собрать свои мысли и говорить о только что умершем человеке, которого, тем более, знали миллионы. Ведь Владимир Кара-Мурза старший был одним из главных и самых запоминающихся на рубеже двухтысячных телеведущих канала НТВ, в то время — самого влиятельного и популярного канала. Он практически каждый день приходил в дома миллионов наших соотечественников с новостями и комментариями. Я вижу по своей ленте в Facebook, что люди воспринимают его уход в какой-то степени как личную потерю, несмотря на то, что с момента его телевизионной славы прошло почти двадцать лет.
Но для меня память о Володе – это, прежде всего, память о моих студенческих годах: мы с ним познакомились, когда нам было по семнадцать лет, а ему даже не было семнадцати, когда он поступил на первый курс Исторического факультета МГУ. Мы встретились буквально на одной из первых лекций, хотя я учился на отделении истории и теории искусства, а он на общей истории, а потом заканчивал университет как специалист по новейшей истории Франции.
Почти сразу мы подружились. У нас вообще был очень яркий курс, многие, учившиеся на нем, стали общероссийскими знаменитостями в разных сферах – и директорами крупнейших музеев, видными депутатами Госдумы. В том числе, ближайшим другом Володи в университетские годы был наш однокурсник Олег Добродеев, сегодня — генеральный директор ВГТРК.
Кстати, телевизионная карьера Володи как раз связана с Олегом, который долго его уговаривал попробовать свои силы на телевидении, а Володя долго не соглашался. Несколько лет после университета он работал дворником, а также занимался репетиторством, готовил студентов к экзамену по истории. Кстати, сам Володя потом вспоминал это время с большим юмором и говорил, что это была максимально правильная и здоровая работа, которую только себе можно придумать — на свежем воздухе, с физическим трудом — лучший вариант для молодого человека.
В студенческие годы у нас была своя микрокомпания, в которую входило человек десять близких по взглядам, в том числе по весьма критическому отношению к окружающей действительности.
Преферанс на картошке
Кстати, Володя был потомственным историком. Его папа, Алексей Кара-Мурза, на протяжении многих лет занимал пост главного редактора журнала «История в школе», а до этого, в конце сороковых — в начале пятидесятых годов был парторгом Исторического факультета МГУ. Но важно другое — очень многие ведущие историки страны были папиными друзьями, постоянно бывали в доме. Многие, кстати говоря, были партнерами его отца по преферансу, он был заядлым преферансистом, от него Володя унаследовал любовь к этой «интеллектуальной» карточной игре.
Меня играть в преферанс научил как раз Кара-Мурза. При этом обучение проходило во время работы “на картошке”, куда отправляли всех советских студентов в осенние месяцы. Мы работали на разгрузке картошки, кидали мешки, работа происходила вечерами и ночами. Когда я вспоминаю, с кем я тогда кидал мешки, получается, что заметная часть современной российской элиты были членами нашей бригады.
После работы ночью мы иногда до утра играли в преферанс – это было удивительное и немного сюрреалистическое общение. У меня интерес к этой игре пропал довольно быстро, а у Володи продолжался, причем у него было несколько таких увлечений. Кроме преферанса он обожал играть в бильярд, у него дома в огромной квартире, полуруинированной, была большая комната с огромным профессиональным бильярдом. Также любил какое-то время играть в дартс, идеально попадал в десятки.
Он был человек, созданный Богом по очень необычному лекалу, с удивительным и абсолютно специфическим чувством юмора. Его шутки на курсе назывались у нас «мурзизмы». Вспоминаю эпизод, когда на каком-то старшем курсе, третьем или четвертом, проходило общее комсомольское собрание всего курса, смысл которого был в том, чтобы утвердить список делегатов на общеуниверситетскую комсомольскую конференцию. Как всегда в те времена, список был заготовлен заранее, утвержден в соответствующих инстанциях — в парткоме, еще где-то. То есть, шла обычная рутина, нам, как тогда было принято, предложили весь этот список быстро утвердить целиком и все были к этому готовы. Но вдруг нескольким из моих однокурсников так надоела эта вся формалистика и бюрократическая игра, ведь выдвижение делегатов, по идее, должно было быть демократической процедурой. Они потребовали, чтобы разбирать каждого кандидата, за каждого голосовать, по подсчетам голосования определить, кто достоин быть представителем курса на этой общеуниверситетской конференции. В общем, всем, с одной стороны стало весело, а, с другой всем сразу стало жалко времени, которое придётся потратить на эту как бы демократическую процедуру. Понятно, что наше комсомольское начальство пришло в ужас и раздражение от всего происходящего. В какой-то критический момент оно обратилось к залу и сказало: «Ну, как будем голосовать — списком или в порядке поступления?»
После этого в зале возникла пауза и раздался голос Володи из задних рядов: «Поступления в университет?» Я помню, стоял просто гомерический хохот. Кажется, на этом всеобщем хохоте формальные процедуры и завершились. Напомню, что это был конец семидесятых годов — брежневское время со всеми советскими заморочками.
Таких шуток у Володи было множество, и мы их периодически вспоминали, когда пытались себя развеселить в совсем невеселых обстоятельствах.
Срывал плакаты и уважал факты
На старших курсах у него Володи образовалась компания приятелей — не только очень разговорчивых, но и любивших вместе выпить. Один раз они в общежитии университета крепко приняли на грудь и в таком экзальтированном состоянии пошли срывать по коридорам политические агитационные плакаты. Вышел большой скандал, их попытались выгнать из университета и кого-то выгнали, но так как отец Володи всех в университете знал, его отстояли, университет он окончил.
По логике тех лет биография его была испорчена для партийной и даже научной карьеры. Отчасти поэтому он и был безработным и прекрасно себя чувствовал. Поначалу совсем не хотел идти работать в какую-нибудь контору
Потом он все-таки согласился на настойчивые предложения Олега Добродеева и сначала работал в программе «Итоги» на РГТРК «Останкино», а потом они вместе перешли на создаваемый с нуля НТВ и постепенно стал одним из ведущих журналистов с абсолютно уникальной, узнаваемой, неподражаемой манерой исполнения — чуть задумчивой, совсем без внешних эффектов, отстраненной, с едва заметной иронией. Его юмор проявлялся во всем, в том числе, и в том, как он иногда рассказывал о происходящих политических событиях. Все это было на грани, почти незаметно, но те, кто понимал, что происходит, и знал героя, улавливал эту тонкую иронию и получал от этого отдельное удовольствие.
Плюс ко всему, всегда проявлялась квалификация профессионального историка, уважение к фактам и академическая точность в подаче материала. Он никогда не был диссидентом в чистом виде, по крайней мере в советское время, практически не участвовал в политической жизни во время перестройки и сразу после. Собственно, его политическая жизнь, переход в оппозицию случился после того, как разогнали НТВ. После чего он как-то очень резко, быстро перешел на позицию радикальной критики действующей власти и оставался на ней до последнего, работая на радио «Свобода», «Эхо Москвы», на других неправительственных масс-медиа.
Сейчас я думаю, что, в общем, у него получилась очень яркая жизнь, такая разноплановая и неровная, в которой невозможно проследить никакую поступательную линию, тем более ясную карьеру. Но он жил всегда свою жизнь, руководствуясь глубоко личным эмоциональным и интеллектуальным камертоном.
Судьба послала ему очень похожего на него талантливого сына, который своей политической деятельностью уже в этом веке затмил отца. Кара-Мурза старший им очень гордился и страшно переживал, поскольку был уверен, что на сына дважды было совершено покушение с попыткой отравления и только своевременное вмешательство честных врачей спасло его от неминуемой гибели. Избавившись от страха за себя, он жил последние годы в страхе за сына.
В общем, он прожил яркую, уникальную, хотя и о короткую жизнь — ему не было даже шестидесяти. Мы, его друзья детства, будем его помнить и любить, потому, что второго такого Володи больше не будет, сильного и бесконечно сомневающегося, упрямого и хрупкого, живущего в страхе, но научившегося этот страх побеждать.
Наверное, нет нужды говорить, что он был православный христианин, который практически никогда не говорил о своей вере – просто старался «жить не по лжи». Светлая память и Царствие Небесное покинувшему этот мир в день памяти его соименного святого князя Владимира – маленькая, но заслуженная награда!
Записала Оксана Головко